Люблю секретных агентов - Ирина Волкова

— Индейцы не грязные и не блохастые, — обиделась Адела. — Они потомки великой цивилизации, уничтоженной такими, как ты, жадными и корыстными бледнолицыми. Оскорбляя мой народ, ты оскорбляешь меня.

— Ну ладно, может блох у них и нет, но какое-нибудь кожное заболевание тут запросто можно подцепить, — настаивал Бобчик. — Почему вы не можете обойтись обычными магазинами? Далась вам эта барахолка!

— Шедевры доколумбовой эпохи, — сказала Адела.

— Смертельное оружие, — сказала я.

Бобчик поперхнулся кусочком кесадильяс и мучительно закашлялся. Я поспешно подлила ему минеральной воды.

Бобчик отпил из бокала, ещё немного покашлял и, наконец, успокоился. Когда он снова посмотрел на нас, его глаза выражали страдание.

— Какие шедевры доколумбовой эпохи? Какое смертельное оружие? — с тоской в голосе спросил он.

Адела обратила на меня свои прозрачные невинные глаза.

— Меня тоже интересует вопрос, что ты подразумеваешь под смертельным оружием, — заметила она.

— Как что? — я удивилась их непонятливости. — Естественно, оружие уничтожения. Вы что, американских боевиков никогда не видели? Что делают Псы Войны, оказавшись в чужой стране, где им угрожает опасность?

Бобчик и Адела уставились на меня с каким-то странным выражением лица. Никто из них и не подумал ответить на мой вопрос. Поэтому я решила ответить на него сама.

— Вооружаются! — для убедительности ткнув в потолок шампуром с остатками "Перуанского ассорти", многозначительно заявила я. — Чтобы противостоять психованному Фрэнку с его бандой итальянских мафиози, мы должны прежде всего вооружиться.

— И ты собираешься приобрести смертельное оружие на лимской барахолке? — сдавленным голосом поинтересовался Бобчик.

— А где же ещё? — удивилась я. — Или у тебя есть другие предложения?

— Ты что, всерьёз полагаешь, что на индейской барахолке запросто продаются автоматы "узи", гранатомёты и снайперские винтовки с калиматорным прицелом? — наконец обрёл голос Бобчик.

— А ты всерьёз полагаешь, что я стану таскаться по Лиме с гранатомётом? — в духе альдиного робота ответила я. — Чтобы меня посадили в тюрьму за незаконное ношение оружия?

— Ну, тогда я сдаюсь, — тяжело вздохнул Бобчик. — Просвети меня, тёмного, какое смертельное, но не запрещённое к ношению оружие, ты собираешься приобрести.

— Не знаю пока, — пожала плечами я. — Мало ли что там можно найти? Придётся ориентироваться по ходу дела.

— Но хотя бы в общих чертах ты не могла бы описать то, что собираешься купить? — настаивал Бобчик.

— Да хотя бы строительный отвес, — сказала я. — Привязываешь его к самой обычной верёвке, делаешь на конце верёвки небольшую петлю, надеваешь её на кисть правой руки, фиксируешь отвес и верёвку на запястье кольцом из широкой резинки, прячешь всё это под рукавом — и получаешь "гибкое копьё" — самое настоящее смертельное оружие.

Представь, например, что Фрэнк угрожает тебе пистолетом — а ты совершенно безоружен и вроде бы не опасен. Ты слегка встряхиваешь кистью и отвес оказывается у тебя в пальцах. Мгновенное движение руки — отвес вылетает из неё и ударяет Фрэнка в глаз или в лоб, ты дёргаешь за верёвочку левой рукой, и отвес снова у тебя, готов к следующему броску.

— О, господи, — простонал Бобчик.

— Но с отвесом ещё надо уметь обращаться, — вдохновившись, продолжала я. — Более простой вариант — купить напильник, и остро отточить им половину монетки. Такую монетку легко спрятать, зажав её между указательным и средним пальцами. Тебе потребуется только доля секунды, чтобы незаметным движением перерезать ею какую-либо артерию на руке, на ноге или на шее врага. Двенадцать секунд — и он мёртв.

Вообрази, что злобный мафиози из семьи Джианозо пинает тебя ногами, спрашивая, где находится золото Атауальпы, а ты корчишься и стонешь, прикидываясь "дохлым бараном". Тем временем ты незаметно достаёшь из карманчика в поясе штанов заточенную монетку, чик! — и перерезаешь артерию на внутренней стороне его лодыжки. Кровь бьёт фонтаном, мафиози орёт от ужаса, безуспешно пытаясь её остановить, а ты по-быстрому смываешься с места убийства.

