Противоядие от алчности - Кэролайн Роу

— Так, может, вы доставите нам удовольствие, исполнив одну-две песни? — спросил Беренгер. — Мы будем рады, если вы поможете нам развеять дорожную скуку.

Взрыв аплодисментов возвестил о конце песни. Они сделали паузу, чтобы глотнуть вина и промочить пересохшие глотки.

— И куда ваша жажда знаний повлечет вас завтра? — спросил епископ.

— Дальше по дороге в Барселону, все зависит от того, сколько мы успеем пройти до наступления ночи, — сказал Андреу.

— Тогда я предлагаю вам присоединиться к нам, — живо предложил Беренгер. — Ваши песни и веселая беседа значительно скрасили бы нашу поездку, а взамен мы с радостью поделимся с вами своими скромными запасами.

— Это была бы большая честь для нас, — сказал Фелип.

— Не может быть ничего лучше, — добавил Андреу.

Дворецкий у лестницы, словно растерявшийся олень на опушке, стоял, разглядывая аббатису монастыря Святого Даниила, сестру Марту и заблудшую монахиню, сестру Агнет. Стражник, который должен был всю ночь следить за сестрой Агнет, невозмутимо стоял рядом.

— Но это не тюрьма, госпожа, — сказал дворецкий. — Обычно мы не запираем наших гостей в их комнатах.

— Мне не важно, принято это у вас или нет, — сказала аббатиса. — Меня интересует, возможно ли это?

Дворецкий на мгновение задумался.

— Да, — ответил он, — это возможно. Но единственная комната с соответствующими приспособлениями не годится для дамы ее положения.

— Ей придется примириться с неудобством, — сказала аббатиса. — Около двери будет стоять охрана с ключом. — Она повернулась и вместе с сестрой Мартой направилась к отведенным для них комнатам.

— Мне не впервой ночевать, подпирая стену, — философски заметил стражник.

— Я принесу вам что-нибудь, чтобы вы могли лечь и не страдали от холода и неудобства на холодных камнях, — пробормотал дворецкий.

— Зачем вы пригласили этих двоих ехать с нами? — спросил Франсес, когда они направлялись к отведенным им комнатам, самым роскошным, какие только были в замке.

— Да, ваше преосвященство, — тихо произнес Бернат. — Я тоже хотел задать вам этот же вопрос. Я не доверяю им, — продолжил он. — Вернее, не вполне доверяю.

— Вы полагаете, они представляют угрозу для нас?

— Нет, — честно ответил он, — не угрозу. В лучшем случае это обычные менестрели или обманщики с хорошо подвешенными языками.

— Ну что ж, — сказал Беренгер. — Полагаю, они вряд ли попытаются украсть наши кошельки. Выглядят они довольно безобидно и, скорее всего, зарабатывают, как умеют. В самом худшем случае, может быть, понемногу мошенничают, если понимают, что это сойдет им с рук, и все. Их умение вполне оправдывает потраченную на них еду. Вы заметили, что произошло с нашими спутниками, когда они пели?

— Ничто не произошло, — ответил Бернат. — Все сидели и слушали, а затем и начали петь вместе с ними. Этого и следовало ожидать.

— Именно поэтому я и пригласил их присоединиться к нам. Я не люблю путешествовать с людьми, которые раздражают друг друга. Это делает поездку утомительной, а порой и опасной. Даже слуги пели вместе с ними, вместо того чтобы бросать друг на друга свирепые взгляды. Доброй ночи, друзья мои. Пусть Господь пошлет вам приятные сны.

Дождь стучал по крыше замка до самого рассвета. Ветер завывал в трубах и пытался сорвать ставни. Немногим в замке удалось отдохнуть. Только стражник возле запертой двери комнатки сестры Агнет привязал один конец веревки к ручке запертой двери, другой — к своему запястью и расположился на отдых. Дворецкий принес ему толстый и мягкий тюфяк, и он спокойно заснул. В большом зале Юсуф растянулся на тюфяке возле своего хозяина и крепко заснул, как уставший ребенок. Конюхи и слуги, которых расселили в конюшнях и хлевах, устроились даже лучше, чем их хозяева. Каменные стены служебных помещений были столь же прочными, как и стены замка, и они, как Юсуф и стражник, были слишком утомлены, чтобы обращать внимание на непогоду. Тепло, исходящее от животных, согревало тех, кто спал на сеновале, и грело лучше, чем дюжина каминов, в которых завывал холодный, сырой ветер.

