Новый мальчик - Тови Дорин

— Зажги картон!

(Картон жгут в дымарях, но я не могла сообразить, где его искать и как быстро зажечь, когда найду.)

Вместо этого я смяла пару газет, бросила их на лужайку у стены, подожгла и крикнула, чтобы Чарльз пробежал по дороге и повис на стене. Он так и поступил. Стена защитила его от огня, а дым прогнал рассерженных пчел… Но это далеко не было счастливым концом.

Я отвела Чарльза на кухню и извлекла жала. Десять из запястья, где задралась перчатка, когда отказал дымарь, четыре из другого запястья и по одному из обоих колен — он для этой работы надел самые старые из своих рабочих брюк, все в прорехах. И пока он объяснял, что чувствует себя не очень, но должен вернуться, потому что улей лежит разобранный, в парадную дверь постучали, и, открыв, я увидела одну из наших соседок, славившуюся своей вежливостью — ей крайне неприятно беспокоить нас, сказала она, но ее ужалила наша пчела.

В голову, сказала она. Когда она заворачивала за угол. Не буду ли я так добра извлечь пчелу из ее волос?

Волосы у нее оказались очень густые, и я не сумела найти чертово насекомое. Кинулась назад в дом, схватила в ванной полотенце и терла ей голову как бешеная, пока пчела не выпала, а тогда выдернула жало и полила укушенное место раствором соды, которым лечила Чарльза.

Потом извинилась — мы сейчас в некоторой запарке, и она ушла, а из-за угла выскочил Чарльз, говоря, что Должен вернуться к своим Пчелам, и тут… честное слово, это была настоящая сцена из древнегреческой трагедии! Он неожиданно опустился на колени и растянулся поперек крыльца.

Естественно, это было результатом множественных пчелиных укусов. На некоторых людей они действуют сильнее, чем на других. Меня ни одна пчела не ужалила, но я все равно была уже в полуобмороке. Я помогла ему встать, почему-то считая, что обязательно должна отвести его на кухню, хотя почему мне так казалось, до сих пор не понимаю. И вот мы побрели вокруг коттеджа, словно пара раненых солдат. До кухни мы добрались, но это ничему не помогло, так как Чарльз немедленно испустил долгое «ууууу» и снова упал в обморок рядом с холодильником.

Кое-как я водворила его в кресло в гостиной, положила его ноги на стул и дала ему выпить виски. Я знала, что оно не слишком полезно для его язвы, но мне помнилось, что я где-то читала, как ковбоя укусила гремучая змея и его отпаивали виски, а кроме того, я читала, что пчелиный яд сродни змеиному. Однако победа осталась за язвой Чарльза — он тут же объявил, что его тошнит. А потому я поставила возле него ведро, увела Аннабель с обочины дороги, где она паслась, проверила, что стекла в машине подняты — там спали кошки, а к этому времени вокруг было полно раздраженных пчел, — и бросилась исполнять просьбу Чарльза найти кого-нибудь, кто мог бы собрать улей.

Нашла я его с четвертой попытки. Знакомый Чарльза отсутствовал. Другой пчеловод, до которого я дозвонилась, не имел машины… то есть он сказал, что у него ее нет. А человек, который в конце концов пришел, оказался председателем местной ассоциации пчеловодов, и, судя по тому, как изогнулись его губы, когда он увидел Чарльза, возлежащего на кресле с ведром под рукой, и выслушал историю его злоключений, нам несомненно предстояло в ближайшем будущем стать темой впечатляющей лекции о том, Как Не Быть Пчеловодом.

Я окончательно укрепилась в этом убеждении, когда он вернулся и возвестил, что пчелы вовсе не собирались роиться — никаких признаков маточников, больших ячеек для цариц. А затем осведомился, каким способом Чарльз зажигает дымарь? (Он подобрал это приспособление на своем пути туда и понял, что в нем крылась причина всех бед.)

Снизу, сообщил ему Чарльз умирающим голосом. Ну и, конечно, зажигать его полагалось сверху, но Чарльз купил дымарь вместе с пчелами, и никаких инструкций к нему приложено не было.

— Ну, в следующий раз все получится, — сказал специалист на прощание.

А когда он ушел, Чарльз сказал, что никакого следующего раза не будет. От пчел надо избавиться, и поскорее.

