Пограничник (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков

— Итак, сеньоры, — начал я вступительную часть, глядя на собравшихся в воём кабинете, — все вы уже знаете, моя сестра всем всё в лицах рассказала, а потому буду краток. У нас проблемы.

Тишина. Весь магистрат графства, собравшийся, наверное, в полном составе впервые, лицезрел столешницу. Как и четверо мастеров, самых доверенных, троих из которых я только что посвятил в рыцари.

— Если совсем коротко и без подробностей, — продолжил я, — то сейчас мы находимся в некой точке невозврата. Если прямо сейчас отступим — то выживем. И лично вы и дальше будете жить, а, возможно, даже процветать. Я сейчас говорю не про себя — лично меня никто не простит, никогда, и врагов и кроме церкви у меня достаточно. Я просто хватаю золото из сокровищницы и исчезаю от слово «совсем». Рикардо Пуэбло в этом мире больше не будет. А под каким именем появлюсь в Диких Землях, и каких именно землях — этого вам не скажу. Я исчезну, король пришлёт вам нового графа и ваша, подчёркиваю, именно ваша жизнь продолжится. Все беды спишут только на меня. И если честно признаться, я готов к этому, сеньоры. Ибо не вижу смысла воевать и менять мир через силу, заставляя других делать что-либо, что они не хотят. Нет смысла пытаться вращать землю без точки опоры, — посмотрел я на мастеров, и те понимающе кивнули. — Потому мне на самом деле будет проще свалить отсюда. Но, подчеркну, всё зависит от вас. Если вы готовы, если хотите бодаться — я буду рвать жилы, пока не вытащу графство из дерьма.

— Решение за нами. — А это подытожил Вольдемар.

— Да, наставник. Это если коротко.

Теперь чуть подробнее. У нас сейчас состоится набег. Пока набег — никто не позарится тронуть Пуэбло. Мудаков вроде Авиллы не беру в расчёт, каждый из вас знает, что он нападёт именно во время священного перемирия. Но церковь затаится. А вот что будет потом… — Я помолчал, качая головой. — Потом будет переписка, где я объясню епископу что произошло и свою позицию, а после того, как он «не поймёт и не простит», нам придётся действовать. И действовать жёстко, работая на опережение. В частности, я планирую напасть на монастырь святой Варвары.

— Это женский монастырь! — выкатил глаза Клавдий. — Граф, ты представляешь народное возмущение, что будет после такого нападения?

— Клавдий, ты представляешь, сколько там серебра и золота? — парировал я. — Этот монастырь что-то вроде временного хранилища казны Южной Епархии. И именно что женский — его защищает ореол. Его боятся трогать. К тому же монахини нам даром не нужны — их не трогаем. Нужно всего лишь перебить охрану из орденцев и забрать добро, какое там плохо лежит, а я точно знаю, оно лежит там плохо.

Улыбки на всех лицах. Средневековье-с.

— После же, если епископ Лука будет настаивать на противостоянии, напасть на монастырь… Святого Луки. Символичненько, да?

Снова довольные понимающие улыбки.

— И да, сеньоры, главное. Срать я хотел на золотые кубки и серебряные подносы в монастырях. Главная цель рейдов — мы уведём оттуда монастырских крестьян. ВСЕХ монастырских крестьян. И предъявим, что негоже монахам, избравшим путь отречения от мира, кормиться за счёт мирян и их эксплуатации. Или отречение — и живите сами, ешьте то, что вспахали и засеяли, или уже примите статус благородных и владейте землёй как королевские феодалы, платя все полагающиеся налоги. А то слишком хорошо устроились.

— Это слишком… Круто, — выразил мысль Вермунд. Хотел сказать «революционно», но такое слово отсутствовало в его лексиконе.

— Никто тебя не поймёт, — поддержал Клавдий.

— А может как раз наоборот, поймут все? — парировал я. — Просто я задам вслух вопрос, который пока никто не найдёт в себе смелость задать?

— На это и расчёт, да? — улыбнулась хитрая ментовская морда. — Ты запустишь в обществе диалог. Задашь вопрос, и люди начнут спорить о правомочности церкви владения крепостными, аки миряне. И первыми в твою поддержку в рост встанут все крупные владетели — многим не платящие налоги и подати монастыри как кость в горле. И тебя активно трогать не будут… Какое-то время. Пока ты не доведёшь до ума легион и гильдейское оружие.

— Угу. — Я расплылся в хищной улыбке. — Сеньоры, у меня есть план на первый раунд войны с церковью. Я готов к ней. Включая то, что мы проговорили без Олафа, по записи актов гражданского состояния — Олаф, позже отдельно обсудим. А в конце будет создание нашей собственной епархии, не зависимой от Овьедо и Альмерии. Свой епископ лучше, чем чужой. Но ещё раз повторюсь, всё это имеет смысл, только если каждый из вас сейчас встанет и скажет свою позицию. Кто хочет «подписаться» под всё это — встаёт и говорит, что он в команде. Кто хочет жить, а вы понимаете, что тех, кто останется, в случае поражения в живых не оставят, может встать и уйти. Я не неволю. Если вы уйдете все — то наоборот, вы останетесь управлять графством до прибытия наместника от короля, а я тихо свалю в неизвестном направлении. Решение за вами, сеньоры. Кто первый?

— Граф, это… — Голос подал молчавший всё время Олаф. Он с помощниками впахивает в поте лица, организовывая на местах процесс освобождения крестьян. Сейчас приехал в замок по моему требованию. Я хотел совсем об ином с ним поговорить, в ином ключе, но, видимо, судьба. — Граф, это… А новый наместник, приехав, отменит твои решения об освобождении?

Над столом повисла тишина. С этой стороны вопрос пока никто не рассматривал. Как бы я в своём праве. Но новый граф…

— Не знаю, — честно сказал я, качая головой.

— Ежели он попытается… А что-то говорит мне, что попытается, то народ, сеньор граф, за вилы возьмётся, — констатировал Олаф. — И будет кровь. Большая кровь.

— Крестьяне в Овьедо в худшем положении, чем у нас. — А это дал точную чёткую характеристику Вольдемар. Скупую и лаконичную, но капец верную, как и положено наёмному убийце, анализирующему много факторов для планирования успешной операции. — Восстание вспыхнет и там. А в Мериде… — Пауза. — В Мериде всё ещё хуже. Там из народа все соки выжимают. Кровь будет ОЧЕНЬ большая.

— И я, граф, того… — продолжил Олаф. — Я останусь со своим народом. Потому, что нельзя так, как они. Надо как ты. Чтобы, понимаешь, народ людьми себя чувствовал. Мы — люди!

О как чела торкнуло на почве освобождения. Удачно я его нашёл. Сформулировать мысли внятно мужику сложно, парень из деревни, в