Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения - Винсент Хоппер

Глава 6

Средневековая числовая философия

Проникновение цифрового сознания в Средние века неизбежно вытекает из того очевидного обстоятельства, что в этот период не существовало ни одного источника вдохновения, не пронизанного числовой философией.

Даже возобновившиеся торговыми отношениями, Крестовыми походами и наплывом арабских ученых из Испании связи с Востоком никоим образом не изменили концепцию числа как символа космоса. Такие добавления, как принципы аверроизма, направления в западноевропейской средневековой философии, развивавшего идеи Аристотеля в его интерпретации арабо-испанского перипатетика XII века Ибн Рушда (Аверроэс), были александрийского происхождения, схожие с манихейством и гностиками.

Нововведение Аристотеля послужило для того, чтобы добавить значимости таким традиционным числовым группам, как четыре причины, четыре элемента, 10 категорий, хотя это было и не обязательно. В результате столь разнообразных воздействий складывался единственный вывод о том, что все числовые теории, о которых шла речь в предыдущих главах, вместе с несколькими нерассмотренными вариантами, встречаются в Средние века.

Правда, в качестве доминирующей позиции оставалась связь с христианством, вытекающая из нумерологии Августина и его предшественников. Именно поэтому основное значение большинства средневековых числовых символов можно вывести из принципов Августина, подробно изложенных в предыдущей главе.

В философском смысле утверждали или, по крайней мере, неявно признавали однозначное, самое важное толкование числа, связанное с космическими тайнами. Сочинения же Филона и различные теории гностиков объединяли астрологию и пифагорейство в поисках космического первообраза.

Из астрологии выводится гипотеза об установлении совокупности, определяемой тем же номером, соотносящейся между собой (семь планет, семь дней, семь церквей). Отсюда также проистекает представление о большинстве числовых символов, чье обоснование доказывалось бесспорным появлением на страницах Писания.

Именно пифагорейству мы обязаны упорядочению этих установленных истин (отношению 3 и 1, 7 и 8), равно как и методов, с помощью которых можно манипулировать числами, обнажая содержащийся в них скрытый смысл.

Вероятно, ни один из факторов, связанных с утверждением аксиомы космического порядка (и, соответственно, фиксированной природой цифрового множества), не оказался столь значимым и не получил широкого распространения, как астрология. Благодаря ей мы можем проследить источники почти всех проявлений цифровой науки.

От Фирмикуса Матер нуса Юлия до Роджера Бэкона (ок. 1214 — после 1294) принципы астрологии практически не изменились, в то время как астрология стремилась распространиться на все области науки. Даже отрицая воздействие звезд на волю и разум, богословы признавали, что физическое тело человека ощущает влияние небесных тел. В мистическом плане исключительным символом Божественного начала оставалось Солнце, на чем заострил внимание Альберт Великий: «Солнце воплощает «механизм» мира, обозначает власть Отца, мудрость Сына, любовь Святого Духа».

Следовательно, Феникс, символ Христа в старой английской поэме, прилетает с солнца, 12 раз купается, 12 раз пьет воду из кипящего источника и обозначает смену часов биением своих крыльев. Что же касается науки, то астрология процветает на всех уровнях, начиная от прогнозирования кряканья уток или мистификаций Мерлина в седьмой книге (гл. IV) «Истории» Готфрида Монмутского вплоть до рассуждений элементарной педагогики в седьмой книге поэмы Джона Гауэра «Исповедь влюбленного» (Confessio amantis, ок. 1390) и последовательно основательного учения Шартрской школы.

Тем не менее во всех версиях, фантастических и фундаментальных, основные положения вавилонской науки оставались незыблемыми. Классификация всей жизни человека исходя из драгоценных камней, трав или металлов связывалась с образцами, олицетворяющими звезды.

Результат столь широко распространенной связи с небесными явлениями отчетливо отражается в «Пастырском календаре». Хотя он был опубликован не ранее 1493 года, так называемая «первая печатная книга для широких масс» — всецело средневековый документ. По мнению Торндайка, подобные энциклопедии получили широкое распространение начиная с IX века.

