Газета Завтра 514 (39 2003) - Газета Завтра Газета

Что происходило внутри? Ликовали, кажется, все, даже подосланные провокаторы. Одни иностранные корреспонденты и телевизионщики не выражали восторга. Все поздравляли друг друга. Я прошел на балкон, нахально уселся в ложе для гостей и газетчиков. Чья-то телекамера усиленно снимала мою персону. Поздоровался с Умалатовой, сидевшей сзади, начал разглядывать депутатские ряды внизу. Ярко горели люстры, участники съезда поспешно собирались на заседание. Вот в середине зала показался бледный до желтизны Руслан Хасбулатов, улыбаясь и отвечая на поздравления, он продвигался к президиуму, какая-то дама поздравила его поцелуем. Он прошел в президиум, сказал короткую речь, сообщил, что мэрия взята, “Останкино” тоже, на очереди Кремль. В ответ радостные аплодисменты и крики "ура"...

Я сказал одному из знакомых: "Не говори гоп, покуда не перепрыгнешь…". И вышел из зала. В буфетах уже продавали горячий чай. (В первые дни осады, когда электричества не было, пили какой-то холодный ягодный напиток.) Я решил остаться тут до утра. Так Останкино взято? Но прошел час, и кто-то, кажется, Володя Бондаренко, сказал, что в Останкине идет бой. Я вышел через 8-й подъезд, довольно бесцеремонно отделался от сопровождавших меня знакомых, прошел через толпу и через проходы среди баррикад.

Ни одного милиционера, ни одного омоновца! Вход в метро свободен. Я уехал на ВДНХ... У телестудии действительно шел бой, о котором надо сказать отдельно.

...Сейчас же я вспомнил вдруг эпизод из жизни полководца А. В. Суворова. Однажды, когда под напором (кажется, турецких) войск русские дрогнули и побежали, Александр Васильевич тоже пришпорил кобылу. Он поспешно скакал с поля боя вместе со всеми, молча сперва, а потом давай кричать:

— Заманивай их, братцы! Заманивай!

"Братцы" понемногу очухались, "заманили". Потом развернулись на 180 градусов и ударили. Да так, что от противника мало чего и осталось.

Конечно, Ерин-министр на Суворова не тянет. Но Хасбулатов с Руцким, опьяненные взятием почти не охраняемой мэрии, оказались очень похожими на тех турок.

Гениальными, впрочем, как и всегда, оказались СМИ. Они срочно, видимо, еще до кровавого понедельника, создали несколько запасных и рабочих мифов. Например, очень пригодился миф о полной растерянности в окружении Б.Н. Ельцина 3-4 октября. Корреспондент Сергей Пархоменко специально для этого всю ночь проторчал в Кремле. Мифу о планируемых боевых вылазках из Дома Советов, конечно, никто из серьезных людей не верил. Но это и не важно. Главное, чтобы врать, врать и не останавливаться. А миф о русском фашизме? Тьфу, прости меня, Господи... Ведь баркашовцев в свое время для того и узаконили, и собрали в кучу, для того и нашили им черных мундиров, чтобы Козырев и Гайдар, ни слова не говоря о бейтаровцах, на весь мир вопили о русском фашизме. "Заманивай"! их, "заманивай!" И вот единственный сын космонавта Егорова сражен омоновской пулей. Это под жуткой иглой Останкинской башни. Нет, не фашисты хотели взять Останкино, а обычные московские юноши, которым надоела вселенская ложь этих самых СМИ, надоело то, что синявские называют Россию сукой, что Войнович в каждом русском солдате видит Чонкина.

Да мало ли чего надоело. Ведь вся Россия, как говорится, на игле... На Останкинской...

У СВЕЖИХ МОГИЛ Газета "СОГЛАСИЕ", 1993 г.

30 сентября 2003 0

40(514)

Date: 01-10-2003

Author: Александр СИНЦОВ

У СВЕЖИХ МОГИЛ Газета "СОГЛАСИЕ", 1993 г.

Поминальные свечи задувает ветер, но горят костры у северной стены стадиона "Красная Пресня", как и месяц назад. Теперь люди приходят сюда, будто на кладбище, иные и с водкой по русскому обычаю помянуть убитых. И ни милиция их отсюда не гонит, ни свои, как было в благословенные дни сентября, чтобы не замарать святое, трезвое дело восстания. Пьяных нет. Стоят вокруг огня, греют руки. Пошевеливая проволокой в костре, на корточках сидит мужик спиной ко всем. Поругивают Анпилова за излишнюю горячность, Руцкого — за доверчивость, Хасбулатова — за медлительность. "Спина" негромко укоряет мужиков: мол, все эти люди в тюрьме, все они мученики, а мы про них... Зато про убийц и мучителей мы молчок...