Однако в пчелах есть что-то такое-эдакое. К четырем часам, когда Чарльз поправился настолько, что смог выпить чашку чая, он решил пчел оставить — пусть опыляют фруктовые деревья, но подходить к ним он больше не собирается. К шести часам… ну, возможно, он иногда будет подниматься туда и наблюдать за ними, но к улью и на десять шагов не подойдет. К семи часам он уже собирался опять заняться пчеловодством всерьез, но только прежде побывает у врача, проверит, нет ли у него аллергии на пчелиные укусы.

Конечно, к врачу он не пошел. На следующий день он заявил, что в жизни не чувствовал себя так хорошо — укусы, очевидно, пошли ему на пользу. Вот почему на следующий день мы так перепугались, когда он был снова укушен.

Видимо, пока он в саду наблюдал за пчелами, одна заползла ему под рубашку, а оттуда под пояс брюк, а затем — через добрых десять минут после его благополучного возвращения, когда он собирался уже выпить чаю, — она провалилась в брюки и негодующе ужалила его в живот.

Тут он не сказал, что пчелиные укусы идут ему на пользу.

— Опять они до меня добрались! — закричал он, вылетая из кухни. — Быстрее, — это даже хуже, чем вчера!

Тут он ошибся. Укус был один-единственный. Правда, место оказалось очень болезненным. Но Чарльз прыгал и вопил, а меня охватила паника — что, если у него все-таки аллергия и этот укус окажется роковым? У меня возникло чувство, что беды гоняются за мной по пятам.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Выжить Чарльз выжил, но ведь прежде, чем счесть сезон благополучно завершенным, предстояло еще забрать мед, а, судя по тому, что я слышала, эта операция была самой рискованной.

Процедура такова: вечером в сумерках вы отправляетесь к улью, снимаете крышу, вынимаете (накрыв тряпкой, чтобы пчелы не вылезли) рамку или рамки, с которых хотите получить мед, а на их место кладете деревянную крышку со своего рода аварийным люком. Затем рамки водворяются на место, как и крыша, и вы удаляетесь на цыпочках. Идея заключается в том, что за ночь пчелы, работавшие в рамках, спустятся через люк в гнездовой корпус, где теоретически и останутся, поскольку люк открывается только вниз. И вот на следующий день вы сможете, если пчелы пойдут у вас на поводу, вынуть рамки (уже без пчел, но, будем надеяться, полные меда), отнести их домой и на досуге извлечь мед.

Но только, предупреждали нас друзья, извлечением следует заниматься в абсолютно пчелонепроницаемой комнате. А потом уничтожить все следы этой операции, не то пчелы накинутся на вас похуже ос. Вот они как-то извлекали мед на кухне. Закрыли все окна и двери, а также в оранжерее за кухней, и считали, что обезопасились вдвойне. Однако в одном стекле оранжереи была малюсенькая дырочка. Всего в дюйм в поперечнике высоко в углу, однако пчелы отыскали ее, точно индейцы-следопыты. И когда они оторвались от своего занятия, рассказывали наши друзья, им показалось — будто они в аквариуме. Тысячи пчел в оранжерее буквально плавали перед окном кухни, разъяренно поглядывали на них и искали хоть малюсенькую дырочку.

Ну, они-то со всем справились. Они же опытные пчеловоды. Укус-другой для них пустяки, да и пчелы у них спокойные. Ну, правда, не в тот момент. Однако, чтобы усмирить их, требовалось покурить дымом да выставить пустые рамки в сад — пчелы очистят их от всяких следов меда, улетят с ним в улей, и все вернется на круги своя.

У нас, однако, дело обстояло по-иному. Не только мы не были опытными пчеловодами (я, собственно говоря, принципиально вообще пчеловодом не была), но Чарльз подозревался в аллергии на пчелиные укусы, а наши пчелки были особо раздражительными. И не просто так считала я. Оказывается, пчелы разнятся в темпераменте в зависимости от места происхождения не хуже людей. Австрийские и кавказские пчелы, например, настолько покладисты, насколько возможно для пчел; черные, или английская разновидность, упорные работницы и вылетают даже в самые пасмурные летние дни… на их кротость полагаться можно не всегда, сообщает справочник, но в них нет злобности кипрской и сирийской разновидностей. Кипрские и сирийские действительно находятся у отрицательного полюса, а наши, как следовало из справочника (можно было бы заранее предвидеть!), были, несомненно, сирийскими. Черно-желтые полосы работают как бешеные, пока светит солнце, но, видимо, утрачивают желание работать в пасмурные дни в отличие от флегматичных английских черных (вот-то отличный материал для исследователей среды и наследственности!), а к тому же, как ни жаль, крайне раздражительны и трудны в обращении.