Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения - Винсент Хоппер

В последующие века философия играла решающую роль, в то время как гностики, хотя порицались и подавлялись, как было Истинной Церковью, продолжали приумножать и передавать свои таинства. Манихейство, самая мощная секта, никогда последовательно не подавлялась, и влиятельная средневековая организация катаров во многом проистекает из манихейской философии.

Между тем формулы гностиков сохранились в магии, астрологии, алхимии и в областях, где доминировали космические тайны. Одновременно крестоносцы, с одной стороны, и предприимчивые исследователи — с другой, стекавшиеся в школу Толедо, прямо вошли в контакт с каббалистическими доктринами.

Глава 5

Ранние христианские авторы

Средневековая европейская числовая символика так и не достигла экстраординарной сложности гностицизма. Это напрямую связано с ясностью и простотой исходной христианской веры. Независимо от того, кто из них появился раньше, очевидно, что христианство I века н. э. ярко выделялось среди пестроты и неразберихи существовавших религиозных и философских течений.

Среди ученых рассуждений об эманациях, бесконечности и зонах, загадочных изысканиях, связанных с космогонией и эсхатологией, родилась вера, иная, чем гносис, знание о духовных мистериях, поклоняющаяся личности, а не началу и полностью оторванная от умозрительных традиций своего времени.

Известно, что поздние толкователи Нового Завета находили числовые секреты в жизни и учении Христа. Однако всякому читателю ясно, что подобная трактовка не соответствует той наивности и прямолинейности, которые отличают духовные поиски ранних авторов.

Скажем, послания апостола Павла, самые ранние и, возможно, аутентичные первоначальным записям, не содержат никакой цифровой теории. Синоптические Евангелия от Матфея, Марка или Луки, наряду с самыми спорными описаниями Иоанна и Деяниями святых апостолов, составленные в первые столетия христианской эпохи, содержат «символические» числа, которые являются таковыми в самом первичном смысле.

Так, число 10, например, вместе с его пифагорейским подтекстом представляет собой естественное выражение суммы. Бессмысленно ежедневное упоминание «дюжины» или «двух десятков» как приближенных обозначений группы. В противном случае вполне уместна история о «десяти девах, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху» (Мф., 25: 1), «десяти драхмах» (Лк., 15: 8), 10 прокаженных (Лк., 17: 12–17), 10 рабах (Лк., 19: 12–25).

То же самое распространенное приблизительное значение для круглых чисел находим в подсчете овец: «Если бы у кого было сто овец» (Мф., 18: 12). Или у Луки: «Кто из вас, имя сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее?» (Лк., 15: 4).

Поздние теологи пытались найти намек на Троицу в трех дарах волхвов, троекратном отрицании Петра, трех днях, последовавших между смертью и воскрешением, трех фигурах преображения и распятия, троих в саду Гефсиманском, пробуждающихся три раза, трех искушениях Христа и трех явлениях Христа перед своими учениками после смерти.

Перечень достаточно обширный, однако в отмеченных триадах не прослеживается здравого суждения, содержатся лишь развернутые символы, вовсе не статистические числа в виде трех, распространенные в рассказах, сказках и легендах мира. Скорее, они указывают на коннотацию святости, с которой всегда ассоциировали число 3. Нет намеков, налицо лишь неясные первичные принципы, скрывающиеся за этими числами.

Отказ христианства от предшествующих философских традиций привел к подмене подтверждающей основы узаконенной веками «истины». В отличие от гностиков, которые в основном отреклись от Ветхого Завета и его Бога, ранние христианские авторы нашли Его в еврейских сочинениях, обнаружив в пророческих книгах подтверждение божественной природы Христа, назвав Его долгожданным мессией.

В этой связи не имеет особого значения достоверность Евангелия и насколько сильно оно передает элементы почитания. Возможно, Христос действительно выбрал 12 учеников, потому утверждение «когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» (Мт., 19: 28) является досужим вымыслом. В любом случае очевидно намерение продолжить еврейскую традицию.

То же самое относится к большинству чисел Нового Завета. Назначение Христом 70 миссионеров, кроме 12 учеников, возможно, должно было напомнить еврейскому сознанию, что «придут отцы в Египет числом десять и два». Даже соединение 70 с 12 восходит к древнееврейскому фольклору. Когда Моисей был призван в горы получить «закон и заповеди», 70 старейшин позвали, чтобы те «поклонились издали», затем Моисей «поставил под горою жертвенник и двенадцать камней, по числу двенадцати колен Израилевых» (Исх., 24: 1, 4). Эти 12 племен и 70 старейшин охотно соединились с 12 источниками и 70 пальмовыми деревьями, которые утешили израильтян в Елиме: «В Елиме же было двенадцать источников воды и семьдесят финиковых дерев» (Числ., 33: 9).