Соглашаются, но опять срываются на рассуждения, как бы надо действовать, чтобы победить. И вдруг раздается звонкий, такой московский голос молодого мужика без шапки, в стареньком плаще. Говорит о серьезном, а выпученные глаза смеются. Да мы же все равно победили, говорит он. Этим, которые миллионы нахапали, которые сейчас у власти, не нужна была наша кровь. Они же просто воры. А вор мокрушнику не товарищ. Мокрушники повязали их этой кровью. И они теперь будут отмываться и заложат мясников. Вот если бы все кончилось бескровно, вот тогда бы они сговорились. А теперь перегрызутся и свалятся. Только терпение.

"Спина" бурчит: нужно думать о выборах, заваливать сволочей.

Все заводятся с полуоборота, нервы еще взвинчены. У всех в ушах еще звучат выстрелы, крики борьбы. В столетнем дубе возле костра видны пупки от пуль. Били из-за бетонного забора наверняка в спину. Три первые пули из очереди прошили дерево, остальные наискосок вниз человеческое тело "неизвестного мужчины".

Таких "неизвестных" оказалось около шестидесяти в том торопливом списке, сенсационно напечатанном в газете, за день до того обозвавшей их "всем списком" коммуняками и фашистами.

В круг протискивается женщина с выплаканными глазами. По рукам идет самодельная афишка с фотографией: "Люди добрые! Пропал без вести мой сын Колебакин Вячеслав Геннадьевич, 1952 года рождения. 21 сентября ушел из дому и не вернулся. Худощавый, волосы с сединой, короткая стрижка. Одет в куртку на молнии…"

Нет, никто не видел.

Говорят, спорят, а когда на миг утихают, от Дома Советов становятся слышны крики строителей, стук металлических труб — сооружаются леса. Работают и ночью. Суетятся: кровь смыта, трупы стащены в подземелье, дерзкие газеты арестованы. Что еще? Быстренько соскоблить копоть со стен Дома Советов, побелить, оштукатурить, стеклышки вставить и с наивностью малолетнего убийцы сделать вид, что ничего не случалось.

Ведь вот и гласность вроде бы наличествует: на стенах стадиона недалеко от костра, где месяц назад наклеивались статьи из "Советской России", "Правды", "Дня", висят свежие вырезки из прежде умеренных, изворотливых газет. Теперь и такие сходят за правдивые. Хотя правда сердца, горькая правда вопля подменена в них правдой головы, правдой блудливого рассудка. Статейки вроде бы и "осуждают действия властей", но по духу враждебны баррикадникам. Прочитав одну такую вырезку на заборе, понимаю, отчего вдруг у поминального костра нападают на Анпилова: действует яд автора-эстета. 4 октября он, видите ли, понял, что это антинародная политика. По на первых порах его, видите ли, отпугнули физиономии анпиловцев, слишком грубые, заземленные. Вот и простодушный "читатель" у костра уже обзывает закоперщиков "губошлепами". Хорошо, что "спина" на страже и негромко говорит: анпиловцы первыми распрямились и грудью пошли на врага, без них бы народ не проснулся и у Дома Советов никого бы не было. Анпиловцы сделали первый шаг. А их хари, морды, рожи — самые настоящие родные русские лица. Кому они не нравятся, тот не наш...

Место смерти, отлета души, как и место рождения, вселения ее, свято.

Колесо мотоцикла, перевитое цветами, — память о безрассудстве рокера — долго висело на опоре моста через Новослободскую.

На обочине кольцевой дороги в районе Лося — влитый в цемент коленчатый вал стоит памятником неосторожному шоферу.

Спираль Бруно с вплетенными гвоздикам на месте убитых у стены стадиона "Красная Пресня" — терновый венец новых русских мучеников...

А мы, большая русская семья, живем с надсадой в душе, с болью в усталых глазах. Совсем не улыбаемся на улицах. Ржут только жующие тинейджеры. Животный смех сотрясает перезрелых девиц. А мы, если даже и улыбаемся дома маленькому сыну, доброй жене, то совсем не так, как улыбались до 21 сентября. Это будто первая смерть в семье (не в роду). Познаются сиротство и горькая нежеланная новизна жизни. Семья неизбежно и мучительно преображается. Только выродок остается прежним. Только ему хорошо...

Хорошо сегодня и человеку с душой, зажмуренной от яркого алого цвета крови. Такие не ходят сюда на русский огонек в конце улицы Дружинниковской под стены расстрелянного ДОМА СВОБОДЫ.

Человек с зажмуренной душой (ЧЗД) — самый живучий среди людей, как в лесу ольха, бурно плодящаяся на сплошных вырубках породистых деревьев, как сопливый ротан в Яузе.

ЧЗД выжил в 1918 году, служа и белым, и красным. Выжил в 37-м, помалкивая и угождая. Нынешние ЧЗД обосновались на блошиных рынках, на вещевых, на книжных развалах, в "комках", более ловкие — в банках, фондах и ассоциациях. Людьми с зажмуренной душой набиты коммерческие структуры. У них свои зажмуренные газеты. Зажмуренное телевидение, зажмуренный мир мещанской демократии. ЧЗД не имеет национальности. "Вот на нашей лестничной площадке, — рассуждает ЧЗД, — живут армянин, поляк, еврей и я, русский. Они для меня все равны. У нас никаких конфликтов".