Выжить без зеркала. Сборник новелл - Анна Лощилова

– Хотя видел, даже вляпался.

– Вонь сильная была? – мой собеседник расслабил лоб, отчего лицо его показалось доброжелательным и внимательным, как-то по-отечески.

– Ну, как говно.

– Тогда может и не он… – он задумался и потянулся за второй бутылкой пива, она стояла на земле, и я ее сразу не заметил, – Там зверь серьезный. А каков зверь, таково и говно его.

Его слова звучали как из священного писания. Я подумал разрядить обстановку и сообщил ему о своем наблюдении.

Он усмехнулся:

– Так откуда же еще. В месяц Рамадан пророк Мухаммед, продолжатель пророческой традиции Моисея и Христа, ушел на гору Хера подумать, как водится, о чистом и светлом. Там к нему пришел Джибриль, Гавриил по-нашему, начал говорить про Бога нашего единого, но далеко не ушел. Потому что увидел отчаянно подозрительные фекалии, понял, что это горный дракон – его тогда так называли – и отчитал Мухаммеда, чтобы берегся.

Я перебил:

– Кого называли?

– Его.

– А откуда вы все это знаете?

– Да у меня жена мусульманка, – он отхлебнул с горла. – Красавица. И терпеливая. Правда алкоголь не приемлет. А иногда так хочется после тяжелого трудового дня. Приходится в лес уходить и на пень садиться.

– А зовут ее как?

– Россия.

– А вас?

– Владимир. Владимир Владимирович.

Так я познакомился со своим соседом из лесопарка. Я очень надеялся, что он пригласит меня в дом: территория за убогим зеленым забором была неприступна и от этого еще больше манила, но он не пригласил. Зато позвал охотиться на зверя.

Я думал, Зверь, в его случае, это кличка. Он говорил о совершенно определенном существе, которого определенно желал за что-то наказать. Но сам он опроверг мои догадки:

– Я что, дурак, имена кому-то давать. Дать имя – это значит привязаться. Привязаться – это значит повернуться спиной. Повернуться спиной – значит получить в эту спину нож. Я никому не даю имен.

– А дети, Владимир Владимирович?

– А у меня их нет, – он был серьезен, – не может Россия. Выкидывает моего ребенка. Каждый раз, уже со счета сбились.

– А врачи что говорят?

– Что у меня член слишком большой, – Владимир поймал на себе мой оторопелый взгляд и продолжил, – каждый раз как у России под сердцем жизнь затеплится, я ребенку членом голову пробиваю. Нехорошо природа придумала малыша головой вниз класть.

Я собрал всю свою храбрость в руках и спросил:

– А если с ней во время беременности не спать?

– Не спать? – мой вопрос озадачил Владимира Владимировича, но только на долю секунды, – как же ее Россию не ебать-то? Больно хороша.

Я сказал, что умею читать судьбу и могу посмотреть, будут ли у него дети и когда.

Вообще-то это стоило денег, но Владимир Владимирович так не думал. Он сделал мне одолжение, протянув мне руку ладонью вверх.

И такой руки я до этого не видел.

Ко мне приходили разные люди. Был человек, скормивший жену собаке в порыве гнева, вызванного тем, что та не понимала его историко-политической значимости. Он был крупным чиновником, и ему удалось положить то, что осталось от несмышленой возлюбленной в закрытый гроб, заглядывать в который не хотелось никому, ибо каждый понимал, что бы там не лежало, места хватит на всех любопытных.

Ко мне приходили близнецы со сросшимися головами, чтобы узнать, как сложится их судьба с любимой женщиной. Женщина у них была одна на двоих, зато головы у нее было две на нее одну.

Ко мне приходила женщина, протягивала ладонь своего новорожденного сына с вопросом, можно ли сына, льва с асцендентом в весах, назвать Эдипом. И я сказал, что можно, а она сказала мне спасибо.

Ко мне приходили очень разные люди, но такой ладони, на которой нет ни линии ума, ни линии сердца я не видел никогда. На холме Венеры три звезды и росчерк там, где я меньше всего ожидал его увидеть. Это означало и могло означать одно: этот человек получит смерть только от рук своего ребенка. А если нет, то смерть никогда его не настигнет.

Ровно секунду длилось мое помешательство, вторую секунду я видел зверя, а третью, его смерть.

Он бежал на ловца, чего и следовало было ожидать. Ростом мне по пояс и по плечо Владимиру Владимировичу, зверь меня совсем не напугал, по двум причинам.

Во-первых, вид у него был добродушный, он стремился к охотнику с явным намерением поиграться, ласково направив рога в его сторону.

Во-вторых, мгновение, которое я его видел полностью живым, было отчаянно коротким.

Затем было долгое прощание зверя с миром, сосредоточенное, в основном на прощании с Владимиром Владимировичем. Он пытался положить тяжелую голову ему на колени, но безуспешно. Отказ за отказом зверь из последних сил поднимал пяточек к убийце. По правому копыту текла темная кровь.

Наконец последний взял его за морду и не моргая глядя в глаза сказал:

– Прощение заслужишь, если глаза отдашь.

И я клянусь, я видел, как он кивнул головой и покорно выпучил на него глазищи.

Я не стал смотреть, как зверь добровольно лишается глаз. Я ничего не видел – я демонстративно отвернулся и задал пафосный вопрос:

– Во имя чего?

– Во имя любви, – ответил Владимир Владимирович. Свинья устало взвизгнула. Визг перешёл в низкий недолгий рёв разочарования.

– Нет, я имел в виду, за что вы с ним так?

– Так он мне прям у калитки нагадил.

– И все?

– Ненавижу, когда так делают. Не по-людски.

– Так он не человек.

Владимир Владимирович понял, что я напрягся, стал говорить мягче и тон его стал серьезнее.

– У нас тут свои дела. Но я виноват. Как водится, ссор из избы не выносят, а я вынес, тебя напугал. Давай, иди домой, отдохни, большое дело сделали. За свинью эту не переживай, она заслужила, уж поверь мне. Тебе подробностей знать не надо. А завтра вечерком приходи. Пива выпьем.

Я бы тебя к себе позвал, но Россия не любит. Давай, добрых снов.

Во имя любви.

Я перестал серьёзно относиться к любви, когда закончились мои первые серьезные отношения. Я, конечно, не перестал верить. По большому счёту, я никогда не верил, потому что знал. Я знал это чувство, оно было приятное, иногда слишком и тогда морозило скулы.

Я знал:

1). Что эта штука существует.

Что я не знал, но верил:

1). Что любовь всеобъемлющая;

2). Что она вечная.

Конечно, вечность там с большими оговорками. Мне ведь нужно было оставить пути отхода, если я перестану любить одну персоналию и залюблю другую. И я придумал вот что.

Любовь можно представить в виде луча, исходящего из самой твоей сути. Этот луч сильнее и слабее в зависимости от того, насколько ты способен любить. Этот луч есть всегда и он на кого-то может быть направлен, а может быть ни на кого. А так как любовь – дело добровольное, если одна персоналия открепляется от твоего луча, то вполне может