После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

Компания Сэмюела Бейкера по-прежнему продавала с аукциона книги, почти три столетия спустя. Скромная комната в Ковент-Гардене превратилась в сеть, охватывающую весь мир. Из Лаборатории Джек поехал в местное отделение фирмы Бейкера — длинное синего цвета здание в центре города, построенное примерно сто лет назад, но казавшееся значительно старше из-за скрипучих дубовых полов и застарелого запаха табака, въевшегося в лестничные перила. Суровые аукционисты взирали на Джека с полотен, пока он рылся в старых каталогах 1760-х годов.

Афиши и рекламные листки разворачивали перед ним удивительную панораму лондонских аукционов восемнадцатого века. «Кто больше?» Любопытные сочинения по теологии, истории, физике, математике; путевые дневники, труды по географии; сборники стихов в изящных переплетах, по большей части из юфти, с позолоченными корешками; засаленные оригиналы и чистенькие факсимиле, фолио и децимо. «О том, как правильно носить головные уборы», «Разговоры с низшими», «Диагностика и лечение истерии у женщин»…

Господи, сколько же книг было собрано и написано в те давно минувшие дни! Наряду со специальными хранилищами существуют и частные коллекции. Да у самого Джека никак не меньше сотни раритетов, не говоря уже о просто старых, полузабытых книгах. У Бет целые ящики книг, которые на аукционе, наверное, продали бы на вес. Интересно, существуют ли книжные свалки и книжные кладбища, или они просто от старости превращаются в пыль? Разные мысли приходили в голову, пока в поисках нужной страницы Джек листал каталоги.

Он прочел, что ценная библиотека мистера Йена Рейнольдса (позже банкрота) была целиком продана мистером Сэмюелом Бейкером в аукционном зале на Йорк-стрит в 1763 году. Большая часть книг, видимо, не представляла особой ценности и удостоилась лишь краткого описания; некоторым уделили чуть больше внимания благодаря их редкости или красоте переплета. И наконец:

«Лот 105. Анонимный манускрипт, пергамент. Триста страниц формата фолио. Написан превосходным почерком; на языке, по всей видимости, уникальном — возможно, на «праязыке» или алхимической тайнописи. Приобретен у одного из основателей лондонского Королевского научного общества».

Джек уставился на описание. Был ли это манускрипт, приобретенный Джоном Джонсоном? Тот самый, что лежит сейчас в его сумке? Объем и материал совпадают, не говоря уж об уникальном языке. Джек снова перечитал абзац. Манускрипт был старше Джонсона и брата Констана, значительно старше Фрэнка. Он не знал, что такое «праязык» и алхимическая тайнопись, как не знал и о Королевском научном обществе, ничего, кроме того, что оно существовало. И это позволяло Джеку сделать следующий шаг.

Он вернулся в церковь и обнаружил Бет лежащей на скамье прямо на голых досках. Сумрак помещения рассеивали несколько торшеров. На полу рядом со скамейкой стояла батарея из шести бутылок вина, открытых и початых, а на груди у Бет — бокал.

— Прости, что опоздал, — сказал Джек.

Она улыбнулась:

— Я спустилась в погреб и вдруг почувствовала, что мне хочется выпить, только никак не могла определить, чего именно. Наверное, не надо было открывать столько бутылок.

— Ничего, я всегда готов помочь.

— Посмотри…

Она наклонилась и легонько стукнула по бутылке бокалом. По церкви разнесся звон. На лице Бет появилось донельзя озабоченное выражение; она стукнула по другой бутылке и извлекла звук тоном повыше, а потом удовлетворенно кивнула и повторила свой опыт.

— Как мило, — усмехнулся Джек.

— Называется «Блюз початых бутылок».

Рядом с бутылками кучкой лежали детские фотографии Бет: вот она на маленьком деревянном самокате… на качелях… лепит пирожки из песка; здесь Фрэнк учит дочь держать крикетную биту — сонм воспоминаний, залитых равнодушным светом.

Джек склонился над ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Спасибо.

— Что ты делала в склепе?

— Просто… — Она махнула рукой. — Не знаю. Лабораторный анализ что-нибудь дал?

Сердце у него заколотилось.

— Манускрипт первоначально принадлежал одному из основателей Королевского научного общества. Не знаю, кому именно. А монаха звали Констан.

— Они выяснили это, всего лишь взглянув на манускрипт?

