Три метра над небом - Федерико Моччиа

 — Хорошо, хорошо. Но скажите мне: что же нам теперь делать?

 — Чтобы организовать защиту и ответить перед судом, нам придется раскрыть эти причины.

   Стэп поднимает голову. Что он такое говорит? Что он знает? Адвокат смотрит на Стэпа с пониманием. Подходит к нему.

 — Стефано, что-то между вами было. Какие-то споры, стычки. Он тебе что-то сказал или сделал... в общем, что-то, что вызвало твою злость?

   Стэп смотрит на адвоката. На том ужасный галстук в серый ромбик на блестящем фоне. Затем он поворачивается к матери. Мать сидит в углу гостиной. Как всегда элегантная. Невозмутимо курит сигарету. Стэп опускает глаза. Адвокат глядит на него. Мгновение на размышления — и адвокат поворачивается к его матери, тонко улыбаясь:

 — Синьора, может быть, вы знаете, почему ваш сын сотворил такое с тем парнем? Может быть, они поспорили о чем-то?

 — Нет, не думаю. Я не знала даже, что они были знакомы.

 — Синьора, поймите — Стефано будут судить. Будет судья, и будет приговор. Учитывая раны, нанесенные тому юноше, приговор будет суровым. И если нам нечего будет противопоставить... никакого доказательства, ни одной причины... то у вашего сына будут неприятности. И крупные неприятности.

   Стэп сидит опустив голову. Смотрит на колени. На джинсы. Потом закрывает глаза. О Боже, мама, почему ты молчишь? Почему не спасешь меня?

Я так тебя люблю. Умоляю, не бросай меня. От слов матери у него сжимается сердце.

 — Очень жаль, но мне нечего сказать. Я ничего не знаю. Неужели вы думаете, что если бы я хоть что-то знала, хоть чем-то могла помочь сыну, я бы не сделала этого? Простите, мне надо идти.

   Мать встает. Адвокат смотрит, как она уходит. И в последний раз обращается к Стэпу:

 — Стефано, ты точно ничего не хочешь сказать?

   Стэп молчит. Не глядя на адвоката, поднимается и подходит к окну. Смотрит на улицу. Напротив последний этаж, такой же, как этот. Он думает о матери. В этот миг он возненавидел ее так же сильно, как когда-то любил. Он закрывает глаза. Слеза катится по щеке. Он не мог удержаться, ему больно как никогда прежде — больно за мать, за то, что он не сделал и за то, что он сделал.

— Стефано, ты кофе будешь?

    Стэп отрывается от окна и поворачивается. Все та же комната. Но прошло время. Отец спокойно протягивает ему чашку.

 — Спасибо, папа, — он залпом выпивает кофе. — Мне пора. Созвонимся на будущей неделе.

 — Хорошо. Подумай насчет университета.

   Стэп на ходу натягивает куртку.

 — Подумаю.

 — Звони почаще маме. Она сказала, что ты уже давно не звонил.

 — Папа, у меня нет времени.

 — Ну сколько там надо времени, чтобы позвонить!

 — Хорошо, я позвоню ей.

   Стэп торопливо выбегает. Отец остается один в гостиной, подходит к окну и смотрит на улицу. На последнем этаже окна напротив их окон закрыты. Джованни Амброзини сменил квартиру — как поменял им жизнь. Может ли он сердиться на собственного сына?

   Стэп закуривает в лифте последнюю сигарету Мартинелли. Смотрится в зеркало. Все, кончилось. Эти обеды его доконают. Лифт прибывает на первый этаж. Стальные двери открываются, и чересчур углубившийся в размышления Стэп получает удар прямо в душу.

   Перед ним стоит жиличка по имени синьора Ментарини, с плохо подстриженными волосами и крючковатым носом.

 — Привет, Стефано, как поживаешь? Давно тебя не видно.

   Это к счастью, думает Стэп. Он чудовище, поэтому не стоит видеться с ним часто. Потом он вспоминает о Стиве Тайлере и о той шлюшке, что вошла к нему в лифт. А ему досталась синьора Ментарини. Нет в мире справедливости. Он уходит не поздоровавшись. Во дворе выбрасывает сигарету. Разбегается, отталкивается и, выбросив руки, ныряет вперед. Никакого сравнения. Сальто-мортале он делает куда лучше. С другой стороны, Тайлеру пятьдесят пять лет, а ему только девятнадцать. Кто знает, что с ним будет через три года. Одно точно: юристом-цивилистом он не станет.

 — Издеваешься? Да я влюблена как кошка!

 — Не преувеличивай.

 — Нет, Паллина, правда. Я им так дорожу!

 — Как он может быть тебе дорог, если вы вместе всего-то пять месяцев?

 — Да знаю, но я безумно его люблю, это же мой первый серьезный роман!

