Люблю секретных агентов - Ирина Волкова

На салфетки он поставил плоские керамические блюда цвета охры, ловко разложил вокруг них приборы и расставил бокалы для вина и воды.

Себиче действительно оказалось превосходным, хотя на мой вкус в нём было слишком много перца.

Даунфолл щедро подливал мне лёгкое белое вино, и с каждым бокалом и ресторан, и Лима, и обаятельный сероглазый американец казались мне всё более привлекательными.

Действительно, чего я так расстраиваюсь из-за того, что Луис не приехал? Даже если бы он приехал, что бы от этого изменилось? Нас ожидало ещё одно болезненное расставание. Не знаю, было бы оно болезненным для него, но для меня уж точно. В нашей ситуации ничего нельзя было изменить. Он жил и работал в Боготе, а я в Москве.

Не то, чтобы я была против того, чтобы перебраться в другую страну, но только не в Колумбию. Для этого у меня был слишком развит инстинкт самосохранения. Кроме того, Луис и не предлагал мне переехать к нему. Конечно, он приглашал меня в гости, но в его устах это прозвучало скорее, как вежливая фраза при расставании.

Задумавшись, я совсем не слушала, что говорит Фрэнк.

— Эй, очнись! — он поводил рукой у меня перед глазами. — Ты опять заснула?

— Это от вина, — сказала я. — Я не привыкла так много пить.

— Пара бокалов вина — это для тебя много? — удивился Даунфолл.

— Их было больше, чем два, — с пьяной убеждённостью сказала я. — Когда-то я изучала математику.

— Представь себе, я тоже, — усмехнулся Фрэнк. — Я даже умею считать до тысячи.

— Да ну! — восхитилась я. — Я бы сейчас до тысячи точно не досчитала.

— А зачем тебе считать до тысячи? — удивился американец.

— И в самом деле, зачем? — согласилась я. — Пусть бухгалтеры считают.

Небольшой букетик романтичных лазорево-фиолетовых цветов, стоящий в центре стола в испещрённой сеткой причудливых трещинок керамической вазочке, закрывал от меня подбородок Фрэнка. Отблеск цветов превращал светло-серый оттенок его глаз в небесно-голубой.

Сейчас Даунфолл казался мне совсем не таким, как в самолёте. Его самоуверенность, самовлюблённость и внутренняя жёсткость сменились мягким юмором и внутренним покоем. Или таким его сделали мои воспоминания о Луисе?

Решительно, вино и лирические воспоминания настраивали меня на философский лад. Впрочем, точно так же на меня действовали визиты к дантисту. Каждый раз перед посещением зубного врача я всерьёз задумывалась о смысле бытия.

"Объективная реальность не существует", — подумала я. "Есть только наше представление о ней. Сейчас его глаза кажутся голубыми, но лишь потому, что в них отражаются лазоревые цветы. Проецируя на него воспоминания об ушедшим из моей жизни колумбийском полицейском, я занимаюсь самообманом. И что из того? Именно невинный самообман придаёт особую прелесть этой влажной летней ночи, этому маленькому рыбному ресторанчику, затерявшемуся на самом краю Южноамериканского континента. Сознательный самообман не опасен, если уметь, насладившись им, вовремя возвратиться к действительности."

— Хочешь, я отвезу тебя на дискотеку? — предложил Фрэнк. — Тебе нравится танцевать?

— Я обожаю танцевать, — сказала я. — Но только не в пьяном виде. Я отдавлю тебе все ноги.

— Думаю, что я это переживу, — улыбнулся Даунфолл.

— Туман исчез, или мне это только кажется? — спросила я. — И облака, вроде, рассеиваются.

— Погода здесь изменчива, — объяснил Фрэнк. — Бывает так, что в городе тихо, но ветер, дующий в верхних слоях атмосферы, разгоняет облака.

— Давай поедем на побережье, — попросила я. — Я ещё ни разу не гуляла по берегу Тихого океана.

— В Лиме нет океана. Если хочешь, я отвезу тебя в Кальяо. Это портовый город примерно в пятнадцати километрах отсюда. Там красивая набережная. Ты сможешь посмотреть на океанский прибой.

— Здорово, — обрадовалась я.

Вставая из-за стола, я пошатнулась.

— Э-ээ, да ты действительно пьяна, — усмехнулся Даунфолл, поддерживая меня под локоть.

Его прикосновение не было мне неприятно.

Набережная Кальяо тянулась на юг от старого порта, заполненного рыбачьими баркасами. На сером бетоне мола сушились сети, откуда-то из чёрных далей океана ритмично подмигивали рубиновые огни. Фрэнк объяснил, что это светит маяк на острове святого Лоренсо.