Ещё можно с успехом использовать шило или лезвия для безопасных бритв. Сгибая их особым образом между большим и указательным пальцами, лезвия можно метать на расстояние до пяти метров, целясь в глаза или в шею. И всё, это, заметь, не считается оружием. А если учесть отравляющие вещества и химические бомбы, которые можно сделать из самых простых, продающихся повсюду ингридиентов…

— Хватит! — взмолился Бобчик. — Где ты только набралась всех этих ужасов?

— Если бы твой третий бывший муж тренировал спецназовцев, разведчиков и диверсантов, ты бы ещё не такого набрался, — гордо ответила я. — У него даже курс такой есть — использование предметов обихода и подручных средств в качестве орудия убийства. Более того, можно запросто прикончить человека вообще без использования подручных средств или ядов, и при этом на его теле не останется никаких следов, а патологоанатомы признают смерть от естественных причин.

— Извини, если мой вопрос покажется тебе несколько нескромным, — заметил Бобчик. — Тебе вообще приходилось кого-нибудь убивать?

— Только в мечтах, — сказала я. — И преимущественно издателей. Но ты не можешь отрицать пользу теоретической подготовки.

— Не могу, — вздохнул Бобчик.

— А ты не задумывалась о том, чтобы поменять профессию? — поинтересовалась Адела. — Говорят, киллеры сейчас неплохо зарабатывают.

— Душа не лежит, — ответила я. — Работа муторная и слишком хлопотная, да и подготовка убийства отнимает чересчур много времени. Ты бы стала таскаться за кем-либо по грязному московскому снежку и часами прятаться в подворотнях, выясняя распорядок жертвы?

— Ни за что, — помотала головой подруга. — Очень надо! Пусть этим мужики занимаются!

— Ладно, уговорили. Барахолка, так барахолка, — окончательно сдался Бобчик. — Пусть Псы Войны вооружатся по самые зубы! Только этого нам не хватало для полного счастья.

Бурлящая, как самовар, знаменитая лимская барахолка раскинула свои ряды в ста метрах от президентского дворца. Она благоухала и шумела, резала глаза пёстрыми красками традиционных индейских нарядов и ошеломляла разноцветьем самых невероятных товаров, выставленных на продажу.

Адела подпрыгивала от возбуждения, как юный фокстерьер, которого хозяин держит на коротком поводке. На каждом прилавке ей мерещились древние произведения доколумбова искусства. Ещё немного — и она утрёт нос знаменитым искусствоведам!

Бобчик вздыхал, брезгливо морщился, и старался на всякий случай ни к чему не прикасаться.

— Может, разделимся, — предложила я. — Поскольку нас интересуют совершенно несхожие вещи, мы будем только мешать друг другу.

— А ты не боишься остаться одна? — спросил Бобчик. — Вдруг здесь появится Фрэнк и нападёт на тебя?

— Насчёт этого ты можешь быть спокоен, — покачала головой я. — Если он где-либо и решится напасть на меня, так только не на барахолке. Ну так как? Встретимся через час на этом самом месте?

— Через два часа, — сказала Адела.

— И не здесь, а в баре через дорогу, — сказал Бобчик. — Там хоть пива можно выпить. Два часа в этом аду я не выдержу.

— "La Pava Vieja" — прочитала я вывеску над баром. — "Старая индюшка". Крутое название!

— Может, у хозяина бара в детстве была любимая ручная индейка, потом её зарезали, чтобы подать на новогодний стол, он страшно переживал, и теперь назвал бар в ей честь? — предположила Адела.

— Тебе бы романы писать, — отдала ей должное я. — От твоих версий прямо слеза прошибает.

— Ладно, я побежала, — чмокнула Бобчика в щёку подруга. — Меня ждут шедевры доколумбовой эпохи!

— А меня — смертельное оружие, — добавила я.

— Завидую вам, — грустно сказал Бобчик. — Меня ожидает только "Старая индюшка".

Когда через час пятьдесят минут я, более или менее вооружённая, вошла в "La Pava Vieja", двое посетителей бара и сам бармен внимательно смотрели на Бобчика.

Мой приятель сидел в самом углу бара лицом к стене, его стул был задвинут глубоко под столик, а локти спрятанных под столом рук ритмично двигались взад-вперёд с небольшой амплитудой. Я тихо прошла между столиков, и мне открылся бобчиков профиль. На его лице застыло слегка напряжённое и отсутствующее выражение. Он был настолько поглощён своим занятием, что не видел и не слышал ничего вокруг.

"Господи, что же он такое делает?" подумала я, с ужасом отгоняя пришедшую мне в голову мысль.

Похоже, бармен и посетители думали о том же самом, и выражение на их лицах было весьма и весьма странным.

— Привет! — наигранно весёлым тоном сказала я.