Есть такой театр… - Павел Тихомиров

Последней предвоенной премьерой Грозненского театра им. М. Ю. Лермонтова стал спектакль «Машенька» А. Афиногенова. Ведёрников отдает исполнение главной героини, школьницы Машеньки, приезжающей в гости к своему деду, известному профессору Окаёмову, Марии Полетаевой. Умеющая работать над ролью артистка снова оказалась послушной ученицей Ведёрникова. Окаёмова А. М. Кречетов играл умным, но несколько холодноватым, он действительно не сразу смог понять и принять в своем доме внучку, которой никогда до того не видел. С. А. Александрова (Нина Александровна), А. Н. Воробьев (Туманский), М. И. Волынская (Мотя) оказались в спектакле бесцветными и маловыразительными. Пресса хвалила Евгению Евгеньеву в небольшой роли Веры Михайловны, К. Д. Гурковского, Е. С. Михайловскую и М. М. Медведеву, исполнивших Сеню, Лилю и Галю – школьных друзей Машеньки.

И, наконец, постановка пьесы А. Арбузова «Таня». Свободин как режиссёр снова стоял перед выбором назначения на главную роль. Исполнительницами стали Н. А. Смирнова и М. П. Полетаева. Свободин ставил пьесу о девочке, которая, не зная сложности жизни, бросила медицинский институт и просто любила своего Германа (А. Н. Воробьёв). Случайно услышанный Таней разговор Германа с Шамановой (А. Т. Неведрина) открыл ей, что они полюбили друг друга, и, ничего не говоря Герману, не объяснившись с ним, Таня уходит от мужа. Дальнейшее развитие сюжета, мне кажется, общеизвестно: у Тани родился сын, о котором она Герману ничего не сказала. Сын умрет. Таня станет врачом, приедет в то место, где живут Герман и Шаманова на вызов к их больному ребёнку. Спектакль стал значимым в городе. Говорят, что после него многие девушки пошли учиться на врачей и медсестёр. Главный режиссёр театра Константин Ведёрников поставил «Глубокую разведку» А. Крона. Режиссёр умело вел Марию Полетаеву от роли к роли, давая ей возможность в течение одного сезона играть и Дездемону, и Надю во «Врагах», и двух Тань – в пьесе «Сады цветут» и арбузовскую… Ведёрников сделал из Полетаевой настоящую героиню не только театра, но героиню по амплуа.

В 1940 голу было заведено уголовное дело на директора русского театра им. М. Ю. Лермонтова Евгения Ивановича Буренева. Хочу привести выписку определения.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР

в составе: Председательствующего т. Киселева, членов т.т. Мурзаханова и Кумехова рассмотрела в заседании от 26.Х.1940 года.

Дело по протесту председателя Верхсуда РСФСР на приговор Нарсуда 3 уч. г. Грозного от 8.ХП.39 г. по которому:

1/. Буренев Евгений Иванович осуждён по ст. 111 УК к шести месяцам исправтрудработ по месту службы с отчислением из зарплаты 15 % – за то, что он, работая директором Грозненского драматического театра, проявил халатность в работе:

а/. Не заручившись приказом Управления по делам Искусств, повысил цены на театральные билеты (с 5 р. до 7р.20к.)

б/. Не оформил увольнение работника театра Курносова, кроме того, незаконно оплатил за 4 дня зарплату гардеробщице Нефедовой.

в/. Выдал работнику театра Шейдеман-Максакову 14 500 р. для покупки необходимых для театра ценностей, последний часть из этой суммы присвоил.

Верхсуд Чечено-Ингушской АССР этот приговор оставил в силе.

Заслушав доклад т. Мурзаханова, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР установила:

1/. Из показаний свидетелей, допрошенных по делу. Ступецкого /художественного руководителя театра/, кассира Эйчиса, Свободина /основного режиссёра театра/, и из справки бывшего театрального инспектора Лаврова видно, что повышение цен на билеты было сделано с ведома н-ка Управления по делам искусств Иванова. Письмо Комитета по делам искусств при СНК СССР от 19.VI.39 г. за № 2483/15 удостоверяет, что установленные цены на билеты в Грозненском драматическом театре не превышают цен, установленных в других городах.

Поскольку цены на театральные билеты утверждает не СНК Чечено-Ингушской АССР, то никакого нарушения его постановления по этому вопросу места не имеет.

2/. За совершенный им прогул сотрудник вспомогательного состава театра Курносов был уволен и зарплаты не получал, но впоследствии в силу необходимости приглашался на условиях разовой оплаты 3 р. за спектакль, нельзя считать этот факт нарушением со стороны Буренева закона от 28.12.38 г.

