Моему судье - Алессандро Периссинотто

— А что это такое?

— Соус из черных оливок и каперсов.

— Ладно, давайте и tapenade.

— Что будете пить?

— Воск. Demi.

Он принес мне пол-литровую кружку светлого разливного пива, потом вернулся к стойке готовить сандвич.

ОМ в этот момент забила гол, и в баре поднялся крик, но негромкий, скорее крик восхищения, чем радости.

Наконец появился длинный багет с сыром бри и tapenade. Хозяин гостиницы поставил сандвич на стол, потом сел рядом и указал на висевший на стене снимок в рамке.

— Видите этого человека?

Черно-белая фотография запечатлела потное лицо певца на сцене. Рот открыт, черты искажены гримасой боли, словно петь стоило ему неимоверных усилий, как будто с голосом уходила вся его энергия.

— Вот этот человек, — продолжал хозяин, — спас мне жизнь.

Я смотрел на другие фотографии, которыми была увешана практически вся стена. Снимки из разных концертных залов, но певец все тот же, и даже одет он, казалось, всегда одинаково — черный, а может, темно-серый пиджак застегнут на все три пуговицы, черный узкий галстук, белая рубашка с раскрытым воротом, по облику — начало шестидесятых.

Это выражение вечного ребенка, эти короткие черные волосы, зачесанные на пробор, глаза человека, погруженного в грустные мечты, — это лицо, одним словом, уже где-то присутствовало в моем сознании, но я не мог точно вспомнить где.

— Посмотрите, наверху, на большой фотографии, мы сняты вместе прямо здесь, в баре: как раз в тот вечер он меня спас.

Я кивнул. Неловко было спрашивать, кто он, этот человек, что стоит на снимке сорокалетней давности рядом с Арманом, ошалело улыбающимся и вытирающим руки заткнутым за пояс кухонным полотенцем.

К счастью, за одним столиком спросили четыре кальвадоса, и ему пришлось подняться.

— Эту историю я расскажу в другой раз, когда нам никто не будет мешать, — сказал он, уходя.

Я доел сандвич, допил пиво и поднялся в комнату, слегка кивнув месье Арману, хлопотавшему среди бутылок, чашек и стаканов.

В комнате я пошел к окну закрыть ставни и впервые встретился глазами со старым судьей. Он вглядывался в меня с интересом, как мне показалось, профессиональным, но, разумеется, это только плод моей фантазии, которую подстегивает сознание вины.

И вот так — глаза в глаза со старым судьей — закончился мой первый день в статусе убийцы. Проведя без сна сорок часов, проехав сотни километров на мотоцикле, с мертвецом на совести, я погасил свет и стал ожидать кошмаров.

Я еще не готов отдаться в руки правосудия, но если вы поможете мне отыскать тот кусочек правды, которого мне не хватает, пожалуй, я помогу вам найти меня, только не знаю еще, до или после нового убийства.

До скорого, господин судья.

P.S. Забыл: потоплен прямым попаданием. Имею в виду, что ваше предположение попало в точку. Эннио и Джулиано Лаянки уничтожили меня, чтобы, купив за гроши «Криптософт», стать лидерами на рынке информационной защиты. Я подозреваю, что никакого заказчика не существовало вовсе.

* * *

Дата: Среда 19 мая 08.15

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Груз ответственности

Как видишь, я верна нашему уговору: не работала в выходные и дождалась сегодня, чтобы тебе ответить.

Неправда. В субботу и воскресенье я работала, но немного. Скажем, что я просто несколько раз перечитала твое пятничное письмо. Распечатала и взяла с собой на озеро. У моего друга домик в Монтизоле, на озере Изео. Иногда мы туда ездим отдохнуть. Устраиваемся в шезлонгах в саду, он читает свои исторические статьи, я — свои детективы.

В этот раз он корпел над интереснейшим трактатом о торговле бумазеей в XVI веке, а я принялась за «Росауру в десять часов» Марко Деневи.

— О чем твоя книжка? — спросил он.

— Один бедолага признается в преступлении, которого не совершал.

— Опять ты о своем…

Энрико говорит, моя страсть к детективам — профессиональное заболевание, способ не отключаться от работы. Обычно я не знаю, что ответить, но на сей раз решила процитировать нашего премьер-министра:

— Знаешь, мы, судьи, «к человеческому роду не относимся».

Мы посмеялись. С горечью. Самоирония — хорошее противоядие в эти невеселые годы на наших невеселых широтах.