Другим повезло меньше. Лежа в маленькой комнате вместе с матерью и Наоми, Ракель слушала шум ветра и стук дождя. Она молилась, чтобы ей разрешили остаться дома и не выходить замуж. Затем она припомнила выражение страдания на лице Даниеля прошлым вечером и воскресила в памяти те времена, когда он думал, что она грустит, и старался вызвать улыбку на ее лице своими веселыми шутками. Она несколько изменила молитву — теперь она звучала как «пока не выходить замуж». Епископ также не мог заснуть. Его устроили в личных покоях владельца замка, но он был слишком утомлен и озабочен. Долгие часы, до самого рассвета, он напряженно вглядывался в будущее.

Мулов подвели к крытым повозкам. Под туманной пеленой моросящего дождя пешие и всадники собрались во внутреннем дворе, готовые отправиться в путь. Угрюмо натянув капюшоны, все ждали Беренгера, чтобы попрощаться с хозяином замка. Наконец раздался звук его шагов по лестнице. Он спустился во двор и сел в седло.

— Мы немедленно отправляемся, — энергично произнес он, и его мул, как и его хозяин, готовый немедленно отправиться в путь, сразу перешел на рысь.

Над ближайшим холмом стена дождя казалась уже светлее, и облака начали расходиться. Появился ветерок. На горизонте проглянуло голубое небо.

— Я думаю, — бодро заметила Ракель, ни к кому конкретно не обращаясь, — что сегодня будет прекрасный день.

— Я промокла до костей, — сказала ее мать. — Ветер такой противный и холодный.

— Солнце и ветер помогут тебе высохнуть. Ты тоже промок, отец?

Исаак не ответил.

— Отец. Ты промок?

— Промок ли я? — с удивлением спросил он. — Я не чувствую. Я думал сейчас, что эта погода очень вредна для колена его преосвященства, Ракель. Наверняка после вчерашнего долгого переезда он ощущает сильную боль.

— Не слишком легко сидеть на муле в течение нескольких часов, — заметила его дочь. — Ты же знаешь, что колено епископа идет на поправку. Почему это тебя так волнует?

— Ах, Ракель, ты не понимаешь, — с сожалением сказал Исаак. — Это скука, моя дорогая. Я не привык, что у меня только один пациент, и к тому же такой крепкий, как его преосвященство.

— Возможно, можно было бы убедить некоторых слуг заболеть, чтобы тебе было приятнее, — резко вставила Юдифь.

— Ты права, Юдифь — сказал Исаак, принимая ее замечание как упрек. — Я должен быть благодарным за возможность отдохнуть от работы. Даже если не я сам это устроил. К сожалению, я не чувствую удовлетворения от подобного положения, хотя я не хотел бы, чтобы кто-то заболел, дабы удовлетворить свое стремление к полезной деятельности.

Скучавшую Ракель не интересовало, весело ли ее родителям или нет. Она вздохнула.

— Интересно, когда мы увидим море. Когда, по-твоему, мы увидим его, мама?

— Я не знаю, Ракель — ответила мать. — Я не каждый день езжу по этой дороге. Но единственное, что я могу сказать точно, так это то, что ты начинаешь напоминать своего маленького брата в дождливый день.

— Полагаю, это произойдет приблизительно в обед, госпожа Юдифь, — сказал старшина стражников, который нагнал их и теперь двигался рядом. — Из-за дождя, грязи во дворе конюшни и всеобщего плохого настроения мы двигаемся медленнее, чем планировали.

И в этот момент над их головами через завесу облаков пробилось солнце. От группы, двигавшейся впереди них, донесся высокий звук.

— Послушай! — сказала Ракель и посмотрела вперед.

Андреу и Фелип шли во главе процессии, окруженные группой поклонников. Андреу наигрывал веселый танец на своей дудочке, а Фелип вторил ему на ребеке.

— Это Андреу, отец, он играет на дудочке. А один из парней танцует.

Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.

— Почему сегодня мул епископа под седлом?

И действительно, мул епископа, с лоснящейся шкурой, оседланный и с уздечкой, отделанной изящной бахромой и серебряными заклепками, уверенно вышагивал позади телег. Его вел в поводу специальный конюший, которому была поручена забота об этом животном.

— Неужели? — заметил Исаак. — Вероятно, его преосвященство раздражен нашим медленным продвижением и к тому же чувствует себя лучше.

Крик, раздавшийся от головы процессии, прервал игру музыкантов. Поваренок из свиты епископа замахал руками, указывая на обочину дороги.

Беренгер ударил своего мула каблуками, понуждая того перейти на быструю рысь, и обратился к капитану охраны.

— Что случилось, капитан?

— Там, на обочине, лежит человек, ваше преосвященство, — ответил капитан. — На пригорке, справа от дороги. Конюх, который пошел посмотреть, говорит, что он жив, но тяжело ранен.