   Паллина со злостью переключает передачу. «Первые серьезные отношения — и с таким козлом», — думает она. Включает третью и влетает на площадь Мадзини. Потом переключает на вторую и сворачивает направо. Баби крепко обхватывает ее талию, пока они на полной скорости вписываются в третий перекресток, на котором и находится «Нуова Фьорентина». Сын хозяина, Фабио, стоит в дверях. Завидев их, он машет и идет к ним навстречу. Он очень привязан к обеим. На самом-то деле он питает слабость к Баби, хотя успешно ее скрывает. Фабио провожает их к правому ряду столиков, сразу у входа, рядом с кассой. Оттуда хорошо видно весь зал. Официантка приносит два меню. Но Паллина уже придумала, что заказать.

 — Здесь чудесная кальцоне! Сыр с яйцом, моццарелла и кусочки ветчины. Умереть не встать!

   Баби ищет в меню что-нибудь наименее губительное для диеты. Но Паллину не сдвинуть:

 — Нам две кальцоне и два светлых пива. Средних.

   Баби испуганно смотрит на подругу:

 — Как, еще и пиво? Хочешь, чтоб я лопнула?

 — Ну один-то разик можно! Ради праздника!

16 

 Год назад.

 — Баби, Баби! — стучит Даниела в дверь ванной.

   Но Баби не слышит. Она стоит под душем, и вдобавок по радио на полную громкость поют U2. Наконец Баби что-то услышала. Будто сильный стук, выбивающийся из ритма ударника. Она закрывает воду и, не вытираясь, убавляет звук.

 — Ну что там такое?

   Даниела вздыхает с облегчением:

 — Наконец-то, я уже целый час стучу. Тебе Паллина звонит.

 — Скажи ей, что я в душе, перезвоню через пять минут.

 — Она говорит, у нее что-то срочное.

   Баби фыркает.

 — Ну ладно! Давай сюда телефон.

 — На, держи.

   Баби отворяет дверь. Даниела стоит с трубкой в руке.

 — Только недолго, мне должна Джулия позвонить.

   Баби вытирает ухо, прежде чем поднести к нему трубку.

 — Ну, что там стряслось?

 — Ничего, хотела просто поболтать. Чем занимаешься?

 — Принимала душ. Не знаю, как это у тебя выходит, но ты все время звонишь мне, когда я в ванной.

 — Ты разве не встречаешься сегодня с Марко?

 — Нет, он сегодня пошел к другу заниматься. У него экзамен через два дня. Биология.

   Паллина на секунду умолкает. И все же решает ничего не говорить.

 — Отлично, я зайду за тобой через десять минут.

   Баби берет маленькое полотенце и вытирает волосы.

 — Я не могу.

 — Ну пойдем, съедим по пицце...

   Баби пытается возразить. Но все причины — усталость, несделанные задания и безумное желание посидеть дома в халате и ночной рубашке перед телевизором — разбиты в пух и прах. Через некоторое время она уже сидит на Vespa позади Паллины, изрядно напуганной движением в час пик.

 — Ты куда едешь?

 — А что?

 — Мы не к Баффетто едем?

 — Нет.

 — А почему?

 — В жизни нужны перемены. Баби, ты теперь такая обыкновенная! Всегда к Баффетто, всегда «хор» по латыни, все как всегда! Кстати, а с кем ты сейчас?

 — Как это — с кем? С Марко вроде бы.

   Баби обескураженно глядит на Паллину. Неизвестно почему, но она уверена, что подруге Марко не нравится.

 — Вот видишь, ты и тут такая скучная! Надо что-то менять.

 — Какого праздника?

 — Ну... мы уже кучу времени никуда не ходили вдвоем.

   Баби думает: а ведь она права. Когда она изредка куда-то ходила, то только с Марко. И теперь так хорошо быть здесь, с подругой. Пал-лина роется в карманах куртки. Наконец вытаскивает заколку со стразами и сердечками из камушков, собирает волосы и закалывает их.

   Милое круглое личико показывается во всей своей красе. Баби улыбается.

 — Какая красивая заколка. Тебе очень идет.

 — Нравится? Я ее купила на площади Карли у Брусколи.

   Приносят пиво. Баби смотрит на бокалы: какие большие!

 — Это средние? Какие же тогда большие?

   Паллина поднимает свой бокал.

 — Да ладно тебе. — Она чокается с бокалом Баби, немного пива выплескивается и вспенивается на скатерти.

 — О-о-о-о... — Паллина ставит бокал на стол. — Какой кайф...

   И вытирает рот, тщательно, с силой проводя по губам салфеткой. Иногда ей нравится напускать на себя суровый вид. Баби открывает пакетик хлебных палочек. Вытаскивает одну поподжаристей и начинает хрустеть. Потом оглядывает зал. Группки ребят весело болтают, поглощая кусочки пиццы с помидорами. Девушки с претензией едят ножом и вилкой все, даже асколанские оливки. Юная парочка беседует, ожидая, пока их обслужат. Милая девушка с темными, не очень длинными волосами. Юноша галантно наливает ей вина. Его видно со спины. Неизвестно почему, но Баби кажется, что она его знает. Мимо них проходит официант. Парень его останавливает и спрашивает, готова ли их пицца. И тут Баби видит его в лицо. Это Марко. Хлебная палочка ломается у нее в руках, а внутри что-то обрывается. Воспоминания, чувства, прекрасные мгновения, нашептанные слова любви завертелись в вихре иллюзий. Баби бледнеет. Это видит Паллина: