Газета Завтра 514 (39 2003) - Газета Завтра Газета

А еще через час к нам в фойе второго этажа заскочили четверо совсем молодых. Спрашивают: "Можно мы посмотрим?" Я себя ущипнул за руку, как в бреду: "Да на что смотреть-то? Как вы здесь, откуда?" А девушка отвечает: "Разве вы не слышали? Выступал Гайдар, призвал выходить на улицы, защищать демократию. Меня вот мама и отпустила...'' Мы стояли за толстым простенком. Они отошли от нас, и тут же бэтээры начали стрелять по теням в окнах. Девушку буквально разорвало пополам. Верхняя часть ее туловища откатилась чуть ли не под ноги мне. Оставила на паркете длинный, жирный кровавый развод... Я не запомнил лица девушки. Совсем молодая, коротко стрижена, джинсовая куртка. Пусть ее мама скажет спасибо Гайдару.

РАССТРЕЛ НАПОКАЗ Газета "МЫ И ВРЕМЯ", 1993 г.

Николай Анисин

30 сентября 2003 0

40(514)

Date: 01-10-2003

Author: Николай АНИСИН

РАССТРЕЛ НАПОКАЗ Газета "МЫ И ВРЕМЯ", 1993 г.

Я уходил из разгромленного Дома Советов четвертого октября в 17.30. По вестибюлю двадцатого подъезда плыл пороховой дым. Пол был усыпан битым стеклом. Под стекляшками там и тут темнела кровь.

На улице пороховой дым был гуще, чем в вестибюле. По верхним этажам еще палили с трех сторон. Палили из орудий и пулеметов.

Двое моих знакомых покинули Дом Советов на рассвете следующего дня. Они отсиживались на шестом этаже, который не обстреливался. Но по этажам выше седьмого орудийно-пулеметный огонь велся до самого их ухода. Расстрел здания парламента продолжался почти сутки. Кого и что расстреливал Ельцин, расстреливая Дом Советов?

21 сентября, слушая в 20.00 указ о роспуске Съезда и Верховного Совета, я полагал, что в это время вся связь в здании парламента уже отключена, и что спецназ из службы безопасности президента, по-тихому сняв жалкую депутатскую охрану, выводит из Дома Советов Хасбулатова и его коллег. Но телефоны в парламенте отзывались. И по одному из них мне сказали: скоро состоится заседание президиума Верховного Совета.

Я успел к окончанию заседания. Зал президиума был набит журналистами. Зачитывалось решение об отрешении Ельцина от должности. Руцкой заявил о принятии им к исполнению обязанностей президента. В полночь началась сессия Верховного Совета. Никакой матрос Железняк на нее не прибыл. Тысячи людей, собравшихся к парламенту, никто не пытался разогнать.

После того как Руцкой объявил народу с балкона, что не подчинившиеся ему силовые министры уволены и вместо них назначены Ачалов, Баранников и Дунаев, я сел в машину приятеля, и мы поехали по Москве. Шел четвертый час ночи. Около Минобороны было безлюдно. На Лубянке — тоже. В штабе внутренних войск горели только окна в кабинете командующего. В казармах спецвойск все окна были темны. Отделения милиции работали в обычном режиме. Я ничего не понимал. Если Руцкой с Ачаловым выедут сейчас в две благосклонные к ним воинские части и приведут с собой по два батальона, которые обязаны по закону исполнять их приказы, кто помешает им к началу рабочего дня занять все правительственные особняки и не пустить Ельцина в Кремль?

К пяти утра я вернулся к Дому Советов. Людей около него не поубавилось. Горели костры. Строились баррикады. Формировались отряды добровольцев по охране парламента. Руцкой и Ачалов, сказал мне знакомый депутат, ни в какие части не поехали. Решено не дергаться: Ельцин на бумаге совершил госпереворот, мы на бумаге его подавили, и теперь пусть выскажется народ.

Голос народа не раздался ни 22, ни 23 сентября, ни в последующие дни. Народ, то есть абсолютное большинство граждан РФ, восприняло противостояние Кремля и Дома Советов абсолютно равнодушно. Массовых акций в России не случилось ни в поддержку Ельцина, ни в защиту упраздненного им высшего органа власти. Народ безмолствовал...

24 сентября, в пятницу, я позвонил в несколько областных Советов, не смирившихся с госпереворотом, и задал вопрос: "Вы объявили указ Ельцина не действующим на вашей территории и что собираетесь делать дальше?" Отвечали мне везде одинаково: ничего, будем сидеть и ждать, как развернутся события в Москве, ибо повлиять на их ход каким бы то ни было действием невозможно. Парламент столь же непопулярен в народе, как и президент с правительством, и желающих бастовать, митинговать и осуществлять блокаду столицы в интересах депутатов найти трудно.