3/. Зарплата за 4 дня гардеробщице Нефедовой выплачена распоряжением заместителя Буренева – Черняева, самая выплата является правильной.

4/. По выезде Максакова в г. Москву по распоряжению н-ка Управления Иванова, ему всеми театрами г. Грозного были выданы денежные суммы с поручением заказать в «Теаснабе» в г. Москве театральное оборудование.

Деньги ему были выданы как ответственному работнику, также и Ивановым, и другими лицами.

Путем перечисления через банк на имя получателя – Максакова выдал ему деньги и Буренев, как указано выше, для закупки необходимого оборудования. Нельзя усмотреть в этих действиях Буренева состава преступления.

По изложенным обстоятельствам и руководствуясь ст.418 УПК, коллегия ОПРЕДЕЛЯЕТ:

Приговор нарсуда и определение судебной коллегии Верхсуда Чечено-Ингушской АССР отменить, Дело Буренева Евгения Ивановича по п. 5 ст. 4.VIII производством прекратить.

п. п. Председательствующий – Киселев, члены – Кумехов и Мурзаханов.

Так кристально честного человека, директора театра, мужа одной из ведущих артисток Грозненского театра Евгении Евгеньевой оправдали. При Буреневе театр держал высокую планку, как творческую, так и хозяйственную. Прошло всего чуть больше года, и Евгений Буренев умер от разрыва сердца – как видно, случившееся не прошло бесследно. Сверхпорядочный человек умер в сентябре 1941 года, не дожив до пятидесяти лет.

Сороковые годы

«А меня в армию не взяли. Уже первые врачи – терапевт, глазник и невропатолог на медицинской комиссии в райвоенкомате – признали меня по всем основным статьям негодным к отбыванию воинской повинности.

Тогда, чтобы хоть что-то делать, я устроился коллектором в геологическую экспедицию, уезжающую на Северный Кавказ.

Но доехали мы только до города Грозного – дальше нас не пустили.

Возвращаться в Москву казалось мне бессмысленным – там в эту пору не было ни близких, ни друзей.

Из грязной и шумной, похожей на огромное бестолковое общежитие гостиницы «Грознефть» я перебрался на частную квартиру – в маленькую комнатенку в маленьком домике, стоявшем в саду на спокойной окраинной улице Алхан-Юртовской.

Как-то неожиданно легко я устроился завлитом в городской драматический театр имени Лермонтова, начал переводить чеченских поэтов – и с некоторыми из них подружился, организовал с группой актеров и режиссёром Борщевским «Театр политической сатиры».

Я писал для спектаклей этого театра песни и интермедии. Песни были лирические, интермедии идиотские. В некоторых из них я сам играл.

– Александыр! – больше, чем обычно, коверкая слова, задыхаясь, проговорил помреж. – Иди… Скорей иди… Тебя в правительственную ложу зовут.

«Правительственной» называлась у нас в театре ложа, где на премьерах и парадных спектаклях сидели ответственные чины из обкома партии и горсовета.

– Брось разыгрывать! – сказал я помрежу. – Я же смотрел со сцены, там сегодня никого нет!

– Там есть! – трагическим шепотом выдохнул помреж и схватился за голову.

– Там Юля Дочаева… Иди скорей!

…Знаменитую грозненскую красавицу, жену одного из секретарей обкома партии Юлию Дочаеву, я до этого вечера видел только один раз: на коне, в мужском седле, она лихо промчалась по центральной улице, провожаемая восторженным цоканьем мужчин и осуждающим шепотом женщин.

…Она была худенькой, темноглазой и темноволосой. У неё был низкий, тихий и очень спокойный голос.

– Здравствуй! – сказала она и протянула руку. – Ты из Москвы?

– Да, – сказал я, с первой же секунды отчаянно влюбляясь в неё.

– Я тоже из Москвы, – сказала Юля, – училась на медицинском, собиралась врачом на Сахалин, а мой дикарь приехал на какой-то пленум и похитил меня…

Она засмеялась.

– А тебе сколько лет?

– Двадцать два. Завтра, девятнадцатого октября, в день годовщины открытия Пушкинского лицея, мне исполняется двадцать два!

Я проговорил эту тираду слегка хвастливо, так как всю жизнь почему-то чрезвычайно гордился этим случайным совпадением.

А Юля снова засмеялась, а потом сказала быстро и тихо:

– Я приду тебя поздравить, хочешь? Ты где живешь?

– Алхан-Юртовская, сто десять.

Юля кивнула.

– Я приду. У меня завтра ночное дежурство в больнице, но часов в двенадцать я постараюсь сбежать… Ты меня жди!