Стальная империя - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За рабочих не беспокойтесь – пропасть никому не дадим. У нас не так много грамотных мастеров… Впрочем, если кто-то из них захочет отправиться с вами работать по-новому, по-социалистически, препятствовать не станем. Кстати, Владимир Ильич, как вы можете объяснить такой интересный феномен, что во время забастовки рабочие получали больше денег, чем за работу? Помощь английских тред-юнионов, говорите? Взять-то у них деньги можно… Чем отдавать будете? Хотя… считайте последний вопрос риторическим.
* * *Они уже полгода в Финляндии. С подачи РСДРП отменены одиозные планы по русификации. Школы полностью ликвидировали русский и перешли на финский язык обучения. Полным ходом идет подготовка к первым бессословным выборам в финский Сейм. Социал-демократы идут на них под звонкими лозунгами «Нет национальному угнетению!», «Долой засилье великороссов», «Кто не работает – тот не ест» и, наконец, «Заводы должны принадлежать трудящимся!».
Последние два лозунга пока воспринимались ни шатко, ни валко, зато первые шли на «ура». Надо только не расслабляться и удержаться на поднятой революционной волне… Набрав в грудь воздух, Ленин размашисто начеркал: «Наша тактика-план состоит в отрицании немедленного призыва к штурму, в требовании устроить правильную осаду неприятельской крепости, или, иначе, в требовании направить все усилия на то, чтобы собрать, сорганизовать и мобилизовать постоянное войско…»
– Володя, ну сколько можно?! – Голос Наденьки звучал уже капризно и требовательно. – Конни приехал! Говорит, что привез хорошие вести!
– Ну вот и чудно! – прошептал Ленин, поднимаясь из-за стола. – Конни Циллиакус[12]– наш местный Дед Мороз, Йоулупукки. Негоже держать его в сенях!.. – И уже громко и празднично добавил, выходя из кабинета: – Ну что, товарищи! Всех с Новым годом!..
31 декабря 1901 года. Нью-Йорк– Нет-нет, Эшли, медведи, бродящие по Петербургу, – это из страшных сказок на ночь, – задорно рассмеялась Маша, поглаживая по руке жену Джона, с которой она за год вынужденного пребывания в САСШ успела подружиться так крепко, будто знала её всю свою жизнь. – У нас все шутят над этим вашим странным поверьем.
Маша вскочила, прижала локон к верхней губе наподобие усов и пробасила:
– А вторым выстрелом, господа, я попал медведю в голову и убил его наповал!
– А первый выстрел, поручик? Что случилось с первым выстрелом?
– А первым выстрелом, господа, я разогнал цыган…
Эшли хихикнула маленькому представлению, хотя глаза ее выражали непонимание.
– Цыгане водят по улицам дрессированных медведей, – пришла ей на помощь Маша, – вот поручик и разогнал хозяев, чтобы героически поохотиться.
Они расхохотались вдвоем и с новой энергией принялись сортировать рождественские подарки.
– Маша, прости, повтори еще раз, как называется место, где Джон сейчас строит завод?
– Стани-ца Магнит-на-я, – по слогам отчетливо произнесла Маша, следя, как Эшли прилежно повторяет за ней незнакомые названия. – Правда, он пишет, что вокруг настолько много всего строится, так много людей работает на этой горе, что там скоро будет город.
– Десять миллионов тонн стали в год… Немыслимо, – покачала головой Эшли. – Они будут еще десять лет строить такой гигант…
Маша пожала плечами. Металлургия, родная тема для семьи Джона и Эшли, была для нее загадкой сфинкса. Гораздо больше занимали подарки, полученные из дома, особенно книга графа Толстого «Воскресение» с его личным автографом – знак Канкрина о том, что её помнят и высылают приятный для чтения роман, он же – шифр-блокнот.
Почти год! Длинный и невыносимо тоскливый 1901 год без связи, без возможности посоветоваться с кем-либо, с еженощными слезами в подушку и постоянным осколком льда под сердцем, царапающим солнечное сплетение парализующим страхом. Мозг взрывают мысли-молнии: «А вдруг они знают? А вдруг они догадаются?» И постоянные сомнения, страх сделать что-то не так. Хотя чаще приходилось вообще ничего не делать, просто сидеть на бесконечных встречах Фалька с акулами Уолл-стрит, конспектировать его обещания «открыть границы, убрать преграды, обеспечить наибольшее благоприятствование» и так далее, и тому подобное. Золотые, нефтяные концессии, металлические, угольные, железнодорожные и все остальные день за днем складывались в столбики цифр, превращая карту Российской империи в зоны высокой и низкой рентабельности, сферы влияния многих корпораций и активы различной ликвидности.
На второй месяц торгов Маша уже видеть не могла эти лица, напоминающие ожившие арифмометры. Боже! Как она радовалась, когда Фальк поручил ей от имени какой-то благотворительной организации наладить отношения с русскими экипажами кораблей, строящихся в Филадельфии, и каким холодным душем окатил, заявив, что среди моряков есть его люди. Предупредил, но имен не назвал, сообщив, что само появление Маши в нужное время в нужном месте будет для них неким сигналом. Сигналом для чего? Машу мучил этот вопрос – и когда передавала капитану Щенсновичу дар «русской общины в САСШ», икону Георгия Победоносца, и когда отвечала на дежурные комплименты морских офицеров… А через неделю прочла, что во время краткосрочной стоянки в Бостоне после ходовых испытаний на свежем ветре к носу броненосца притерся какой-то рыбацкий баркас, после чего взрыв разметал утлое судёнышко, изуродовав носовую часть боевого корабля. В этот вечер Фальк был особенно благодушен, сообщил Маше, что его миссия в САСШ закончена, а вот её – продолжается, и передал просьбу Гувера оказать помощь хорошим друзьям и деловым партнерам босса. Им срочно понадобился специалист, идеально владеющий русским и английским языками.
И вот Маша уже почти год руководит Нью-Йоркским бюро «Pacific express», предоставляющим курьерские услуги американским компаниям, работающим или имеющим интерес по ту сторону Тихого океана. Здесь кроме неё ещё тринадцать человек, обрабатывающих корреспонденцию, поступающую от американцев из Китая, Японии и России, растекающуюся ручейками по рекрутинговым агентствам, банкам, страховым компаниям, поставщикам техники и оборудования, всевозможным фондам, а также по семьям гастарбайтеров. Эшли упросила Машу взять ее на любую работу, лишь бы быть немного ближе к мужу, к его делам… Хотя бы так, разбирая письма и надеясь, что где-то среди них увидит его фамилию.
Маша и Эшли – единственные женщины, работавшие в бюро. Остальные – заказчики или акционеры компании. Шумная, как паровоз, Тереза Лёб – владелица банка «Кун, Лёб энд Ко», неизменно сопровождаемая мужем Якобом Шиффом, и тихая набожная Лаура Рокфеллер. Есть еще одна представительница прекрасного пола, с которой Маша успела познакомиться, – живая, стремительная, как огонь на сухой траве, журналистка Ида Тарбелл. С ней Маша старалась видеться вне работы, потому что сведения, полученные от Иды, были очень далеки от служебных обязанностей Маши, зато они обладали несомненной ценностью для русской разведки. Впрочем, встречи с мисс Тарбелл
