Слезы небес - Мартин Чарльз

В одной из уличных кухонь несколько женщин начали готовить тортильи.

Неподалеку сидел мужчина и отрезал от говяжьего бока куски мяса. Корову зарезали недавно, мясо было розового и малинового цвета, и из него обильно сочилась кровь. Руки мужчины были по локоть перемазаны ею.

Пока Каталина беседовала с Мануэлем, мы с Роско из своего укрытия наблюдали за происходящим. Диего и Габи играли с другими детьми, которые, как я уже понял, приходились им троюродными братьями и сестрами или более дальними, но тоже родственниками. У другого очага в нескольких футах от меня какая-то женщина вылила в большую кастрюлю половину пятигаллонового ведра арахисового масла и принялась нагревать ее на огне.

Дети – теперь их было уже не меньше дюжины – начали гонять футбольный мяч. Вокруг огня. Крупный мускулистый мужчина вышел из соседнего с нашим трейлера и прикрикнул на них. Погрозил им пальцем. Дети отбежали немного дальше, он же подошел к кладке дров между нашими двумя трейлерами и острым мачете принялся рубить крупные поленья на более мелкие и складывать их рядом с огнем. Он работал быстро и сосредоточенно. В какой-то момент несколько щепок залетели ко мне в кузов. Я потянулся, прикрыл глаза и попытался представить вкус фахиты[4].

Вокруг меня слышались обрывки разговоров на испанском, порыв ветра время от времени доносил ароматы отхожего места, в уши бил ритмичный стук мачете, колющего дерево, а перед глазами стояла туша освежеванной коровы.

Мне хотелось одного: как можно скорее убраться отсюда. Хотя, по правде говоря, даже это желание прошло.

Через несколько секунд скопище убогих трейлеров из пустой и грязной дыры, погруженной в мертвую тишину, превратилось в живой и шумный поселок.

У каждого была своя работа, и никому не нужно было объяснять, чем ему заниматься. За моей спиной мужчина продолжал колоть дрова. Мясник напротив – сдирать с коровьих ребер мясо. Его руки были по локоть в крови, словно в перчатках. Я лег и начал считать детей, взрослых, собак, фламинго… Потом вынул мятный бальзам и намазал им губы и ноздри. У очага сидела пожилая слепая женщина. Вытащив из кармана карточку, я принялся внимательно изучать черты ее лица. Катаракта. Сутулые плечи. Морщины в уголках глаз. Изуродованные артритом руки. Беззубый рот. Кривые ноги. Грязный передник. Ходячий образчик тяжелой старости.

Футбольный мяч подлетел к самому очагу, отскочил от большой кастрюли с арахисовым маслом, расплескав его, и покатился к моему грузовику. Габи, которая была резвее многих, в том числе и мальчишек, погналась за ним. Босиком. Она проскочила мимо арахисового масла, зацепив при этом кастрюлю, и, перепрыгнув через очаг, помчалась дальше, преследуя укатившийся мяч. Звук мачете у меня за спиной прекратился, но шум продолжался. Коловший у меня за спиной дрова мужчина указал на нее и что-то громко и раздраженно проговорил. Затем встал и погнался за девочкой. Габи подняла мяч и застыла. Ее глаза были полны ужаса. Она попыталась ускользнуть от мужчины, но тот схватил ее своей громадной ручищей, и она выронила мяч. От резкого движения волосы девочки растрепались, словно у куклы. Грубо вздернув Габи за шкирку, он громко, с видимым раздражением принялся ее отчитывать.

Затем я услышал, как Габи плачет.

Через несколько секунд я уже лежал между трейлерами, прижимая к земле этого здоровенного мужика. Тот даже не трепыхался. Распростерся неподвижно, как тряпичная кукла. Меня окружила группа мужчин с мачете в руках. Но прямо надо мной стояла женщина тоже с мачете в руке, которым она угрожала всем этим мужчинам. И что-то громко говорила на языке, который я не понимал.

Приходить в себя всегда тяжело. Первые несколько секунд вообще ничего не соображаешь. Но одно я знал наверняка: нужно помалкивать и ждать. Еще немного – и туман рассеется. А пока не выпускай из рук то, что в них держишь. Я не помнил, как это нечто оказалось у меня в руках, но, по всей видимости, у меня были веские причины схватить то, что я схватил.

