«Рубин» прерывает молчание - Богдан Петецкий

Я повернулся и без слов двинулся в сторону желоба. Перед восхождением на противоположную стену ущелья, я подождал нашего доходягу и помог ему одолеть колонну. Иначе говоря, я выпихнул его наверх, как мешок. Наклонную полку он одолел уже собственными силами.

— Садитесь, — утешился Фрос, когда мы показались на краю цветной стены.

— Дальше, — буркнул я, не глядя в сторону тяжело дышащего чужака. Тот послушно подошел к вездеходу, сжал ладонями край борта и неуклюже подскочил. Он попробовал снова, с большим размахом, отбился животом от ограждения и обязательно полетел бы на спину, если бы Фрос не схватил его за руку и мощным рывком не втянул в кабину. Пришелец с Третьей окинул его взглядом, в котором отразилось удивление.

Я же пожал плечами и одним броском оказался в кресле.

— Почему ты сказал… — неуверенно начал Фрос, — то-есть откуда ты знаешь, что он считает нас…

— Поезжай, — холодно прервал я его. — Сам говорил, что Мота ждет. Здесь нам нечего больше делать… и говорить, — добавил я.

Он секунду приглядывался ко мне с нескрываемым неудовольствием, потом вздохнул, наклонился и включил двигатель.

Все расстояние, отделявшее нас от побережья, мы проехали в молчании. Это было недолго. Жители Альфы сели, а точнее свалились на расстоянии неполных шестидесяти километров от базы. Если бы они шли по пеленгу, то не показали себя с лучшей стороны, как навигаторы. Впрочем, так или иначе, они разбили корабль. Трудно поверить, что после всего этого они смогли не только достичь места назначения, но вдобавок захватить оберегаемую автоматами станцию. Даже если ее экипаж как раз куда-то отправился.

Фрос вызвал Моту. Ответ пришел тотчас.

Связь, которая по неведомым причинам прервалась по соседству в горах, снова действовала исправно.

Моте особенно нечего было нам сообщить.

Он сказал, что у него все в порядке и добавил, чтобы мы подогнали вездеход, если не хотим опоздать к ужину.

Упоминание об ужине было ко времени. Мы оба с Фросом с утра во рту не имели ничего. Видимо, это пришло в голову не мне одному, так как вездеход внезапно увеличил скорость. Береговая линия океана внезапно выросла на глазах. В глубине, там, где водное пространство искривлялось, переходя в стену шара, маячили темно-розовые тени туч. Благодаря нам в пейзаже произошла перемена, словно мы внезапно увидели что-то знакомое и поэтому, наверное, я подумал, что возвращаемся домой.

Трансор, в котором мы покинули станцию, не ожидал на пляже. Его мрачный угловатый корпус торчал, пришвартованный к галерейке, тут же у ступеней, сходящих к воде. И однако, дверца люка тут же приоткрылась, мы увидели знакомую фигуру в светлом скафандре. Через минуту мы уже сидели на панцире, держась за торчащие из башенки, ручки. Я расположился так, чтобы лишить чужака доступа к воде. Я не забывал, что он чувствует себя в ней, как мы на прогулке на тихом курорте.

В кабину я вошел последним. Глянул на Моту, который уже успел раздеться после возвращения с галереи и без раздумья сбросил шлем. Я глубоко вздохнул и только тогда подумал о наших непрошенных гостях.

Они сидели в креслах, придвинутых к длинному полукруглому столу. Перекрещивающиеся на их груди ремни были крепко сцеплены за спинами, но руки у них оставались свободными. На столе перед ними стояла пустая посуда. Жилось им не худшим образом!

Я пригляделся к их лицам. Они изменились. С них отступила бледность, они казались более здоровыми и полными. Глаза у них ожили. Все трое имели густые темные волосы, спадающие на воротники комбинезонов. Ни у одного на голове не было шлема. Дышали кислородом.

— Ага, — буркнул Мота, перехватив мой взгляд, — это им было необходимо. И это, — он указал на пустую посуду.

— И все же, — бросил я, — я читал когда-то о парнишке, которого воспитали волки и который очень гордился тем, что является одним из них. А потом не мог жить ни в лесу, ни среди друзей. А ведь даже волки дышат тем же кислородом, что и мы…

— Не всегда, — услышал я тихий голос за своей спиной. Без особой охоты я повернулся и встретил взгляд того, который сопровождал нас в дороге до их корабля. — Не всегда, — повторил он. Его лицо по-немногу приобрело цвет. В глазах появилась тень улыбки.

— В ракетах вы дышите, например, почти чистым кислородом. Если бы не это, наша система была бы до сих пор необитаемой.

— Жаль, — резко сказал я, — что об этом не подумали раньше. Без вас тут могло бы быть очень неплохо!

— Ты так думаешь? — спокойно спросил один из чужаков, сидящих за столом. — Не знаю. Считаю, что человеческая мысль пробивает себе пути в космосе только вместе с человеком. А трудно допустить, что мы когда-нибудь сможем создать искусственную атмосферу во всей вселенной!

— Апостол мысли, — фыркнул я, — со встроенной аппаратурой фотосинтеза и жабрами! Разденься! — бросил я тому, что стоял около меня.

Житель Альфы замер.

— Чего ждешь? — прошипел я. — Скидывай этот мешок!

— Мур, ты с ума сошел! — взорвался Фрос.

— Спокойно, ребята! — голос звучал так, словно Мота как раз засыпал.

Моя рука рванулась к излучателю.

— Ты слышал?

Лицо чужака помертвело. Его руки двигались медленно, словно к каждой из них было привешено по железной гире. Сантиметр за сантиметром он тянул хвостик замка-молнии, бегущей вдоль странного, словно бы липкого соединения.

— С каких пор ты не ел? — услышал я за спиной приглушенный голос Фроса.

Ответило молчание. Это был один из вопросов, на которые они упорно отказывались отвечать. Не хотели, чтобы мы знали, когда они вошли в станцию. Иначе говоря, сколько уже они сидят на Второй.

Так мог быть сложен земной парнишка! Ну, скажем, шестнадцатилетний! Не слишком спортивный и скорее слабенький. Если бы не то обстоятельство, что такие худые не встречаются даже среди тяжело больных ребят. И если бы не сбегающие от шеи к животу продолговатые утолщения, покрытые кусками свободной, словно натянутой кожи.

Мы долго не отрывали от него глаз. Даже Фрос, забыв о протестах, сделал два шага вперед.

— Я охотно осмотрел бы его изнутри, — пробормотал я. Мота шевельнулся.

— Сказал бионик, — спокойно промолвил он.

Он обернулся к нагому дистрофику. — Ну, хватит! Здесь тепло, но ты и так не загоришь! Одевайся! Ужин ждет!

Чужак без спешки натянул комбинезон. Я пожал плечами и пошел к столу. Фрос постоял еще немножко, потом тяжело вздохнул, потер лицо ладонями, словно сгонял с него отпечатки, снова и не слишком осмысленным взглядом обвел кабину. Мота указал ему место у стола.

— Поедите, — сказал он чуть погодя, — и я вам кое-что покажу. Садись, — сказал он, не оборачиваясь, пришедшему с нами.