Пламя страсти - Эхсан Шаукат

свадебный обряд.

-- Как интересно! А что, может мы пойдем и посмотрим?

-- Хорошо, если вы хотите. Но как же миссис-сахиб? Ей это не понравится, она

будет сердится...

-- Мы ненадолго, она не узнает.

Миана тяжело поднялась, надела на голову повязку и приготовила зонтик для

Эвелин.

Пройдя через парк, они пересекли площадь и оказались у ограды, тянувшейся

вдоль приземистых жилищ туземцев. Пока они шли, дождь перестал, выглянуло

солнце. Дом, где готовились к свадьбе, отыскать было нетрудно, оттуда неслось

нескончаемое пение. Они вошли прямо в прямоугольный двор, переполненный

женщинами. Эвелин едва не зажмурилась от пестроты окружавших ее красок.

Здесь, как на палитре художника, смешалось множество цветов и оттенков --

зеленые и оливковые, желтые и шафрановые, красные и багровые, синие и голубые

сари женщин ярко светились на уже сиявшем вовсю солнце. Темная кожа блестела

-- для подобного события ни одна женщина не пожалела масла. Эвелин удивилась,

заметив, что на нее не обращают внимания. Женщины радовались редкому случаю

побыть вместе, оторвавшись от домашних забот.

В центре двора женщины стояли в кругу, их монотонное пение доносилось даже до

домов англичан. Они задавали себе ритм, ударяя по инструментам, сделанным из

старых медных кастрюль. Эти женщины отличались от остальных, они были

высокими и худыми, их волосы и глаза были гораздо светлее, а носы имели

горбинку. Это были мусульманки из северных племен -- тхали, махсуди, африди...

В центре мусульманок сидела невеста. На ней была спускавшаяся до земли богато

расшитая золотом юбка и белая с длинными рукавами кофта, доходившая до колен.

Голова и плечи были укутаны красной шелковой шалью, украшенной узорами из

серебряных нитей. Ладони и ступни невесты были выкрашены в оранжевый цвет.

У входа во двор раздались громкие мужские голоса. Взметнулись десятки рук

и каждое женское лицо, как по команде, закрылось чадрой. Двое вошедших

мужчин несли сделанный из бамбуковых палок паланкин. Женщины перестали

петь и расступились, чтобы дать дорогу. Мужчины поставили паланкин на

землю, подняли невесту, посадили на устроенную внутри скамеечку и

задернули занавески. Перед тем, как невеста оказалась спрятанной от

посторонних взглядов, Эвелин на мгновение встретилась с ней глазами. Это

были широко раскрытые глаза обиженного и напуганного ребенка.

Центр двора опустел. Женщины отступили к стенам и притихли. Послышались

новые звуки, на этот раз -- бой приближающихся барабанов.

-- Жених идет, -- прошептала Миана на ухо Эвелин.

Сначала появился оркестр, музыканты одновременно играли и пританцовывали.

Потом все увидели отца невесты -- высокого бородача, на голове у него была

большая ярко-синяя чалма. За ним следовали все родственники-мужчины невесты.

И, наконец, верхом на коне въехал жених в белом одеянии.

Эвелин от удивления раскрыла рот. На коне был Абулшер! Повернувшись к

Миане, она вскрикнула:

-- Но ведь это мой грум! Ведь он уже женат!

-- Да, женат, мисс-сахиб. Но, во-первых, у этих мусульман есть закон, по

которому мужчина может иметь несколько жен. А, во-вторых, его первая жена

не смогла родить ему ребенка. Вот он и берет вторую.

Эвелин сделала шаг в сторону, за спину высокой женщины в красном сари. Она не

хотела, чтобы Абулшер видел ее здесь. Продолжая смотреть на жениха, она

представила, как через несколько часов, ночью, тринадцатилетняя девочка будет

содрогаться под тяжестью мужского тела, кричать от боли и испуга...

Двое мужчин подняли паланкин и присоединились к процессии. За ними пошли

родственницы невесты, они несли приданое. Посуда, белье, одежда, куски

тканей, мешки с овечьей шерстью -- все выставлялось напоказ, чтобы все могли

судить о достатке дома, который покидает невеста.

-- Миана, а куда они сейчас пойдут?

-- Сейчас они сделают круг по поселку, затем пойдут к дому жениха,

оставят там невесту и сложат приданое. Потом вернуться сюда, в этом дворе

будут накрыты столы. И начнется... Все ночь не дадут спать.

Многие из индусов не очень-то жалуют мусульман с севера. Миана относилась к

их числу. Она уже готова была начать свою критику мусульманских обычаев, но

вспомнила, что ей может попасть от миссис Беллингэм, ведь они с Эвелин

отсутствовали уже более часа. Миана заторопилась домой.

Эвелин послушно поплелась за ней. Она должна видеть его сегодня! Она не могла

отделаться от воображаемой сцены лишения невинности, которая разыгралась в ее

воображении во всех деталях... Как свирепый тигр, набросится тхалец на

бедного ребенка, который в ужасе будет звать на помощь... Да, но и Эвелин

была девственницей в тот первый день... И как быстро потом страх и боль

сменились совсем другими чувствами! Именно от него она научилась замедлять

или, напротив, ускорять приближение остро-сладких мгновений, за которые

теперь готова отдать все на свете...

-- Миана, знаешь что... Давай зайдем в дом к жениху... Надо ведь им

что-то подарить на свадьбу. Все-таки он не чужой в нашем доме... И за

лошадьми смотрит, как полагается.

-- Ваши родители наверняка сделают ему подарок. А вы, мисс-сахиб,

если хотите, можете дать ему пару рупий, этого будет вполне достаточно.

-- Нет, Миана, я вот что подумала... Я подарю ему... Нет, не ему, а его

новой жене отрез шелка. Голубого, с синими цветами... Помнишь?

-- Это уж слишком! Зачем такая красота этим дикарям?

Миана снова заворчала, в адрес тхальцев полился поток нелестных слов. Но

Эвелин их не слышала, она бежала за подарком.

Невесту уже доставили в дом Абулшера и посадили в ту самую темную

комнатку-спальню. На веранде собрались женщины, они болтали, отвернувшись от

мужчин и приоткрыв лица. Мужчины же заполнили двор, они подшучивали над

женихом, то и дело раздавались взрывы хохота. Абулшер был среди них, он не

смеялся, шутки как будто касались кого-то другого.

Когда Эвелин подошла, все замолчали. Абулшер встал и, прижав руку к груди,

вежливо поклонился.

-- Добро пожаловать, мисс-сахиб.

Эвелин протянула пакет с дорогой тканью и сказала, что это -- подарок для

новой жены. Он не успел ответить, как послышались возгласы одобрения. Всем

присутствующим явно понравился жест молодой английской леди. Абулшер

поблагодарил ее, широко улыбнувшись. Однако глаза его были настороже -- он