Пограничник (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слабаки! А надо было с графа пример брать. А то дорвались, понимаешь, до замковых стен, и первым делом нажраться, отметить возвращение! Понимаю, с войны едем, да на новую войну, передышка, но всё же… А, пофиг. Три круга вокруг замка осилят, на карачках доползут.
Терма. Иду первый, так как первый прибежал, но девчонкам сказал парней, кто готов, пускать — не барин, и в толпе помоюсь. Тем более я быстро.
Так, бегом в донжон, чмокнуть встречающую у входа Астру в носик, и наверх — переодеваться. Завтрак. Боже, какой кайф быть дома! За столом никого, только сёстры с семьями, и не просто так — мне дают пообщаться с родными. Пытал Илону, как она тут. Девча, сбиваясь, рассказывала что-то, терялась, но вижу, на людях она уже увереннее ведёт себя. А вот племянники впервые за столом со мной. Да я в общем не часто тут и бывал. Рассказывали, как сильно оба хотят стать воинами, и дядька Вольдемар их даже учит.
— Нет, ребят, не надо идти в рыцари, — подвёл итог я нашему разговору. — Конница — это мощно. Но чтобы быть конным воином, надо с детства учиться. Открою тайну, будущее за пехотой.
— За легионом? — Младший.
— ЛегионАМИ! — повысил я голос. — Этот — только первый. Когда-нибудь их у нас будет десяток. Или даже больше. Посмотрим. И тот, кто первым встанет у его создания сейчас, получит больше всего опыта и в будущем станет крутым командиром над новосоздаваемыми формированиями. Мясо в солдаты найти легко, но без уже обученных и боеготовых командиров это именно что мясо, смазка для копий врага. Командиры — наше всё. Так что лучше слушайте Вольдемара, изучайте стратегию и тактику, работайте над собой, и станете тем, кому величайшие снобы, всякие герцоги и чинуши из Альмерии будут завидовать.
— Рикардо, скажешь тоже… — засмущалась Илона.
— А я думаю так и будет. — А это Астрид. — Никто не поверит в легион до первого боя. И в этом у нашего Ричи преимущество. А потом — будет поздно. Потом от желающих стать командирами отбоя не будет. Сейчас берём всех, кто изъявил желание, вообще всех, а потом благородные драться будут, чтобы их выбрали.
— Всё может быть. Рыжик, за тебя! — поднял я кубок.
Затем дела. А именно, перед лекцией в новоиспечённой академии решил потрындеть с мастерами за жизнь нашу нелёгкую и тяжкую. А именно — рассказать про полевую кухню. Но разговор наш был прерван самым наглым образом:
— Да что я, не понимаю, что ли! Но неможно мне без графского слова! Неможно, говорю! — Кто-то ломился сквозь мою охрану, оставленную у здания «чтоб не мешали».
Мы сидели за импровизированным столом из бочки, на которую положили писчую доску, окружив её стульями, и передней стены у мастерской не было — вентиляция. Вышел, глянул, кто там. Лицо незнакомое. Чел лет пятидесяти наших, обильно убелённый сединой, военная выправка, одет в лёгкую местами драную кольчугу (ничего эдакого, просто из замковых запасников — для пешцев и охраны каторжан; неохота чинить, ресурсы на это дерьмо тратить, пока и такие поносят). Военной формы у нас нет, не ввели пока, но явно из замковой охраны.
— Кем будешь, любезный? Что случилось? Сквозь прищур, так положено, спросил я.
— Десятник преториата юстиции Секст Долгий! — вытянулся чел. Я чуть не прокашлялся. «Преториат юстиции»? Я прикололся, а они и вправду так ведомство назвали. И ведь подписал же я это как-то, и был трезвый! Ах да, я на войну ехал, много чего не глядя подмахнул. «Преториат» — МВД, там рулит Клавдий. «Преториат юстиции» — ФСИН, и у меня есть отдельный для этого претор, наш нелояльный епископу монах. А будет ещё и «магистрат юстиции» — ведомство по судам. Лучше отдельно выделить. Но пока пустует — нет проверенных кадров, некогда было этим заниматься.
— Слушаю, десятник преториата юстиции! Какой вопрос?
— Граф… — Секст Долгий замялся, осознав, кого отвлекает от дела, несомненно важного, но собрался с духом и высказался. — Граф, пленные… Орденцы… Приказано их на работы гнать, «аки татей проштрафившихся».
— Да, так и было, так и сказал. — Я ещё больше нахмурился, предчувствуя недоброе.
— Ну, мы их и поселили их в барак с каторжанами, с «уголовными». И на работу как всех погнали.
— И как они? С уголовными? — перебил я, ибо тема интересная. И правда, как разберутся друг с другом почти благородные фанатики орденцы с бандитосами под одной крышей?
— Как-как… — Воин замялся. — Построили всех. Кого и побили. В бараке власть взяли, понимаешь. Мы не вмешивались, приказа не было! — испуганно вытаращил он глаза.
Я понимающе кивнул, успокаивая:
— Всё правильно. Я и хотел посмотреть, как они там будут. И что? Ну, построили, в криминальном мире всегда кто-то кого-то строит.
— Дык, кабы в этом дело… — Секст Долгий переступил с ноги на ногу. — Мы их со всеми вместе на работы погнали с утра. Ибо сказано, «уголовная шушера должна работать от зари до зари под неусыпным надзором и выполнять все приказы, а ежели кто воспротивиться — бить и карать нещадно». Вот.
— А они не пошли — понял я.
— Пойтить-то пошли, куды им деться. — Тяжёлый вздох. — Но работать — не работают. И что делать не знаю, не бандиты это, люди орденские, божьи люди. Прошу граф своим словом сказать, как быть.
Меня немножко так тряхонуло. Совсем-совсем чуть-чуть. Подумаешь, пламенем объялся! Пламя моё уже давно не касается одежды, только ореол вокруг. Но все вокруг почему-то разбежались, а через минуту мальчишки-подмастерья вылили на стену, у которой я стоял, по указке Гнея, который тут рулит, несколько вёдер воды.
— Секст! — медленно произнёс я, стараясь не рычать. — Эти «божьи люди» грохнули шестерых моих людей! Посыльных, которых сестра направила ко мне с сообщением-предупреждением! Эти люди «божьи люди» хотели арестовать меня. Меня, владетельного графа, вассала короля! Силой, мать твою Секст Долгий! — Десятник юстиции от взятого тона испуганно вжал голову в плечи.
— Не хотят работать — бить, — вынес я вердикт. — Не работают снова — снова бить. Не выдержат, сдохнут от побоев — закопать. Что не ясно?
Но глядя на его и вправду испуганное не на шутку от этих слов лицо стража, простого сельского парня непонятного происхождения, сменил гнев на милость. Не надо переоценивать менталитет местных и их страх перед непознанным, перед авторитетами мира сего. А
