Веления рока - Валентин Тумайкин

За хутор на трассу Дыба вышел точно к автобусу. Автобус был проходящий. Дыба первым шмыгнул на ступеньку и сел на свободное место. Когда вошли еще несколько человек, водитель объявил:

– Передавайте деньги на билеты. – Пассажиры передали мелочь по цепочке. Пересчитав монеты и людей, водитель возмутился: – Кто-то не передал. – И, обратившись к Дыбе, спросил: – Молодой человек, вы не передали деньги?

Дыба оскалился.

– Хватит разборки устраивать, поехали!

– Пока не передадите деньги, я с места не тронусь! – заявил водитель.

– Сколько можно стоять? Поехали! – послышался сзади недовольный мужской голос.

– Это, наверное, какой-то убогий, откуда у него деньги? – съехидничала женщина с золотыми сережками, даже не взглянув на Дыбу.

– Ничего себе убогий, ты погляди, какая дылда. Убогие в рванье ходят, а у этого и рубашка, и штаны новые. Привыкли за чужой счет жить, – возмутился кто-то еще.

В глазах Дыбы сверкнула злоба. Он наклонился к водителю и пригрозил жестким голосом:

– Поехали, я сказал, а то уши обрежу!

Водитель пригнулся, проверил левой рукой, на месте ли гаечный ключ 29 на 32, убедившись, что инструмент на месте, повернулся. Взгляд его был твердым.

– Рецидивист это, вот он кто, – робко проронила женщина в очках.

Как раз в это время у Дыбы произошел рецидив. Он схватился за живот и, выскочив из автобуса, побежал к заросшему бурьяном пригорку. Автобус дернулся и поехал. Дыба рванулся бы вдогонку, но обстоятельства вынуждали его смиренно сидеть, пригибаясь за молодыми побегами амброзии. Застонав, как раненый зверь, он заскрежетал зубами, а на его осунувшемся лице выразилась беспомощная ярость. Он чувствовал, как от злости бешено барабанит сердце. Он готов был сейчас перегрызть глотку любому, попавшемуся ему на глаза. «Никогда не теряйте самообладания. В критических ситуациях рождаются гениальные идеи», – вспомнил он наставления лейтенанта Утехина. «Я сильный, я найду выход! – давал установку он сам себе. – Надо успокоиться, сосредоточиться» – продолжал он делать себе внушения. И сконцентрировав силу воли, глубоким вдохом вбирая в легкие воздух и медленно выдыхая, застегивал джинсы, при этом пытаясь достичь душевного равновесия, в то же время размышляя: «Необходимо немедленно раздобыть деньги, иначе отсюда не выберешься. Как проще всего и быстрее это сделать? Самый надежный вариант – кого-то ограбить. Но кого? В этой дыре одна нищета. Стоп! Тут есть магазин! Да, да, надо брать магазин – это единственно верный шанс». Решение было принято.

Под окном магазина с открытыми деревянными ставнями, скрестив руки на груди, беседовали две женщины. Они обернулись, посмотрели на долговязого парня и, изучив его спину, продолжили свой разговор. Дыба перешагнул дощатые приступки и открыл дверь. При виде незнакомца продавщица быстро заморгала. «Или ревизор, или инструктор райкома партии», – подумала она и застыла в ожидании. Дыба окинул взглядом полупустые витрины, на которых стояли батарея противотанковых бутылок с «червивкой», пирамидка из банок кильки в томатном соусе, десятка два килограммовых пачек соли, стопка сигарет «Прима» и два оббитых эмалированных лотка с ржавой соленой селедкой и килькой. На прилавке лежали деревянные счеты и стояли весы с птичьими носиками, на одной из чашечек которых покоилась килограммовая гиря. Дыба оценил обстановку, вздохнул.

– Не фонтан.

– Что вы спросили? – спросила продавщица.

– Смотрю, с продовольствием у вас тут напряг, – озабоченно произнес Дыба.

– Потому что ни сахара, ни конфет нет, – стала оправдываться продавщица. – Если на прошлой неделе я получила ящик цейлонского чая, его за два часа размели. Все только план требуют, а где я его возьму? Кому нужна эта килька, у нас в речке своего гибрида полно, бесплатно.

У Дыбы появилось сомнение в сумме наличности, он культурно спросил:

– Вы сможете разменять мне двадцать пять рублей?

– Я бы разменяла, – бросившись к ящику с деньгами, сказала она, выражая интонацией голоса полную готовность, – но у меня одна мелочь, рубля полтора, не больше.

Дыба молча уставился на продавщицу и глядел так долго и так пристально, что ей стало немного не по себе; она растерялась, не понимая, что от нее требуется, и начала суетливо перебирать руками свой застиранный фартук. Ее острое бледное лицо еще больше заострилось, а тонкие губы сжались. Тяжело вздохнув и помрачнев, Дыба отвернулся и подошел к окну, под которым все в той же позе стояли женщины и вели свой нескончаемый разговор. «Что ж это мне так не везет? – задался он вопросом. – А вот ей сегодня повезло». – Ты под каким созвездием родилась? – продолжая смотреть в окно, спросил он.