Также и 40 дней искушения Христа восходят к 40 дням уединения Илии или 40 дням испытания потопом. Древние семь бесов жили в Марии Магдалине (Мк., 16: 9), и возникла дискуссия, касающаяся прощения греха: «до семи ли раз» (Мф., 18: 21). Или: «И если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: «каюсь», — прости ему» (Лк., 17: 4).

Во всех перечисленных случаях выбор числа символичен только в том смысле, что содержит известную и принятую идиому. По отношению к Новому Завету доминирует тенденция вписывания новых глав в старую книгу. Заявив, что «Священное Писание должно быть дополнено», биографы Иисуса всегда писали, поглядывая на свой предмет, другим глазом озирая священные тексты евреев.

Не обладая ни теологической, ни метафизической утонченностью, они ткали свои описания с помощью тех нитей, которые получили в наследство. В частности, нельзя ли было выбрать другое число апостолов, отличное от 12? Насколько возможно наличие менее или более семи дьяволов? Когда же, как не в день Троицы, снизойдет Святой Дух? (Деян., 1: 1–4).

В Евангелии от Иоанна находим максимальное приближение к взвешенному символизму. В нем запечатлен факт троекратного появления Христа после смерти и разделение его одежды на четыре части воинами (Ии., 19: 23). Сказанное следует толковать отчасти как собирание избранных «от четырех ветров» (Мф., 24: 31).

Снова возможно найти отсылки на символическое значение в вопросе Христа: «Иисус отвечал, не двенадцать ли часов во дне? Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего» (Ии., 11: 9).

Возможно, в свете отмеченных указаний некое особенное значение воплощается в 153 рыбах, которых Петр вылавливает из моря (Ин., 21: 11). Хотя смысл, не исключено, представляет собой таинство.

Но даже если к Евангелиям от Матфея и Луки добавить составленные из чисел генеалогические таблицы, аутентичные документы I века н. э. и апокрифические евангелия и легенды, сохраняется прямое и неизбежное свидетельство, что раннее христианство не пошло по пути числовой теологии. Подобная изоляция может быть продолжена, хотя и ведет к ограничениям.

Тот факт, что числа появились совершенно во всех Евангелиях, сам по себе означал роковую слабость в настроенном на них веке, и необходимое включение в канон Апокалипсиса Иоанна Богослова на основе его предполагаемого авторства послужило явным поводом для комментаторов поразмыслить над мистериями числа.

Более того, принятие книги Откровения возвестило о серьезных раздумиях «Пастора из Еермеса», также пополнившись числовой аллегорией и абстракцией интерпретации внутри текста.

Отмеченному тексту было суждено стать одним из самых распространенных документов христианской церкви на протяжении II, III и IV столетий.

Одновременно распространилось «Признание» ложного Клементина (до 231 г.), претендовавшее на то, чтобы стать историей карьеры Клемента и апостола Петра. Книга снабжена разнообразными вариантами астрологического и пифагорейского фольклора и историями гностиков, многие из которых исходили из уст самого Петра. Все случилось незадолго до власти Еермеса, которого стали цитировать как свидетеля Истинной Веры.

Кроме того, церковь допустила, чтобы приверженцы ее ученого и философского склада серьезно озаботились проблемой создания последовательного корпуса христианской теологии. Среди них оказались великий александрийский врач Климент (ум. в 200 г.) и его ученики Ориген и Ипполит.

Жившие в величайшем философском и гностическом центре, эти люди, бесспорно, черпали свое вдохновение из доступных им образцов. Первостепенная слабость христианства, по свидетельству ереси Ариана, заключалась в двойственной природе Бога-Отца.

Принятие Логоса Филона и его отожествление с Сыном стало первым шагом к разрешению проблемы, однако добавление третьей личности, Святого Духа, обеспечило бесспорное доказательство Единосущности Троицы. Наличие божественной триады во всех трудах гностиков явно стало решающим фактором для создания Троичности. Однако пифагорейская основа современной философии в их трудах явилась отправной точкой для христианского учения. Единосущность Отца и Сына оспаривалась как в числовом, так и в философском смысле, оставалось только верить в Единосущность Троицы!