Признаюсь, и меня потянуло пройтись по улицам твоего нынешнего квартала, где нет банков. В последнее время все мы сыты по горло кредитными учреждениями, финансовыми компаниями, акциями, бондами…

К счастью, есть дом бабушки Энрико у озера, в старой части городка, в котором еще осталось несколько рыбаков. Улочки и тут такие узкие, что машине по ним не проехать. Верней, на острове и нет машин, только мотороллеры и несколько крытых мотоциклов с коляской.

Однажды в разгар зимы мы с Энрико прожили в Монтизоле почти десять дней. Десять дней такого тумана, что не видать даже озера, только слышно, как оно плещется о причалы. Наверное, это один из лучших отпусков в моей жизни. И подумать только, что в Милане я больше двух ночей подряд не сплю у Энрико, да и он тоже не может жить у меня.

«Мне сорок семь лет, — говорит он, — у меня взрослый сын, бывшая жена, с которой мы ходим в «Ла Скалу» раз в месяц, квартира, которая за долгие годы стала чем-то вроде растоптанных, удобных домашних туфель. Знаешь, когда какое-нибудь крупное животное, ну например слон, разбежится, из-за инерции он не может свернуть на бегу, ему нужно время, чтобы изменить траекторию. Вот так и моя жизнь».

Слон бежит уже шесть лет, а я шесть лет бегу рядом, и никто из нас не ступает на тропу другого. Теперь уже инерция слона передалась и мне.

Но перейдем к тому, что касается непосредственно нас. Да, ты возлагаешь на меня большую ответственность, прося помочь тебе отыскать последний кусочек правды. Что же это такое? Я возглавляю расследование, которое вроде бы закончено, известны жертва и убийца, а ты подсовываешь мне новое дело, где совсем другая жертва, другой виновник, мотив и орудие преступления — иные.

Шучу. И потом, мотив у меня уже есть. Жертва — это ты. Чтобы разобраться, как действует орудие преступления — компьютерный вирус, — придется просить кого-нибудь мне помочь, а что касается виновника, у меня уже есть подозреваемый, но он не желает сознаваться.

Да, я допросила Мирко Гуиди. В присутствии работника Почтовой полиции, специалиста по компьютерным преступлениям, на случай если бы Гуиди завел речь о каких-нибудь битах или программах. Однако он не открывал рта или почти не открывал.

— Синьор Гуиди, расскажите нам о сотрудничестве с Джулиано Лаянкой и Лукой Барберисом.

— Ну, это нельзя назвать сотрудничеством. Лаянка был моим боссом, а Барберис — поставщиком или внештатным сотрудником, короче говоря, из другой фирмы. Он давал мне на проверку программу, и я проверял.

— Какую именно программу?

— Систему защиты зоны финансовых операций от несанкционированного доступа.

— И что вам удалось выяснить?

— Что Барберис — никудышный программист. Он произнес это с улыбкой, играя нитками, свисавшими из прорехи на джинсах.

— Объясните подробнее, — насел на него сотрудник Почтовой полиции.

— В программе оказалось полно вирусов.

— Каких вирусов?

— Да всяких, включая самые известные. Мы наткнулись даже на допотопную версию «пинг-понга», когда шарик скачет по монитору, вирус восьмидесятых. Не говоря уже о том, от которого сыплются буквы.

— Но если они так распространены, почему вы их не удалили?

— Речь-то не о вирусах. Речь о том, как легко в «Титано Информатике» заражались компьютеры, а следовательно, и программы.

— Вы сохранили копию системы, разработанной Барберисом?

— Нет, естественно. Все было стерто, как только заказчик решил обратиться к другому поставщику.

— Решение принималось, когда заказ был уже выполнен?

— Еще чего. Мы сразу заметили, что возникли проблемы, и поставили заказчика в известность.

— Кто является заказчиком?

— Этого я никогда не знал.

Его манера выводила меня из себя. Наглый, самодовольный, смотрит с вызовом. Ненавижу таких. И он, казалось, это чувствует и делает назло. Если так, то он гений, довел меня до того, что я уже не понимала: то ли его ответы звучат фальшиво, то ли у меня против него возникло предубеждение. Допрос пришлось закончить.

— Последний вопрос. Вы все еще работаете в АО «Караваджо»?

— Вам прекрасно известно, что вот уже восемь месяцев как я заведую отделом проектирования в «Криптософте».

Верно. Мне это было известно, и тебе тоже. Теперь я размышляю: кому верить? Допросы не точная наука, а дело интуиции, доверия, нет, скорее веры. В какой-то момент что-то принимаешь как истину. Я решила принять твою правду и поверить, что твоя программа не могла из-за вашей некомпетентности кишеть самыми простыми вирусами — вирус, единственный, разрушительный вирус, занес в нее Мирко Гуиди, чтобы уничтожить тебя. Я это докажу, и тогда ты забудешь свой припев: «выяснить и убить, выяснить и убить».