Звездный двойник - Роберт Хайнлайн

Дэк из кожи вон лез, пытаясь мне все это втолковать. Тем, кого заботят подобные штуки, вероятно, было бы весьма любопытно, однако не понимаю, для чего джентльмену такие вещи? По-моему, стоит научникам выдумать свой очередной «закон» – и жить на свете становится гораздо сложнее. Плохо нам что ли было без всего этого?!

Нормальная гравитация продолжалась часа два. Меня провели в кабинет Бонфорта, где я занялся лицом и костюмом. Теперь окружающие называли меня не иначе, как «мистер Бонфорт», или «шеф», или (это – док Чапек) – «Джозеф», желая облегчить мне перевоплощение.

И только Пенни… Она просто физически не могла звать меня мистером Бонфортом. Она старалась изо всех сил, но ничего не выходило. Впрочем, и без очков было видно, Пенни – классическая тайно-и-безнадежно-влюбленная-в-своего-босса-секретарша. И меня здесь она воспринимала с глубочайшей, никак не объяснимой, но вполне естественной горечью. Сей факт не давал покоя ни ей, ни мне, тем более – я находил ее весьма привлекательной. Ни один человек не способен ни на что путное, если рядом женщина, которая его презирает. Сам я для Пенни ничего худого не желал – мне было просто жаль ее. И все же такая обстановка порядком надоедала.

Наконец подоспело время для генеральной репетиции. На «Томе Пейне» далеко не все знали, что я вовсе не Бонфорт. Не могу судить, кто знал, а кто нет, но выходить из роли и задавать вопросы мне позволялось только при Дэке, докторе или Пенни. Еще – почти наверняка – знал обо всем управляющий Бонфорта, мистер Вашингтон, но он ни разу не подал вида. Это был пожилой, худощавый мулат. Лицо его, с плотно сжатыми губами, здорово напоминало лик статуи католического святого. Было еще двое посвященных, но не на «Томе Пейне» Они оставались на борту «Рискуй» и обеспечивали тыл, взяв в свои руки пресс-релизы и текущие дела. Одного звали Билл Корпсмен, он занимался связью с прессой, другого – Роджер Клифтон. Не знаю, как описать словами деятельность последнего. Политический представитель? Вы, может, помните, в бытность Бонфорта премьер-министром Клифтон занимал пост министра без портфеля? Однако это еще ни о чем не говорит. А положение было таково: Бонфорт разрабатывал, а Клифтон – осуществлял.

Эти пятеро должны были быть в курсе, возможно знал кто-то еще – меня на этот счет не предупредили. Остальной персонал и команда «Тома Пейна» наверняка заметили некоторую странность происходящего, но совсем не обязательно им было знать, что к чему. Прибытие мое видела куча народу, но в облике Бенни Грея. А в следующий раз я появился перед ними уже как Бонфорт.

Кто-то из посвященных сообразил запастись настоящим гримом, но я им почти не пользовался. Вблизи «штукатурку» очень легко заметить – даже силикоплоть по фактуре слишком уж отличается от кожи. Поэтому я лишь наложил несколько мазков «полупрозрачного», и поверху – «надел» лицо Бонфорта. Пришлось пожертвовать большей частью моих волос, после чего док Чапек затормозил их рост, но это все вздор, актеру и так постоянно приходится пользоваться париками. Кроме того, я был уверен – этот ангажемент обеспечит меня на всю оставшуюся жизнь, и подумывал уже, не провести ли остаток дней в праздности.

С другой стороны, меня одолевало сомнение, таким ли уж длинным выйдет этот «остаток». Помните старую, мудрую пословицу – о парне, который чересчур много знал, и еще одну – насчет неразговорчивости покойника? Но, по чести сказать, я начал доверять этим людям. Сами по себе они рассказывали о Бонфорте больше, чем все пленки и фото, вместе взятые! Политический деятель – не просто некая человеческая фигура, это – люди, сплотившиеся и поддерживающие его, так я понимаю. Если бы Бонфорт не был достойным человеком, рядом с ним никогда не сложилось бы такой команды, как эта.

Наибольшей проблемой оказался марсианский язык. Как большинство актеров, я в свое время нахватал понемногу – марсианский, венерианский, наречия спутников Юпитера – хватит, чтоб выдать пару слов перед камерой или на сцене. Но эти «раскатистые», или – «дрожащие», согласные… Наши голосовые связки далеко не так универсальны, как мембраны у марсиан. А транскрипция этих звуков привычным для нас алфавитом – «ккк», «жжж», или там «ррр» – имеет столько же общего с их настоящим звучанием, как "г" в слове «гну» – со щелчком на вдохе, который произносят в этом слове банту. А «жжж», в частности, ближе всего к приветственному улюлюканью в Бронксе.

Счастье еще, что Бонфорт не блистал способностью к языкам, а я все-таки профессиональный актер и довольно легко подражаю как пиле, которая наткнулась на гвоздь, так и курице, которую подняли с насеста. Марсианский же я должен был освоить лишь в той мере, в какой владел им Бонфорт. Он изучал язык, компенсируя недостаток способности трудолюбием: все, что заучивал, непременно писал на пленку и по записи исправлял ошибки.

Таким образом, я получил возможность работать над его ошибками с проектором и Пенни, которая отвечала на вопросы.

Земные языки делятся на четыре группы: флективные, как англо-американский, аморфные, вроде китайского, агглютинативные, например, турецкий, и полисинтетические, скажем, эскимосский. К последним теперь относят и инопланетные – такие странные и непривычные, что порой совершенно не поддаются человеческому восприятию. Чего стоит один «неповторяющийся», или «прогрессирующий» венерианский… По сравнению с ним марсианский еще ничего – он хоть по форме похож на земные. Бэзик-Марс, деловой язык, по типу относится к корневым и содержит простые, конкретные понятия – вроде приветствия: «Рад видеть тебя». Гранд-Марс полисинтетичен и включает в себя массу оттенков для выражения сложнейших отношений в их традиционной системе поощрений и взысканий, обязанностей и обязательств. Для Бонфорта он оказался почти непосильным; Пенни рассказывала, что марсианские точечные тексты Бонфорт читал достаточно бегло, но разговорный… На нем он мог изъясняться лишь сотней-другой фраз.

И пришлось же мне попотеть, братцы, чтобы овладеть этой парой сотен!

Но Пенни доставалось еще больше, чем мне. Они с Дэком говорили немного по-марсиански, однако репетиторство целиком легло на нее. Дэк все время был занят в контрольной рубке: со смертью Джока ему приходилось тянуть за двоих. Последние миллионы миль до Марса мы шли под одним g, и за все это время он к нам ни разу не заглянул. Я же, с помощью Пенни, зубрил церемониал усыновления.

Я как раз завершил изучение своей предстоящей речи. Произнеся ее, я должен был стать полноправным членом Гнезда Кккаха. По духу она вряд ли отличалась от той, какую правоверные иудейские юноши читают, налагая на себя бремя мужчины, но была отточена и стройна, словно, по меньшей мере, монолог Гамлета. Я прочел ее с характерными ошибками и мимикой Бонфорта, а закончив, спросил: