Первая любовь (СИ) - Мари Князева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грудь мою пронзило огнем. Откуда он знает, что мои мечты простираются так далеко? Отец снова будто бы мысли прочитал:
— Да немудрено угадать, чего ты там нафантазировал. Того и гляди, голову своротишь, на соседский участок заглядывая. Я тебе, сынок, мешать не стану и отговаривать тоже, тем более, что, поди, поздно уже. Но имей в виду. Побереги себя. Теперь уж все не то, что в детстве. Труднее будет.
Я вздохнул и нахмурился. И верно. Поздно уже. И всегда было поздно. Так чего беречь? Нечего.
С пустыми руками идти не хотелось, я взял лукошко и насобирал немного малины, а уж потом отправился на соседский участок. Во дворе Маши не было, и я набрался наглости постучать в дверь. У нас на селе как-то не принято входить в чужой дом почем зря, без приглашения, но на мой стук никто не ответил, а мне позарез нужно было увидеть Марусю, и мы ведь договаривались… Поэтому я приоткрыл незапертую дверь и прислушался. В прихожую из следующей комнаты долетали звуки телевизора и голосов, среди которых я с ужасом и возмущением различил ненавистный мне голос Уварова. Он-то что делает в доме???
— Потеря понятия греха, утрата стыда и есть снятие тормозов, — громко вещал телек голосом Михалкова, — дальше все что угодно может быть…
Его перебил громкий, наглый смешок Уварова, который заглушил дальнейшие рассуждения Никиты Сергеевича:
— Какая чушь! Он все с ног на голову переворачивает! Всем известно, что именно запретный плод сладок! Если нет греха в разврате или воровстве, то они никому не интересны…
— Ну вы скажете, молодой человек! — возразил ему голос Машиной мамы. — Какая-то извращенная у тебя логика…
— То есть, вы не согласны с тем, что педофилия в кругах католических священников связана с их пожизненным целибатом?
Я остановился и прикрыл глаза на секунду. Во мне со страшной силой клокотал гнев, который грозил разнести в пух и прах не только Уварова, но и полдома вокруг него. Что за ушлепок! Зачем он это говорит в присутствии женщин?! Ну ладно, ты моральный урод, но зачем проповедовать другим свое уродство?! Переведя дух, я все-таки подошел к приоткрытой двери в комнату и распахнул ее.
Все оглянулись на меня, Денис замер на полуслове, и только Михалков продолжал вещать об утрате морали и нравственности в обществе.
— Глеб! — вроде бы радостно, но в то же время нервно воскликнула Маша. — Наконец-то ты пришел! Я тебя жду. Пойдем…
Она вскочила с лавки и в два шага приблизилась ко мне.
— Что он тут делает? — прошептал я ей, но вышло больше похоже на рык.
Она беспомощно пожала плечами, показывая, что непричастна к этому безобразию.
— А ты что, хозяином уже заделался у соседей? — с вызовом бросил Уваров.
— Молодые люди… — возмутилась хозяйка, — давайте-ка вы будете отношения на улице выяснять.
— Пардон, ма шер мадам! — подскочил этот выродок. — Гран мерси за гостеприимство! Спешу откланяться для исполнения вашей просьбы.
Я только нервно поджал губы, чтобы не выругаться в его адрес неподходящими для женских ушей словами. Кивнул тете Вале и потащил Машку за руку на улицу быстрым шагом, не оглядываясь. Уваров, конечно, догнал нас во дворе.
— Экий ты невежа, Стрельников! Прешь, как танк! А как же наши отношения?
— С тамбовским волком в отношения вступай, — выплюнул я сквозь зубы, ускоряя шаг.
— Ай-яй-яй, какой позор! Бежишь с поля боя! — крикнул он мне вслед, но догонять не стал. К счастью. Иначе получил бы по первое число. А это, к сожалению, могло иметь весьма неприятные и далеко идущие последствия.
— Глебушка, не сердись, пожалуйста, — лепетала Маня, едва поспевая за моим шагом.
А я не то что сердиться — у меня в груди куски обледеневшего металла плавились от этого ее «Глебушка».
— Я его не приглашала, честное слово! — продолжала моя кроха. — Он пришел, как будто бы котенка проведать, и сам в дом зашел, а потом вынудил маму его на обед пригласить. Такой хитрюга…
Я не выдержал и рассмеялся. Замедлил ход, а потом совсем остановился и, не выпуская ее руки, посмотрел в глаза.
— Что ты смеешься? — спросила она, краснея, как маков цвет.
— Ты смешно выражаешься. «Хитрюга»!
Она опустила свои колдовские зеленые глазки.
— Маш…
Еще один выстрел взглядом прямо мне в сердце.
— Я не имею права запрещать тебе общаться с кем-либо. А ты не должна передо мной оправдываться.
— И все-таки я вижу, что ты злишься, и чувствую себя виноватой.
— А ты не чувствуй. Ты ни в чем не виновата. Только он. Пес смердящий!
— Может быть, ты мне все-таки объяснишь, чем он тебе так неприятен…
— А тебе мало этой проповеди про сладость запретного плода? Да он же моральный урод — это на его мерзкой роже черным по белому написано!
Маша отняла у меня руку и пожала плечами:
— Не вижу я в его лице ничего такого. Про грех я с тобой согласна, странные какие-то утверждения… да и вообще, я его совсем не привечаю, просто… мне кажется, что ты, вроде бы, и предупредил меня, но оставил без оружия. Информации, понимаешь?
— Однажды я тебе все расскажу. Но не сейчас. Пока не могу.
Потом. Когда поженимся и нарожаем детишек, штуки три…
Она вздохнула:
— Ладно, забыли, — и с улыбкой снова протянула руку, но тут случилась новая катастрофа.
Из-за поворота вышла Ира Тарасова. Чееерт! — мысленно простонал я. — Ну вот только ее нам и не хватало!
В суматохе последних дней я и думать забыл про эту девчонку. Не было у нас ничего серьезного — так, поцеловались пару раз на дискотеке. И это было ДО возвращения Маши в мою жизнь. Но девушки как никто умеют делать из мухи слона, поэтому я весь сжался в пружину в ожидании предъяв.
— Глеб! — звонко воскликнула Ирка, скорым шагом направляясь ко мне. — Вот ты где, негодяй!
Ее полные негодования глаза остановились на наших с Маней соединенных руках, и гнев вспыхнул еще ярче. Пришлось отпустить Машу и шагнуть навстречу неизбежному злу.
— А это ктооо?
— Веди себя тише, — прошипел я. — Что ты хотела?
— Чтобы ты вел себя, как порядочный человек!
— И что это должно значить?
— Надо хотя бы предупредить, что между нами все кончено и ты нашел себе новую финтифлюшку!
— Ты меня с кем-то путаешь! — процедил