Джек положил сумку на стол и протянул ей письмо. Бет уставилась затуманенным взглядом в листок. Оставив ее наедине с посланием, принялся обыскивать полки и коробки. Там были книги обо всем на свете — разного рода истории и биографии, небылицы и научные изыскания, разрозненные энциклопедии, купленные на дешевых распродажах. Он рылся в книгах, пока не нашел описание лондонского Королевского общества по расширению естественнонаучных знаний, основанного в 1660 году и самого старого из ныне существующих. В другой книге перечислялись знаменитые члены общества — Исаак Ньютон, Джозеф Бэнкс, Бенджамин Франклин. Интересно, но мало.

— Просто замечательно, — сказала Бет.

Она вернула Джеку листок и ободряюще улыбнулась — совсем как молодая мамаша малышу, нарисовавшему снеговика. Джек убрал письмо и продолжил свои поиски.

В исповедальнях по-прежнему грудами лежали старые журналы Фрэнка, и разнообразие его увлечений поражало воображение: богословие, теория литературы, эволюционная биология, геохронология… По мере того как Джек разбирал груду, его представления об отце Бет становились все более сложными и туманными.

В одном из журналов обнаружилась редакторская статья по поводу празднования годовщины основания Королевского научного общества, где подробно освещалась его история: первый этап существования в качестве «Невидимого университета», первый устав — приводился перечень отцов-основателей. Гук, Гленвилл, Рен… Выйдя с этим списком на свет и внимательно изучив имена, Джек ощутил себя человеком, который внезапно обрел почву под ногами.

Все это были люди науки и религии, совсем как Фрэнк: Роберт Гук назвал частицы человеческого тела клетками, потому что на латыни тем же самым словом называются монашеские кельи; священник Джозеф Гленвилл утверждал, что существуют потусторонний мир и ведовство; Кристофер Рен, заново отстроивший Лондон после Великого пожара — пятьдесят церквей и собор Святого Павла, — должно быть, в подвалах и склепах нередко натыкался на реликвии и манускрипты.

Джек лизнул палец и перевернул страницу, казалось, позабыв обо всем на свете среди груд книг и журналов.

Наклонившись, Бет подула в горлышко бутылки, и по церкви разнесся хриплый стон. Он звучал долго и замер где-то среди искалеченных стропил. Бет выстроила целую гамму, и церковь наполнилась призраками. Джек взглянул на нее, когда она наполняла свой бокал белым вином; остатки красного растворялись в нем подобно струйкам дыма.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он.

— Да. Тебе удалось его найти?

— Пока не знаю.

Это мог быть Джон Уоллис, математик и криптограф, который изобрел символ бесконечности. Может быть, текст манускрипта все-таки зашифрован? Криптограф, член-основатель научного общества, тайнопись… Джек как будто стрелял наугад.

— Просто… я пытаюсь вспомнить то, чего нет ни на одной из этих фотографий. Что-то связанное с папой и нашим прошлым.

Она снова разглядывала фотографии — пляж, задний двор, ботанический сад. Это были любительские снимки — расплывчатые, неловко обрезанные; на большинстве из них виднелись только головы или ноги.

— Странная вещь воспоминания… Вот они, такие живые и подробные, что, кажется, никогда не исчезнут, — сказала Бет. — Но проходит время, и ты вдруг понимаешь, что все они умещаются в этих маленьких прямоугольничках, что им не хватает объема и что они постепенно выцветают. И больше у тебя ничего не остается.

Он положил книгу и сел рядом с ней.

— Я уверен, ты помнишь больше, чем тебе кажется. Просто нужен импульс…

Бет опустила глаза.

— Есть кое-что… Может быть, одна вещь…

— Вот видишь.

— Ты можешь снова меня отвезти?

Он весь день исследовал манускрипт и тем не менее понимал, что О’Рурк обескуражил ее, что Бет больше не уверена в какой бы то ни было связи рукописи с Фрэнком. Может быть, она и права. Если Фрэнк шел каким-то своим путем, ни одно из открытий Джека ничего не объяснит — но, вероятно, это и не важно. Возможно, манускрипт приоткроет завесу какой-то другой тайны… Джек не понимал как, но на маяке он это почувствовал.

— Конечно, отвезу. Куда захочешь, — сказал он Бет.

— Это не займет много времени.

Она пошла обуваться, а Джек заткнул бутылки пробками и убрал фотографии в альбом. Снимков была уйма, сотни, а казалось, немного. Во всяком случае, пока они мелькали перед глазами Джека — двадцать четыре штуки в секунду, длинный фильм чьей-то жизни.

Он начал собирать книги, когда его взгляд упал на один из абзацев. Секретарь научного общества Джон Уилкинс, математик, епископ, человек, рисовавший планы лунных городов, философ. Он оставил несколько книг о тайнописи, криптоанализе и языке музыки, и его последняя работа называлась «Сочинение о природе вещей и философском языке».