Я покачал головой и перевел взгляд на Габи и Диего. Стоя позади старухи, оба таращились на меня. Мужчина, с которым я схватился, тяжело дышал. Из разбитой губы сочилась кровь. Я сел и оглянулся по сторонам на людей, что стояли вокруг и глазели на меня. Каталина грудью встала на мою защиту. Выставив перед собой мачете, она что-то быстро и возбужденно говорила им по-испански.

Когда я сел, Мануэль опустился на колени, правда, на расстоянии вытянутой руки от меня.

– Senor…[5]– Он выглядел весьма озабоченным. – С вами все в порядке?

Вначале я подумал и только потом ответил:

– Да.

Он протянул руку и помог мне встать.

Мой противник начал потихоньку приходить в себя. Я усадил его рядом с собой. Каталина прогнала зрителей. Те нехотя разошлись, вернулись каждый к своей работе. Мне дали несколько минут на то, чтобы стряхнуть с себя пыль. Кто-то принес пострадавшему апельсиновой газировки, и он, прислонившись к трейлеру, выпил ее маленькими глотками. На лбу у него уже выросла громадная шишка. Каталина занялась ею и что-то шепнула ему на ухо. Здоровяк кивнул и через ее плечо посмотрел на меня.

Мануэль сидел рядом. Молча. Но мне нужно было знать.

– Что случилось?

При помощи обеих рук и ломаного английского он воспроизвел то, что произошло в течение нескольких последних секунд.

– Ты прыгнул на Хавьера. Как кот. Вы боролись. Дрались. Затем он заснул.

– А она? – Я указал на Каталину.

– Хавьер – хороший человек. Он схватил Габи, когда та чуть было не наступила на кастрюлю с кипящим маслом. Он пытался ее спасти. И щекотал ее, когда ты…

– Мне показалось, что она плачет.

Мануэль покачал головой.

– Она смеялась.

И тогда я все понял. Увы, исправить то, что я натворил, было уже нельзя. Хавьер встал, оперся об угол трейлера, с улыбкой посмотрел на столпившихся вокруг него мужчин и засмеялся. Затем что-то произнес по-испански и похлопал меня по плечу. Мануэль расхохотался.

– Что он сказал?

– Он сказал, что будет называть вас «Эль Гато».

– Что это значит?

Он улыбнулся.

– Кот.

Мануэль помог мне подняться на ноги, а Каталина и Габи стряхнули пыль с моей одежды. Я попытался извиниться, но среди моих слушателей очень немногие владели английском в той мере, чтобы понять меня. Мне показалось, что своими извинениями я лишь еще больше усугубляю ситуацию, и поэтому умолк. Усевшись на кузов своего «Форда», я закончил рисовать пожилую женщину.

Вначале я хотел подарить его ей, но потом понял, что она все равно ничего не разглядит. И тогда я положил рисунок на стол рядом. Дети посмотрели на него и стали перешептываться. В полном молчании я съел свой ужин, глядя, как добродушный Хавьер с юмором и улыбкой рассказывает о происшедшем.

Одолев три тарелки самого вкусного мексиканского обеда в моей жизни, я расслабился и расстегнул ремень. Даже напившийся крови клещ, и тот наверняка не способен вместить в себя больше.

И тут я заметил, что женщины бросают что-то в горячее масло. Шкворчание, а также витавший вокруг аромат не могли остаться без моего внимания. Через несколько минут женщины уже вынимали из кастрюли с кипящим маслом готовое угощение. Сдобрив его медом, они положили мне на тарелку целых шесть штук золотисто-коричневых пышек.

– Сопапилья, – пояснила женщина.

Похоже, слух о моем участии в избавлении Каталины от Хуана Педро уже распространился среди местных обитателей. Хотя я чуть было и не открутил голову Хавьеру, ко мне подходили разные люди, улыбались и похлопывали меня по спине. Почти каждый здешний обитатель считал своим долгом подойти ко мне, пожать мне руку и сказать:

– Gracias, mi amigo[6].

Некоторые с усмешкой хлопали меня по руке, кивали в сторону Хавьера, сжимали кулак и говорили:

– Эль Гато.

Я сочувствовал Хавьеру. Бедолага, у него на лбу вздулась шишка размером с мячик для гольфа, а левый глаз распух и почти не открывался.