Газета Завтра 514 (39 2003) - Газета Завтра Газета

ЧЗД выжил в 1918 году, служа и белым, и красным. Выжил в 37-м, помалкивая и угождая. Нынешние ЧЗД обосновались на блошиных рынках, на вещевых, на книжных развалах, в "комках", более ловкие — в банках, фондах и ассоциациях. Людьми с зажмуренной душой набиты коммерческие структуры. У них свои зажмуренные газеты. Зажмуренное телевидение, зажмуренный мир мещанской демократии. ЧЗД не имеет национальности. "Вот на нашей лестничной площадке, — рассуждает ЧЗД, — живут армянин, поляк, еврей и я, русский. Они для меня все равны. У нас никаких конфликтов".

Народ для такого человека — это он сам в единственном числе. Родина его — лестничная площадка. Такие презирают "чужой" район Москвы и всю русскую провинцию. Это они изобрели словечко "лимита". Это сбылись их тайные сладострастные желания — расстрел, уничтожение оплота русской провинции в столице — съезда Советов.

Чувство народа у ЧЗД, как защемленный нерв, как неразвитая мышца в плече кабинетного интеллигента. Оно, чувство народа, или мешает Ч3Д, или просто ему не нужно.

Такие утром 5 октября на Смоленской площади фланировали по разбитым стеклам, пинали гильзы на Арбате и искали выгодный курс доллара на обмен. Такие пойдут голосовать, будут улыбаться омоновцам у избирательных урн. Боже мой, сколько их в Доме российской прессы! Какое ведомство они себе отгрохали на Пушкинской! С охранниками, с барьерами, со строжайшей пропускной системой. Какие кабинеты, какие лифты, какие буфеты! Какие гонорары нужно получать, чтобы пообедать там, какие оклады! Как сильно надо зажмуриваться!

Как нам жить с ними?!

На похоронах друга, погибшего 4 октября, я видел ЧЗД, который и на кладбище проехал на собственном автомобиле, сунув привратнику тысячу. И лопату кинул у конторы, облепленную глиной, прямо под объявление "Инвентарь принимается только в чистом виде".

Ч3Д хоронил своих. Мы — своих.

На трех холмах Митинского кладбища одних мы зарыли в землю, других сожгли, и пепел в урнах, похожих на цветочные горшки, замуровали в ниши колумбария. Прах третьих еще хранится дома: надо скопить деньги, чтобы купить место на кладбище.

Вот и захлопнулся смертельный капкан: их убили, потому что они не желали работать на воров, а чтобы их захоронить, чтобы срочно заработать 100 тысяч на погребение, их родственникам и друзьям придется идти к этим ворам. Кто, кроме мафии, может отвалить такую сумму за "халтуру"?!.

Трудно говорилось у свежих могил.

Сорванные в восстании голоса были тихи. Старые слова устарели. Новых до удушья мало. Они еще только нарождались в душах, на ходу складывались в эпические понятия. Речи были сбивчивы и отрывочны.

На октябрьском ветру у разверстых могил героев на окраине Москвы говорили о тысячелетии России, построенной на подвигах и смертях таких же русских мужчин. Говорили о стоустой народной молве, которая и без газет, и без телевидения разнесет весть о героях и всколыхнет миллионы других душ, чутких на добро и правду. Говорили о священном праве на восстание и о том, что не надо жалеть погибших: впору завидовать их счастливой доле смерти за свободу, честь и достоинство оскорбленного народа.

РУССКАЯ МУЗА НА БАРРИКАДАХ Октябрь-93: строки, рождённые в те дни...

30 сентября 2003 0

РУССКАЯ МУЗА НА БАРРИКАДАХ Октябрь-93: строки, рождённые в те дни...

Юрий КУЗНЕЦОВ

ОСЕННЯЯ ГОДОВЩИНА

"Октябрь уж наступил..." А. Пушкин

С любовью к Октябрю Россия увядает,

Она жива сегодня, завтра нет.

