Волшебник Ришикеша - Мария Мансурова

— Ну, что, идем? — лукаво потягивался Ден.

— Девочки, вы готовы?

— Угу… — сонными голосами протянули Марта и Белка.

Витя кутался в пуховик, искоса поглядывая на четверку.

— Куда собрались?

— В номера. — Анна засмеялась, протягивая вперед ключ.

— А… Тоже мыться?

— Да.

— Поздно уже. И темно. Завтра выходим в шесть утра. Лучше спать иди!

— Не могу идти на ледник с грязной головой.

— Послушай, расслабься. Сейчас очень холодно, ты заболеешь.

— Ты всегда всем говоришь, что все будет хорошо. Почему же меня останавливаешь?

— Ладно. Иди. Все будет хорошо, — произнес он раздраженно и вышел.

Договорились встретиться через десять минут. В полумраке мигающей лампочки Анна на ощупь искала в чемодане шампунь, полотенце, крем с маслом карите. Все это она положила в серую сумку, забросила ее на плечо и до самого верха застегнула молнию куртки. Страшно было даже подумать, что придется возвращаться по неосвещенной улице, обдуваемой голым ветром, с мокрыми волосами. Ден уже стоял у порога.

— Марта в своем репертуаре, копается. Подождем.

— Да… — рассеянно произнесла она, глядя на рядом стоящего Витю с встревоженным лицом.

— Ты фонарик хоть взяла?

— Да.

Он прятал ладони в карманах, а на голову набросил капюшон. Необъятный страх вдруг лег на ее плечи. Завтра предстоит дорога. Сможет ли она проделать этот путь? Или растает среди холодных гор. Мелкие капли посыпались с крупных сосновых веток.

— Витя, мне так страшно!

— Почему?

— Боюсь завтра идти. Мне кажется, я останусь одна, под дождем, в темноте… У меня колени дрожат от ужаса.

— Одна ты не останешься. Я всегда иду последним, на всякий случай. И тебя я бы никогда не оставил.

— Спасибо!

Не в силах совладать с порывом тепла и нежности в этот промозглый вечер, она обняла его, прижалась губами к колючей щеке. Высвободившиеся из карманов ладони потянулись к ее талии…

— Вот и мы! — радостно воскликнула Марта. Белка сверкнула огоньком сигареты.

— Только шапку надень! — раздался голос Вити, когда четверка уже была вовлечена в плен тропинки без единого проблеска света.

Они перешли через мост над рекой, кипящей в темноте. Поднялись на возвышение, зашли в небольшую гостиницу. Ден обратился к молодому индийцу, пристально их разглядывающему, и сказал, что им нужно шесть ведер горячей воды. Преодолев узкий коридор, они оказались в номере. Все глубоко вздохнули.

— Здесь правда намного теплее, чем в ашраме. — Анна с удовольствием расстегнула куртку. Марта рухнула на кровать, широко разводя руки.

— Чертов гороховый суп! — застонала она.

— Хватит ныть! — Шлепнула Белка по крупным ягодицам подругу.

— Ведь знала, не надо его есть… Извините меня, я вас ненадолго покину. — Вихрем она вылетела из номера.

На пороге появился индиец с двумя ведрами, над которыми вился пар.

— Кто первый?

— Ты, Аня. Черт, я все забыла! — фыркнула Белка, запуская руки в бездонную черноту рюкзака. — Придется сбегать в ашрам.

Анна пожала плечами, радуясь, что можно помыться, пока окончательно не отключилось электричество. Она стянула с кровати белую простыню и вошла в ванную, сопровождаемая мигающим светом лампочки, будто сирены, лишенной звука. На краю раковины она расставила свои принадлежности, затем, борясь с бесконечными мурашками, ползущими по коже, сняла мягкий свитер, брюки, чувствуя себя абсолютно незащищенной. Горячая вода быстро побежала по волосам и озябшему телу, заставляя Анну вздрагивать, будто она каталась на американских горках. Быстрее, быстрее… Мыльные струи бегут по груди, животу, полукругом скользят по бедрам. В крошечном запотевшем зеркале ее довольное лицо в обрамлении мокрых прядей. Ловко оборачивается в простыню и выходит.

Ден внимательно смотрит на ее обнаженные плечи, не пытаясь изображать смущение. За дверью какой-то шум, громкие голоса, среди которых различим голос Лолы с хрипотцой.

— Что там происходит?

— Эти придурки вызвали полицию. Хотят знать, почему Лола и Рома сняли номер, а здесь целая стая налетела. А они, оказывается, когда регистрировались, номера паспортов от балды написали. В общем, индусам это сложно переварить.