Вдоль берега раскинули пышные кроны столь обожаемые мною пальмы. Берег был каменистым, и в разноцветные плиты набережной глубоко врезались живописные остовы скал. Вздымая фонтаны белой кружевной пены, океанские волны с глухим шумом разбивались о бетон мола. В просветы между тучами выглядывала круглая мордочка луны.

Меня всё ещё пошатывало. Наверное, в этом было виновато не только вино. Сказалась и усталость после перелёта, и недосып, и смена часовых поясов.

Даунфолл поддерживал меня за талию, и мне было приятно чувствовать тепло его тела сквозь тонкую серебристую ткань платья. Оно странно и возбуждающе контрастировало с влажностью и прохладой ночного морского воздуха.

Вино в сочетании с переутомлением вызывали у меня волшебное обострение восприятия. Казалось, я чувствовала кожей ритмичное биение океанского прибоя. Оно было монотонным и ласкало, как руки опытного массажиста. Лунный свет окутывал меня прозрачной таинственной аурой. Ноздри подрагивали от ароматов растений и моря, и в этом пряном коктейле запахов я чётко выделяла уже почти выветрившийся тонкий букет дорогого одеколона и пряный запах гибкого натренированного тела американца. Он кружил мне голову и в то же время успокаивал.

— Ты не устала? Если хочешь, мы можем посидеть на скамейке, — предложил Фрэнк.

— Но они каменные, — возразила я. — Мне холодно сидеть на камне.

— Ничего. С этим мы как-нибудь справимся, — усмехнулся американец.

Я почувствовала, как его сильные руки поднимают меня в воздух. Он опустился на скамейку, и я оказалась у него на коленях, в уютном кольце его рук. Это было приятно, но начинало слегка меня беспокоить. Наши отношения как-то чересчур быстро переходили на излишне интимный уровень. Это меньше всего входило в мои планы.

Видимо уловив перемену моего настроения, Даунфолл внимательно посмотрел мне в глаза. Я тоже, быстро трезвея, уставилась на него. Его лицо неуловимо изменилось и стало таким же, каким оно было в самолёте — лицом охотника, привыкшего рассчитывать свои шаги и не допускать ненужных ошибок.

Я отражала его внутреннее состояние, как зеркало. У меня возникло специфическое ощущение, как перед рукопашной схваткой, когда одинаково подготовленные противники, не зная техники и тактики соперника, ещё не начав действовать, интуитивно оценивают друг друга, пытаясь угадать по почти незаметным движениям зрачков и подрагиваниям мышц, куда будет направлен первый удар.

Молчание слишком затягивалось. Я не хотела делать ход первой. Зрачки Фрэнка подрагивали, расширяясь. Губы слегка приоткрылись. За ними блеснула полоска ровных и крепких, ослепительно белых зубов. Я знала, что это означает, и продолжала ждать, сама не понимая, какого чёрта я начинаю вести себя, почти как Адела. С другой стороны меня терзало любопытство. По тому, как поведёт себя мужчина в подобной ситуации, можно очень многое сказать о его характере. На факты я полагалась больше, чем на интуицию. Интуиция могла подвести, факты — никогда.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? — спросил Даунфолл.

Почему-то мне снова вспомнился робот, с которым Альда беседовала о сексе. Я чуть не расхохоталась. Только его тут не хватало. Чувство юмора, как всегда, подводило меня в самый ответственный момент.

— А о чём, по-твоему, я думаю? — с трудом сохраняя серьёзный вид, поинтересовалась я.

— Расскажи, как ты предпочитаешь заниматься любовью? — не отводя от меня гипнотизирующего взгляда потемневших в сумерках глаз, произнёс он.

"Дежа вю", подумала я. "Чёрт бы побрал моё проклятое воображение!"

У меня перед глазами, как живая, промелькнула Адела, с восторгом повествующая о своей интрижке с икряным королём.

Я просто не смогла удержаться.

— В ванне, наполненной чёрной икрой, — радостно брякнула я, понимая, что окончательно угробила и без того стремительно увядающий романтический настрой.

Лицо Фрэнка перекосила странная гримаса. Его пальцы больно впились мне в плечи.

— Что ты сказала? А ну повтори, что ты сказала? — звенящим от ярости голосом произнёс он.

На мгновение я растерялась. Столь резкой смены настроения я никак не ожидала. Это было странно. Может, у него аллергия на чёрную икру? Или у него с ней связаны какие-то травмирующие воспоминания? Откуда взялась такая неадекватная реакция? Ну, ляпнула я глупость — и что особенного? Зачем же из-за этого так злиться?

— Я сказала, что мне нравиться заниматься любовью в ванне, наполненной чёрной икрой, — слегка растерянным голосом повторила я. — Эта была просто глупая шутка. Извини, если она тебя расстроила. Я и сама понимаю, что чёрная икра жутко воняет рыбой, и на самом деле мне бы и в голову не пришло валяться в ней. Так что прости меня и успокойся, пожалуйста. Ты делаешь мне больно.