Тональность книги определяется второй главой, по сути авторским вступлением, ибо в ней сформулирована концепция всей книги:

«Здесь начинает мастер Пастырь:

«Следует понять, что в году четыре четверти, Лето, Зима, Весна и Осень, соответственно, наличествуют четыре времени. Начало года знаменуется Весной, состоящей из Февраля, Марта и Апреля, именно этих трех месяцев.

Затем наступает черед Лета, Мая, Июня и Июля, трех месяцев, когда всякая трава, зерно и дерево, каждый своим видом, мощью и необычайной красотой достигает вершины.

Потом приходит Осень, Август, Сентябрь и Октябрь, период созревания всех фруктов, их следует собрать и убрать. Далее время Ноября, Декабря и Января, трех месяцев Зимы, время, когда нельзя получить ничего особенного.

Мы утверждаем, что возраст человека равен семидесяти двум годам и, по своим свойствам, одному целому году. Соответственно, шесть лет принимаем за месяц (Январь или Февраль и так далее). Подобно тому как за двенадцать месяцев двенадцатью различными манерами меняется год, так двенадцать раз за свою жизнь меняется человек. Он, высший и лучший, доживает до семидесяти двух, поскольку трижды шесть восемнадцать, шесть на шесть тридцать шесть, двенадцать на шесть семьдесят два — искомый возраст человека.

Так шесть лет и далее можно вести отсчет для каждого месяца с помощью четырех четвертей и сезонов года. Жизнь человека делится на четыре части — юность, сила, мудрость и старость. Иначе говоря, восемнадцать лет он молодой, восемнадцать лет сильный, восемнадцать лет мудрый и в последующие восемнадцать лет постепенно достигает возраста семидесяти двух лет.

Теперь продемонстрируем, как человек меняется двенадцать раз, как это происходит с двенадцатью месяцами».

Аргументация 12 эклог спенсеровского «Пастушьего календаря» заимствована из «Королевских эклог» Марота. Робин, кроме того, пишет о четырех частях света и четырех ветрах.

Столь детально разработанное представление о микрокосмосе по отношению к макрокосмосу сопровождается систематическим календарем с обозначением святых дней, лунных циклов и положения Солнца в зодиаке. Затем представлены семь скорбных дней благословенной Девы Марии, семь прошений к Господу, 12 распределенных среди апостолов догматов вероисповедания, 10 заповедей дьявола, семь добродетелей, 12 знаков зодиака, соотносимых с 12 частями человека, четыре темперамента, семь планет и их власть над частями человека, 148 человеческих костей, четыре элемента и четыре характера, девять движущихся небес (у некоторых три неподвижных, кристальных, небесных), циклы планет, четыре части зодиака, 12 знаков, степени, минуты, секунды и трети, пять зон, 12 земных и небесных домов, правило семи планет над семью днями недели, снова четыре характера (теперь соотносимых с четырьмя элементами и четырьмя темпераментами) и четыре ключа к Очищению с помощью святого Георгия. В заключение стихотворение о звуках последнего трубного гласа.

Перед нами огромный пласт астрологической или теологической числовой информации, которая явно воспринимается азбучной и базовой. В ее основе — воплощенное равенство физической и духовной истин.

В отмеченном синтезе заключается одновременно простота и сложность средневекового числового символизма, о последней мы говорили в предыдущей главе: первоначальная тайнопись принимает религиозное значение, религиозный импульс восходит к вавилонской астрологии, последовательному расцвечиванию Ветхого Завета астрологическими числами, отрыву официальной астрологии от религии, соединению с независимой числовой теорией и сильным числовым уклоном в пифагорейство.

Вместо отрицания или отвержения предшественников церковь приняла числовую теорию во всех ее разновидностях, таким образом сохранив и воскресив их. Более того, ослабила восточный мистицизм и греческую философию, сведя их к общему знаменателю, так чтобы скоординировать все предшествующие числовые науки и поставить их на службу истинной вере.

Средневековая числовая философия, если взглянуть на нее извне, оказалась истинно католической и одновременно сложной. Все разногласия решались внутри церкви и сводились к прозрачной гармонии безусловной истины. Из источника Откровения она проникала во все каналы средневековой жизни, христианский, нехристианский и смешанный. Так гармония, определявшая средневековое мышление, приписывается христианству, доминирующему фактору средневекового равенства.