Выжить без зеркала. Сборник новелл - Анна Лощилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гена, я ведь говорил тебе, я с ними трахаться не буду, и сосать им не буду, и что еще они там любят, тоже не буду. И то, что я в тюрьме сидел, это ничего не значит.
– Да не. Это я понял, мне много раз повторять не надо… – К Соленому вернулась его шутовское выражение лица, приправленное легким заискиванием перед собеседником, какого бы он ни был ранга, – Здесь дело в другом.
Ребята сегодня приезжали из какой-то парфюмерной фирмы. Крутые ребята. Подошли ко мне, правда, были уже изрядно выпившие, и говорят, что текильщик наш просто удивительный красавец. Говорят, давно ищут тело, чтобы было «вау». Новенького чего-то хотят. Говорят, есть хорошие модели. И худощавые, андрогинные, и мускулистые качки есть, и красивые, и не очень. Таких же любит сейчас фэшн индустрия.
При словах «фэшн индустрия» он смущенно хихикнул.
– Так вот, – продолжал Соленый, – говорят, что такого, как ты, еще не видели. Говорят, форма у тебя просто по-ра-зительная. Съездишь к ним?
– Да мне бы к врачу сначала, – отозвался Витя.
– Да какой врач. Пока тебя не переломали, никто не замечал даже тебя, Витеньку-текильщика! Ты же ходить можешь?
Виктор пожал плечами.
– Можешь! Ты не то, что ходить, ты порхать можешь, летать. Как бабочка. Ты одно пойми. Ты же женщина-фиалка. А эти «ребята», как ты их называешь, тебе подарили фиалочность мужскую.
Он замолчал, задумался и стал глядеть снова куда-то мимо Виктора.
– Дай им Бог здоровья, – невнятно пробормотал он.
– Я им сказал, что ты придешь послезавтра к полудню, – с этими словами он достал из тонкого портмоне несколько помятых по середине бумажек. И положил их на колено Витеньке, мощно при этом хлопнув рукой по его ноге.
У Вити промелькнула мысль, как в такой маленький, стройный кошелек помещается так много денег.
– Это на процедуры разные, эпиляция, депиляция, маникюр, педикюр. Должно хватить, телочкам хватает. Если не пойдешь – дело твое. На врача потрать. Но, честное слово, Вить, на тебя дар спустился какой-то, не пойму сам, какой. Не просри, ну. Я от чистого сердца тебе это. Вот это вот все. Это я всей душой тебе.
Витя взял деньги и поехал домой. Ужасно хотелось спать, но не получалось. Боль, сразу незаметная, все нарастала. Глядя на свое отражение в окне, Витя находил все больше повреждений. Исказились не только бедро и плечи, казалось, тело Вити совсем изменило форму.
– Я был красив, но сейчас нет, – говорил он сам себе, – это не красота, это квази красота, это какие-то сумерки, неон, а я люблю солнечный свет. Зачем я нужен им такой? Почему они не любили меня прежнего?
Он мысленно взывал к Леночке, и ему казалось, что она отвечала. Говорила, что он обещал исправить все, что сделал, и он должен сдержать слово.
Он пересчитал деньги и решил идти в салон.
Процедуры, которые он с таким вожделением представлял себе, на деле не приносили ему того безоблачного удовольствия. Его это не пугало. Он думал, что так, наверное, и должно быть, так часто бывает. В мыслях гораздо приятнее, чем в реальности.
Женщина в алой помаде с пышными волосами, уложенными в высокую прическу, намазывала на самые неприличные части тела Виктора липкую греющую массу. Он пытался оценить выражение ее лица по шкале от одного до пяти, где один – полное равнодушие к происходящему не только перед ее носом, но и на всей гигантской планете, а пять – презрение Анхеля к самому грязному ленивому ручейку.
Рвануло, было крайне неприятно.
После грубых рук ядреной парикмахерши, выглядевшей, на удивление, очень хорошо – суть и форма ощутимо контрастировали – голова Витеньки стала гладкой и даже металлически скользкой. Он дергался без остановки, пытаясь уследить за тоненькой хрупкой мастерицей, с длинными пальцами, вызывающими восхищение. В ответ эти пальчики резким агрессивным движением возвращали неуемную голову на место.
Что-то хрустело, но Виктор уже привык.
Уколы по всему лицу, острые скулы, верхняя губа припухлела.
Уже нужно было выходить, чтобы успеть на встречу с теми большими людьми, в руках которых сосредоточилась сила, отвечающая за исполнение витиной мечты. Он сидел на полу, не торопясь надеть носок, и рассматривал ноготь, старательно отполированный все в том же салоне.
– Красиво. Солнце играет красиво, – блаженно улыбнулся Витенька и медлительно натянул носок, – как там все будет? Может, встретят меня с шампанским и с бутербродами с колбаской. Копченой. Лучше, конечно, с икрой, лучше с красной. Даром черная дороже.
Все вышло немного не так, как ожидал Витя. Но не менее масштабно чем бутерброды с копченой колбасой.
Офис российского представительства модного дома, лицом и телом которого должен был стать Виктор, находился, на удивление далеко не в центре.
Долгая дорога в вагоне метро выбила бы Витю из колеи, если бы не неудержимая радость ожидания. Он снова чувствовал прилив сил, которого уже лишился в педикюрном кресле. На стеклянной облицовке гигантского здания играли блики нехотя вылезавшего из снежных облаков солнца. Витя прищурился – больно. Так он делать больше не будет – и вплыл в самостоятельно открывающиеся двери.
Люди по-мышиному бегали по холлу. Виктор уселся на диван, казавшийся удобным, но на деле слишком скользкий. Вендинговые автоматы единственные предлагали Вите чем-нибудь угоститься. Но денег снова не было.
Довольно скоро к пытающемуся удержаться на гладкой коже диванчика Вите подошла девушка, так же по-мышиному. Она была безумно красива, особенно ее лоб: не слишком высокий, не слишком низкий. Витя подумал, что если бы ему нужно было бы объяснить человеку, не понимающему никакой земной язык, что такое гармония, он бы объяснил на неземном – показал бы лоб этой девушки, семенящей на десятисантиметровом каблучке.
– Я на кастинг, – ласково сказал Виктор.
– Отлично, Вас как зовут?
– Виктор. Виктор Мац.
Девушка полистала гигантские списки, бумаги, которые словно сами собой возникли под ее рукой, поставила какую-то отметку напротив его фамилии карандашом, образовавшимся в пространстве таким же неведомым образом, и показала рукой на лифт:
– Спросите гриммерку, Вам укажут, – улыбалась девушка тоже как-то по-мышиному.
Гриммерка – зала безумных размеров со скверным слепящим освещением. Если бы Витя расставил руки и кружась прошел бы от одной стены до другой, то сколько бы это было оборотов?
Около 60, не меньше. А Витя, несмотря на свою недавно приобретенную худобу, сохранял еще катастрофическую длину конечностей. Поэтому, 60 – это ужасно много.
Вокруг у стен были расставлены люди. Их красили, причесывали и раздевали.
С Витенькой было то же самое: голому ему протянули трусы телесного цвета. Так, что издалека не было ясно, есть ли какая-нибудь на нем одежда. Брюнеточка лет тридцати пяти, на плечи которой легла подготовка витиного внешнего вида, явно засматривалась на него, периодически смущаясь:
– Со мной