Зажги свечу и плачь!.. Уж роща отряхает

Кровавые листы — их так любил поэт.

Народная слеза в осадок выпадает,

Народная тропа уходит на тот свет.

Татьяна ГЛУШКОВА

СОРОКОВИНЫ

Не в огненной клокочущей геенне,

не в пропастях бездонных и глухих,

не там, где стонут аспидные тени, —

их души водворятся во благих.

Снег забинтует раненую Пресню.

Смотри: кругом — бело, и ветер стих.

Больная совесть обмирает с песнью:

"Их души водворятся во благих!"

Так хор летит!.. И небеса отверсты

для слов любви, мольбы —

для слёз одних!

И внемлют облака, и слышат звезды:

"Их души водворятся во благих!"

Их души — во благих?.. Без покаянья

принявших смерть?..

Что знаем мы о них?

Светлы в купели чистого страданья,

их души водворятся во благих.

И вся Москва —

хладеющий Некрополь, —

как павший Рим, нетленна в этот миг.

Хрустальной кроной

вторит звонкий тополь:

"Прими их, Правый Отче, во благих!"

И сизари летят за длинным гробом,

Благая весть трепещет в клювах их.

И веруем в томлении глубоком:

"Грешны — а водворятся во благих!"

Всю смерть поправ

своею краткой смертью,

повергнув в гибель недругов лихих,

одну — под всей крутой

небесной твердью —

узрят они Россию во благих.

И ты молись, дитя в промерзлой шубке,

и ты, старик, — за правнуков своих:

в крови, во гладе, веткой на порубке —

воспрянем, воссияем во благих!..

Владимир ЦЫБИН

СПИСКИ

Ещё с праведной Трои

на Голгофе судьбы

умирают герои,

выживают рабы.

В Белом доме густые

поредели посты —

выживают Руцкие,

умирают бойцы.

Но лишь кончатся сроки,

оборвутся концы —

погибают пророки,

торжествуют слепцы.

Но стоит мир спасённый

для добра и любви

не на рабьей, казённой —

на закланной крови.

И как скорбные списки

непокорных имён,

храмы и обелиски

тем, кто был побеждён.

Лев КОТЮКОВ

4-е ОКТЯБРЯ 1993-ГО ГОДА

"Я не знаю, зачем и кому это нужно?.." А. Вертинский

Все безумнее сны.

Все темнее прозренья.

Остывают с закатом стволы батарей.

И не помнит Земля своего сотворенья,

И не знают погибшие смерти своей.

Но я знаю, зачем и кому это нужно!..

И от знания тайного жутко душе.

Меркнет солнце кровавое в каменных лужах,

И закат на последнем стоит этаже.

И со скоростью потустороннего света

Поглощает Россию последняя тьма.

Меркнет Солнце Земли.

Мне не надо ответа

В этом мире, до срока сошедшем с ума.

И роднятся навек души павших в потемках,

Чтоб с отчизной земною идти до конца.

И безумная женщина ищет с плачем ребенка,

От военного света не пряча лица.

"Я не знаю, зачем..."

Мне не надо ответа

На угрюмых углах

сумасшедшей страны.

И последняя тьма —

мать грядущего Света

Поглощает навек мертвый лик Сатаны.

Наталья ЕГОРОВА

***

Эти люди с глазами крыс,

Если им отдают приказ,

Эти люди с глазами крыс

Безоружных — стреляют нас.

Мы стоим уже много дней.

Защищая честь и закон,

Под сплошной полосой дождей,

Под дубиной твоей, ОМОН.

Много суток — кровавый смрад

На проспектах и в тьме больниц.

И медсестры отводят взгляд

От разрубленных наших лиц.

Но запомнил мой брат в крови:

Пусть и немощна наша плоть —

Много мужества и любви

Нам сегодня дает Господь.

Но запомнил убитый брат.

Как горит над Россией всей

Богородицы дивный Плат

В желтых листьях и тьме дождей.