– Я не под созвездием, я днем родилась, под солнышком, – с робкой радостью ответила она.

– На лужайке, что ли?

– Нет, не на лужайке, я на огороде родилась. Мама полола морковку, прямо на грядке и родила меня.

Дыба обозрел ее еще раз и поинтересовался:

– Звать-то тебя как?

– Зинулей. Вообще-то Зиной, но я привыкла, чтоб Зинулей звали, – ответила продавщица и покрылась румянцем. Зинуля всегда краснела при разговоре с незнакомыми людьми, особенно с парнями, потому, что была очень стеснительной девушкой. А ей так хотелось стать смелой. Устроившись работать в магазин, куда постоянно заходили покупатели, она надеялась научиться живому общению, всякий раз старалась не поддаваться панике. Однако краска неумолимо расползалась по бледным щекам ее, даже когда она вовсе не волновалась. Недавно от нее ушел жених, предпочел ей более веселую и раскованную Ирочку Лыткину. С этого дня у Зинули началась серая, унылая жизнь. Грустная и угнетенная, она не находила себе места, и с горя решила сходить к местной гадалке, узнать свое будущее. Та раскинула карты и предсказала ей, что вот-вот явится ее суженый – из казенного дома, высокий и богатый. «Это он», – не колеблясь, уверилась она.

– Вот что, Зинуля, ты одолжишь мне пачку сигарет? У меня деньги только крупные, – прогнусавил предполагаемый кавалер.

Зинуля затревожилась. «Он точно какой-то начальник, хочет проверить, даю я в долг продукты или нет?»

– Нет, не могу, – с достоинством проговорила она, – у нас строгая отчетность, я никому ничего в долг не даю.

«Вот сучка», – про себя выругался Дыба. Ему захотелось вмазать ей по противной крысиной роже, но он сдержался.

– А вообще-то в таких случаях положено сначала предъявлять свои документы, – дрогнувшим голосом пролепетала она.

– Но ты даешь! И как это пришло тебе в голову? Какие документы могут быть у бандита! – усмехнулся Дыба и пожал плечами. На секунду Зинуля замерла, а потом, сжав губы, прыснула и прикрыла рот ладонью. – Значит, в огороде, говоришь, родилась, – пронаблюдав за Зинулиной экспрессией и думая о чем-то другом, уточнил Дыба.

– Ага, в огороде.

Дыба хотел сказать, что поэтому и похожа на чучело огородное, но не сказал, повернулся и вышел из магазина. Зинуля выждала несколько секунд и подбежала к окну: Какой интересный! И разговорчивый такой. А высокий-то, прямо выше человеческого роста, сразу видно – городской. И главное – молодой, а уже начальник. Правда, глаза у него выпученные. Но это не страшно. Лишь бы человек был хороший. И шутник опять же. Она забежала за прилавок, достала из-под прилавка зеркальце, кокетливо поворачивая голову, рассмотрела себя и справа, и слева. Ей показалось, что она произвела на него эффект, не случайно же он спросил, как ее зовут. Наверное, хотел познакомиться? «А я, как дура, не догадалась. Надо было тоже спросить». Она не могла знать с точностью, понравилась ему или нет, но поняла, что сама действительно полюбила его и стала обдумывать, как подготовиться к очень значимому в её жизни событию. «Пойду в клуб в новом платье и причесон сварганю, – решила она. – Вдруг он останется в хуторе с ночевкой. Постараюсь быть посмелее, нашим-то парням скромные девки не нужны, а городским тем более разбитные нравятся».

Сквернее настроения, чем теперь, у Дыбы не было никогда. Ему оставалось только одно: найти свои деньги. Ускоряя шаг, он направился обратно к дому Эрудита. Тут его взгляд привлек стоявший под тополем зеленый «Москвич». Улица была безлюдной. «Это тоже вариант», – решил Дыба. Осмотревшись по сторонам, подошел к легковушке, дернул дверцу – она приоткрылась. Перемкнуть провода – дело нескольких секунд. Он пригнулся, приготовившись нырнуть в машину.

– Что, мил человек, подъехать куда-то желаете?

Дыба вскинул голову – на высоком крыльце стоял толстяк, поглаживая руками свой живот. Его добродушное разрумянившееся лицо свидетельствовало о том, что он только что сытно позавтракал. Кроме того, на левой щеке толстяка, под самым глазом белел свеженький пластырь.

Жора, таким было имя у толстяка, работал сторожем на ферме. Поутру, возвращаясь с дежурства, он повстречался с Митькой Дятловым, который, как обычно, в это время был уже навеселе.