Даг из клана Топоров - Виталий Сертаков

На поясе у нее висели три больших кожаных мешочка, доверху набитые снадобьями и секретными знахарскими предметами. Ноги в мохнатых башмаках колдунья поставила вплотную к огню. От мокрых башмаков повалил пар, но пламя словно обходило ноги колдуньи стороной. Хильда стала нарезать мясо, женщины передавали деревянные миски.

– Мы поможем… – Перед креслом склонились две женщины, жена Снорри Северянина и старуха, наложница Горма.

– Я не могу славить Фрейра, пока в доме есть волчья лапа, – пробурчала колдунья.

– Волчья лапа?! – Олав Северянин вздрогнул и переглянулся с женой.

– Он там… – Вельва ткнула черным пальцем в спальный закут.

Родичи прекратили жевать.

– Там никого нет, – попытался возразить Олав.

– Он там, волчья лапа. Чужое колдовство! – брызгала слюной Пиркке.

Сверкер откинул покрывала и вытащил на свет упирающегося Дага.

– Прости его, он еще несмышленый, – вступилась за младшего сына Хильда. – Мы не знали, что он там спрятался…

– Он смышленый, он очень смышшшленый, – колдунья пристально оглядела мальчика. – Не уводи его, пусть сидит. Ты боишься меня, мальчик?

Даг взглянул на отца. Олав кивнул – разрешил говорить.

– Я никого не боюсь! – тряхнул головой Даг. Опасность!

Впервые опасность была рядом, а не в далеких туманных снах! Но это была не опасность близкого лезвия, страх завораживал и притягивал.

– Слушай меня, Олав, и ты, Хильда из рода Северян… Я иду через все фиорды севера, иду через все заливы Большого Бельта…

– Через все заливы… – подхватили женщины.

– Иду по местам, где море налезает на море, а берег топчет берег…

– Где берег топчет берег…

– Я везу законную виру богов, чтобы поля заросли доброй травой, чтобы скотина нагуляла жира, чтобы рыба сама попадала в сети…

– Рыба в сети… – Помощницы колдуньи стали раскачиваться, причитая все громче.

Следом за ними стали раскачиваться все собравшиеся в зале. Вельва кинула в огонь щепотку тертых корешков, другие корешки растворила в чаше с элем. Чашу понесли по кругу, каждый делал по два больших глотка. Глаза у парней остекленели, многие девушки не могли дальше стоять на коленях, они бессильно опустились на циновки. Варево подействовало очень быстро.

– Иду по рудным залежам, иду по серебряным рудникам, иду по заячьим норам!

– По заячьим норам…

– Иду по животам брюхатых и животам нерожавших, веду невест плодовитых ванов!..

– Веду невест плодовитых ванов…

По кругу поплыл третий рог с пряным элем. Над очагом всплывали клубы ароматного сладкого дыма. Ноздри Дага трепетали, он покрылся испариной, сердце колотилось. Ему вдруг показалось, что вместо противной старухи он видит совсем другую женщину, молодую и красивую, темноволосую, с цветочным венком на голове. Женщина тянула к нему мягкие добрые руки, улыбалась и шептала… на чужом, но понятном языке…

Даг очнулся. Он лежал на шкуре, во рту было кисло, в голове плыл туман. Родичи доедали кабана, пир продолжался, хотя многие уснули. С дороги доносился перестук колес, хускарлы возвращались с полей. Довольные идолы заглядывали в дом круглыми голубыми глазницами. Пиркке крепкой рукой ухватила мальчика за волосы, указала на его голую макушку.

– Олав, откуда у него это?

– Это… это было всегда, – отец облизал пересохшие губы.

Впервые Даг увидел, что огромный кузнец робеет! Его отважный отец, с одного удара умевший заколоть быка, робел в присутствии финской ведьмы!

– Олав Северянин, я знаю тебя давно, – вельва не посмела притронуться рукой к метке. – Ты был хорошим хускарлом на службе конунга Бьерна. Ты собрал знатную добычу в Ломбардии и вернулся домой героем. Но на сей раз ты взял добычу не по силам. Это ведь не твой сын?

– Мой… я взял его в дом, – Олав запнулся.

– Наверняка ты заметил, что он не любит пасти коз?

– Да… не слишком он с ними ладит. Козы боятся его… даже бык сторонится.

– Ты повесил ему на шею молот Тора, но ему нравится драться, а не махать кувалдой? – проницательно заметила гостья.

– Да, это так… Он сильный и изворотливый, он лупит всех мальчишек.

– Наверное, он любит быть один? Он кричит во сне на чужом языке?

– Откуда ты знаешь? – Хильда прикусила язык. Родители переглянулись. Обоим пришла на ум одна и та же мысль – наверняка Харек Меняла подослал вельву с дурным умыслом.

Пиркке помрачнела. Даг переводил взгляд с отца на мать.

– Что у него на шее? Зуб?

Даг схватился за свою единственную реликвию. Несмотря на гнев отца, он ни в коем случае не желал расставаться с драконьим когтем.

– Я даже не притронусь, – пообещала старуха. – Просто покажи мне. Угу… Ты знаешь, мальчик, чей это коготь?

– Это с лапы самого страшного дракона Фафнира, – заважничал Даг. – Его победил Сигурд Вальсунг…

– Это коготь горына, – отрубила вельва. – Такие здесь не водятся. Эти твари водились на востоке Гардара, их давно перебили. Откуда он у тебя?..

– Мой брат Свейн Волчья Пасть возвращался с торговым фелагом из земли вендов, – отец заговорил шепотом, но Даг все равно слышал. – Свейн подобрал малыша далеко отсюда, в устье Малого Бельта.

– Твой сын сам стоит на ногах, но до сих пор прячется в постели матери?

– Он еще мал, чтобы отдать его в обучение, – торопливо, словно извиняясь, заговорил Олав. – Многие говорят, чтобы я отвез его к жрецам в Упсалу…

– Духи саамов зовут его, – задумчиво произнесла вельва. – Я вернусь через год… Или через два. Если ты дашь мне эре серебра за каждый месяц, я возьму твоего сына с собой. Я верну его к месяцу Жатвы и снова заберу на год. Я отвезу его к святилищам саамов. Решай, у тебя есть время. Меня ждут на следующей ферме. Если я не ошиблась… ты получишь свой гельд вдвойне.

– Ты хочешь забрать его в свою страну?

– Чтобы он стал тем, кем должен стать. Он вернется великим чародеем.

От этих слов сердце Дага замерло, а затем заколотилось еще сильнее. Такого невероятного предложения он не ожидал. Это не то что колотить топором на верфях тетушки Ингрид или махать кнутом, разгоняя стада овец! Хотя, с другой стороны, как же тогда попасть в дружину к дяде Свейну?..

– Но… я хотел взять его с собой на девятилетний Дизаблот в Упсалу, – продолжал гнуть свою линию Олав.

Пиркке Две Горы задумалась.

– Это еще не скоро…

Старую Упсалу ей приходилось навещать не раз. Но некоторые года были особенными. Лишь раз в девять лет в золотом храме Упсалы проходило Великое жертвоприношение. Окруженный золотой цепью, храм открывал двери для каждого, ярлы и простые бонды приносили горы подарков, жрецы выносили трон со статуей Одина, а священную рощу наполняли крики жертв. Пиркке Две Горы сама была не прочь посетить таинство, ведь ждать следующего предстояло девять лет! А это так завораживает – наблюдать, как на деревьях будут развешивать по девять трупов существ мужского пола: людей, псов, коней… Во время церемонии кровь польется рекой, золотые цепи будут блистать на солнце, на горах вокруг храма задымят костры…