Даг из клана Топоров - Виталий Сертаков

Одноногий Горм затянул старинную свадебную драпу, помогая себе на лире, музыканты и хмельные гости тут же подхватили напев. Сестры хихикали и говорили, что дядя Сверкер, самый молодой из Северян, влюблен в пухлощекую красавицу Туве, но Даг в такую глупость никак не мог поверить! Явился Олав под руку с супругой. Хильда всем показалась очень красивой, Даг сразу понял, что мать гораздо красивее нарумяненной «невесты». И уж точно мама была гораздо красивее Унн, пышнотелой молодки, которую отец купил у тетки Ингрид. Трелли на поле шептались, что старший Северянин берет себе очередную наложницу, потому что остыл к Хильде, но сегодня все видели, что это неправда. Мать Дага всех затмила, и слегка пьяный Олав смотрел на нее влюбленными глазами.

А Сверкер смотрел только на Туве, дочь Грима Большеухого.

Девушки собрали хозяйке белые косы в пучок, нарядили в шелковое платье, которое одно стоило четверки быков. На плечах и груди Хильды платье удерживали три громадные золотые броши, под ними на цепочках и ремнях позвякивали связки ключей и мешочки со всяким хозяйским инструментом. Когда Даг был маленький, мама позволяла ему копаться в этих захватывающе интересных вещах. Она всюду носила при себе щипчики, иголки, маленькие фибулы, гладильные оправки и прочие занимательные мелочи. Никто из женщин клана Северян не мог похвастать такой обильной хозяйственной коллекцией…

Но теперь Даг подрос и больше не просился к маме на колени. Вместе с другими детьми ему разрешили тихонько сидеть позади, во втором ряду, и оделили целой миской моченых яблочек.

Тем временем парни расставили два десятка свечей, развесили на столбах светильники. Девушки внесли из кухни первую перемену блюд – жареную баранину в тмине, пшеничную кашу с фруктами и копченого лосося. Поползли по кругу рога с элем и медовухой. Ради приезда Фрейра хозяйка не поскупилась, достала из тайного сундучка особо ценные рога, в золотой оправе с рубинами. Эти рога зубра добыл в викинге еще дед Хильды, из каждого полагалось пить паре – мужчине и женщине.

С хохотом гости следили, как очередная пара, захлебываясь, вливала в себя полный рог. Тем временем гости помоложе прямо в зале устроили борцовские состязания. Парни сражались сидя, голыми руками старались спихнуть друг друга на горячие угли, и, когда это удавалось, вопящего неудачника встречал очередной взрыв хохота.

Сверкер угощал сладкими ягодами «невесту». Туве визжала и отмахивалась. Даг на их шуточки не обратил бы внимания, если бы не странное поведение одного из гостей. От этого красивого седого мужчины ощутимо пахло злостью. Сидел он чинно на своем месте, вместе со всеми поднимал заздравный кубок, кольца блестели на его холеных пальцах. Его злость Даг ощущал примерно так же, как неизбывную тоску волка Каласа.

Этот человек ненавидел дядю Сверкера. И очень похоже, что за компанию он ненавидел всех Северян.

Глава шестая

В ней Олав Северянин хочет мира, а веселье по вине Дага заканчивается крупной неприятностью

«Свадьба» продолжалась, веселилась и буянила. Жирные искры взлетали над очагами, холопы не успевали подавать дичь и рыбу.

Первым сказал речь «посаженный отец невесты», его все узнали, несмотря на накладную бороду и густо подведенные глаза. Это был ландрман Торстейн, самый богатый и уважаемый человек херада. Он сказал, что Фрейр наверняка пошлет в будущем году Северянам богатые всходы, тучные стада и много дичи. Из рога с ним охотно выпила его супруга, и гульба понеслась с новой силой.

Произнесла свое слово Хильда, поклонилась истукану и гостям за оказанную милость. Ведь что может быть почетнее столь дорогих гостей? Ну разве что визит самого конунга Эйрика! Всем известно, что королевская дружина всю зиму разъезжает по стране, но гостит в усадьбах побогаче…

Сестры Дага забыли про малину, про кашу с кусками фруктов и орехами, они подпрыгивали и раскачивались в такт веселым песням. Раскрасневшиеся от жара очагов трелли внесли новую смену блюд – печеных гусей в горчице, рыбу в топленом масле, творожные пироги. Откупорили следующий бочонок с медом, теперь глаза заблестели не только у хозяев, но и у всех работников.

С ответным словом выступил Олав Северянин, он подарил «невесте» бобровые меха и связку черных лисиц, а самому Фрейру надели на шею толстую серебряную гривну. С музыкантами приехал известный скальд, служивший при упсальском дворе конунга-жреца. Скальд так красиво запел стихи, что авторитет одноногого Горма едва не пошатнулся. Плаксивую драпу о неудачной любви бога Фрейра подтянули беззубые старушки. После выпитой бражки у них самих потекли слезы, и музыкантам срочно напомнили, что надо веселиться и радовать компанию.

Следующий рог поднял тот самый человек, имени которого Даг не запомнил. Но лучше бы этот красивый седой мужчина не заезжал в этот день на двор. Возможно, это спасло бы всех от долгой цепи жутких событий. А возможно, ничего бы не изменилось. Как сказал гораздо позже старый Горм, от судьбы не уйдешь, сколько ни задабривай богов! Так или иначе, седой приехал издалека и, добровольно охраняя «невесту» Фрейра, имел на то свои причины. Он поднялся с полным рогом и сказал красивые стихи за здоровье Олава и его семьи:

Пусть послушны будутЖернова и плугиВласти вашей вечнойСредь державы свеевКонунгов опораРод могучих бондовЗверя и пределыДержит повеленьемКаменной десницыРадуясь соседствуСредь зимы и летаВоспоем мы драпу…

После этих слов братья Северяне поднялись и в ответных стихах пожелали всего самого лучшего, попутно пригласив гостя из Бирки заезжать со всей семьей. В силу возраста Даг был одним из немногих трезвых и потому снова заметил взгляд, каким незнакомый гость оглядел младшего кузнеца. А раскрасневшийся Сверкер подсел ближе к губастой Туве, подкладывал ей куски повкуснее, о чем-то смешном рассказывал. Девушка смеялась, но старалась вести себя скромно, все же сегодня она была такой важной персоной…

Нехорошо смотрел гость, ой нехорошо!

Будь Даг немножко постарше, он шепнул бы матери, что, судя по всему, есть у липко-сладкого гостя свои виды на молодку Туве, не для себя, так для сына небось старается, и Сверкера не худо бы предупредить… Но сказать всего этого малыш еще не умел, он мог только остро чувствовать любовь и ненависть, витавшие над жаркой трапезой.

И замечал Даг, как всегда, много лишнего, чего лучше было бы ему не замечать. Он слышал, как Олав вышел облегчиться, а за ним словно невзначай выскользнул этот противный седой бонд в пурпурном плаще. Говорили они нехорошо.