Анна залилась смехом. Свет продолжал дребезжать, за окном усиливался ветер, а комната наполнялась густым паром от ведер, стоящих у порога. Она присела на кровать в ожидании, когда Ден пойдет в ванную и она сможет одеться. Но он продолжал смотреть на нее… В его взгляде отражалась хрупкая женственная фигура в белой простыне, мокрые волосы, падающие на длинную шею… Внезапно, рывком, он оказался у двери, резко защелкнул щеколду.

— Ты — прекрасна.

Он склонился над ней, уверенно опрокидывая ее на подушки. Одним движением руки сорвал простыню. Пальцы помчались по скользкой влажной коже, жадный рот припал к приоткрытым губам. Анна, раздавленная внезапностью ситуации, не сразу могла реагировать. За дверью нарастали голоса, а над ней было тело, готовое взорваться желанием. На одно мгновение она ощутила возбуждение, смешанное с отвращением, и резко оттолкнула его.

— Стоп.

— Извини. Правда, извини. Не знаю, что на меня нашло. Просто ты такая красивая…

— Ладно. Забудем. — Она уже натягивала свитер.

Раздался стук.

— Вы чего там заперлись?

Марта, с фонариком на голове, наподобие шахтерского, лукаво им улыбалась.

— Что тут происходит? — заметалась Белка по комнате. — Бедная Лола в ярости. Надо скорее мыться, пока нас не распределили по гималайским камерам.

Анна провела щеткой по спутанным волосам. Спит ли он сейчас в своем ледяном спальнике? Потом обвела взглядом виноватый загорелый профиль Дена. Был бы он таким сговорчивым, не слыша голосов за дверью?

Она появлялась на сцене каждую ночь. Тело выполняло привычную схему, пробуждая похоть среди зрителей. Было ли ей противно? Да. Приятно? Да. Вопреки расхожему мнению она никогда не позволяла дотрагиваться до себя посетителям клуба. Можно преподнести это как принципиальность. Но все намного проще. Любое прикосновение мужчины заставляло каждую мышцу сжиматься в судороге, к горлу подкатывала тошнота. А голова… Голова готова была разорваться в любой момент. Она улыбалась, густо подведенные глаза маняще смотрели в зал, окружая ее броней, недоступной пониманию окружающих. Ночь вертелась, скользила вокруг шеста, приближая утро и крошечную квартирку с наспех покрашенным потолком, где они жили с Юлей.

Юля… Русое каре «Клеопатра», очень высокая, талия невероятно тонкая, а длинные пальцы унизаны крупными серебряными кольцами. Эти пальцы ложились ей на живот, обвивали шею, прикасались к груди… Они рождали покой, влагу между ног, рождали мечты… Никто никогда не сможет понять женщину так, как другая женщина, загнанная в лабиринт поиска свободы.

Все четверо вышли из гостиницы. Ночь окончательно опустилась на Ганготри. Темнее неба над головой были только горы, покрытые густым сосновым лесом. Ганга, не успокаивающаяся ни на минуту, бурлила среди скалистых берегов. Анна набросила плед на голову, и теперь шерсть колола щеки.

— Хочу есть, — произнесла она дрожащим голосом.

— Нет, с меня на сегодня достаточно. Вот чайку бы, чтоб согреться, — всхлипнула Марта.

— Честно говоря, я сам умираю от голода. Но, похоже, все закрыто.

Белка окинула их презрительным взглядом и достала сигарету. Когда мост остался позади, перед ними замелькали огоньки кафе, где вокруг террасы натянули брезентовый занавес, прикрывающий от ветра. Услышав голоса, оттуда выглянули двое — Костик, в вязанном берете, и Володя.

— С легким паром!

— Тепло ли тебе, девица? — Голубоглазый мальчик отступил в сторону, пропуская Анну. — Иди скорее туда, в угол, там не так дует.

— У тебя есть? — наклонилась Марта к Костику.

— Хм! Конечно!

— Тогда пошли покурим.

Они вышли обратно на улицу, чтобы наполнить святой город запахом гашиша. Анна села на деревянную скамью, попадая в паутину голубого взгляда. Ден недовольно повернулся к ее затылку. Все ждали, когда принесут чай.

10

Вдвоем

В этот день на завтрак была не только каша. Настоятель ашрама, высокий, полный, при ходьбе перекатывающийся с одной ноги на другую, будто маятник, сам приготовил жареные лепешки, тушеные овощи с перцем и сладкий тягучий рис. Вместо обычного травяного настоя чайники наполнили масалой. Солнце повисло над верхушками гор, призывая к себе. Анна с жадностью грызла лепешки, забывая о язве. И вновь дрожь и слабость проникли в ее колени. Ей было стыдно за собственный страх, природа, с ее необузданными красотами, пугала. Предстояло пройти двадцать пять километров по земле, не защищенной предрассудками асфальта. Она — чужая. Если тысячелетние камни сочтут ее недостойной, они просто выбросят ее, растерзают прямыми лучами солнца, холодным ветром.