Первая неделя словесной войны между исполнительной и законодательной властями закончилась вничью. Но в Москве ничья была в пользу парламента. Очевидным это стало в выходной день, когда демократы созвали проельцинский митинг. К его началу был приурочен концерт Ростроповича, но и при всем том на него собралась примерно половина от того количества москвичей, которые каждый день приходили к Дому Советов. По оценкам социологов из Академии наук, к 25-26 сентября Ельцин сохранил лояльность к себе пассивного большинства Москвы. Но к этому же времени на его стороне готовы были действовать 35, а на стороне парламента — 65 процентов политически активного меньшинства столицы. Я не могу ни доказать, ни опровергнуть этот вывод, но смею свидетельствовать: у стен Дома Советов за неделю после госпереворота я увидел множество лиц, которые никогда прежде не мелькали на акциях оппозиции. К хорошо известным мне активистам "Трудовой Москвы" и участникам патриотических съездов изо дня в день присоединялись все новые и новые люди. Причем значительная их часть была молода и прилично одета. Ряды активных сторонников парламента увеличивались за счет пассивного ранее московского большинства. Но и это не все. В Дом Советов со всей страны ехали люди, умеющие воевать. Ехали офицеры и рядовые, прошедшие "горячие точки", казаки. Дом Советов стягивал к себе всех недовольных и разочарованных режимом Ельцина и постепенно превращался в штаб массового гражданского сопротивления исполнительной власти. И никакие обычные меры пресечения этого сопротивления уже не помогали. В Дом Советов перекрыли подвоз продуктов. Но их несли в ящиках. Отключили свет. Но туда неведомо откуда везли солярку для дизельной электростанции, а один молодой человек, пожелавший остаться неизвестным, доставил бензиновую мини-электростанцию.

26 сентября, в воскресенье, Ельцин заявил по ТВ, что еще чуть-чуть — и Хасбулатов с Руцким останутся одни в здании парламента. А в понедельник у Дома Советов состоялся самый массовый за всю неделю митинг. Ничья при словесном противостоянии теперь была явно в пользу парламента, и Кремль уже не мог изменить ситуацию, не прибегнув к силе. Во вторник, 28 сентября, Дом Советов был наглухо изолирован от внешнего мира техникой и внутренними войсками. Изолирован под предлогом ограждения москвичей от вооруженных боевиков, засевших в парламенте.

На четвертый день блокады, 1 октября, я проскользнул в Дом Советов через три кордона, затесавшись в группу иноземных журналистов, и после пресс-конференции Руцкого и Хасбулатова пару часов разговаривал там с "засевшими боевиками". Весть о том, что пришел человек с воли и на волю уйдет, пронеслась по этажам, и мне вручили на вынос два десятка записок. Вот некоторые из них.

"Женя! Аля и Федор! Крепко вас целую. У меня все хорошо. Не волнуйтесь. Еще раз целую и обнимаю. Миша. Папа".

"Людмила Дмитриевна! Передайте моим — жив, здоров и невредим. У Владимира Степановича тоже все в порядке. Сообщите его жене".

"Мам! Не горюй и не беспокойся. Я тебя люблю. Позвони, пожалуйста, Ольге".

"Отец! Если Ира еще не приехала, узнай у сына — есть ли у него деньги на еду. Или лучше забери его к себе".

Когда, набирая телефоны разных городов, я зачитывал эти записки, то уже знал, что оцепленных в Доме Советов обычных неробких мужчин новоявленные комиссары Грачева представляли личному составу подмосковных дивизий как уголовный сброд, который пытает в подвалах заложников и для которого не надо жалеть снарядов. Пропаганда, как мы знаем, сработала — снарядов никто не жалел.

Блокада парламента длилась пять дней. Пять дней исполнительная власть ограждала Москву от "боевиков". И пять дней тысячи москвичей бились о стальные ряды оцепления, пытаясь пройти к Дому Советов. Словесная война двух властей (бывший президент — бывшие народные депутаты) сменилась дубинно-кулачной войной Кремля с народом. 28 сентября два десятка тысяч сторонников парламента сумели подойти к первой цепи ограждения, но были газом и дубинками оттеснены по улице Заморенова, а затем часа три ОМОН гонялся за ними по улице 1905 года и Садовому кольцу. 29 сентября никого из десятков тысяч не пустили дальше площадок у выходов из метро "Баррикадная" и "Улица 1905 года". Солдаты дивизии Дзержинского перекрывали проходы, а солдаты ОМОНа били подряд всех, кто толпился у этих проходов. Причем били не только на улицах, но и в станциях метро. 30 сентября оттесненная с "Баррикадной" толпа вышла к Пушкинской площади, но и оттуда была изгнана смертным боем — несколько искалеченных ОМОНом увезла "скорая". 1 октября избиения демонстрантов продолжились на "Баррикадной", а 2 октября произошли на Смоленской площади.