Гостомысл - Александр Майборода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь обнял сына.
— Ты повзрослел, поэтому разрешаю тебе набрать молодую дружину. Бери со складов все, что хочешь. Твоя дружина должна быть самой лучшей, — сказал князь. Отстранившись, пристально взглянул в глаза сына. — Только помни, что, кроме тебя, у меня никого нет.
— Я ему дам лучших отроков, — сказал Стоум. — Они будут любить его и хранить крепче себя.
— Кого ты хочешь ему дать? — спросил князь.
— Сначала, с твоего позволения, князь, приставлю к княжичу слугой отрока Ратишу, — сказал Стоум.
— Это тот, что был на ладье Медвежьей лапы? — спросил князь.
— Да, — сказал Стоум.
— А что Медвежья лапа о нем говорит? — спросил князь.
— Говорит, — Ратиша юноша смелый, имеет ум, дрался с разбойниками умело. Любопытен, любит учиться — все у кормчего выспрашивал, как управлять судном.
— Это хорошо, — сказал князь. — Кто его отец?
— Воислав, — сказал Стоум.
— Помню, хороший был боярин. И сын его должен быть добрым воином, — сказал князь и обратился к сыну: — А что ты думаешь?
— Я возьму всех, кто захочет пойти ко мне в дружину. — С плохо скрываемой радостью сказал Гостомысл. Отец согласился дать ему дружину, и он почувствовал на сердце облегчение. Теперь он старался скорее забыть свою злобу на отца
Князь сказал:
— Хорошо. Стоум, приставь пока одного Ратишу к княжичу. Пусть будет рядом с ним во время похода на разбойников. А вернемся — помоги княжичу набрать дружину.
— Помогу, — сказал Стоум.
— Ну, идем в город, — сказал князь.
Они медленно пошли в город. А, обрадованный итогом разговора, Гостомысл жеребенком побежал впереди.
— И все же он совсем еще мальчишка, — сказал, глядя ему вслед, князь.
— Да, он очень молод, — сказал Стоум.
— Он не похож на меня. Он похож на девочку. Какой-то мягкий... пугливый, — сказал князь.
— Он еще мал и не уверен в своих силах. Ему тоже не нравится, что он не похож на тебя. И из-за этого он злится на себя. Но злость даст ему характер, — сказал Стоум.
— Но сможет ли он водить дружину сейчас? Не рано ли я даю ему дружину? — снова высказал сомнение князь.
— Я учу его счету, письменности, иностранным языкам... — начал Стоум.
— Греческий язык не сделает его воином, — резко заметил князь.
— Благодаря умению читать греческие книги он станет полководцем. А это для князя важнее, чем уметь махать мечом, — сказал Стоум.
— Наши корни древнее греческих. Мы не раз били греков, — ревниво сказал князь.
— Да, но, к сожалению, мы не умеем беречь наши книги и знания, а греки умеют, — сказал Стоум.
— Наш народ не виноват в этом. У нас города деревянные, и потому часто горят, — сказал князь.
— А у них — каменные! И нам надо строить каменные города, — сказал Стоум.
— Глупо строить из камня города там, где нет камня, зато много леса. К тому же дерево придает нам здоровья, — сказал князь. — Да и зачем нам каменные города, если у нас нет врагов, способных брать наши деревянные города?
— Пока — нет, — сказал Стоум.
— Когда появятся, тогда и будем строить из камня, — сказал князь. — А пока незачем тратить силы на то, что, может быть, никогда и не понадобится.
Князь усмехнулся:
— Стоум, ты смотришь на жизнь слишком мрачно. С такими мыслями впору помирать.
Стоум рассмеялся:
— Так потому и думаю, что не тороплюсь помирать.
Они подошли к воротам, и князь сказал:
— Ладно, учи его, но не забывай, что в дружине князь должен быть первым воином.
Глава 8
Утром выходили затемно.
Во дворе уже собирались дружинники. Хотя на дворе и был июль, железные кольчуги и доспехи покрывались бисером мелких, блестящих в огнях факелов золотистым оттенком капель росы — заморозок.
Гостомысл вышел из теплого терема во двор и остановился. Изо рта вырвался пар. Мороз мгновенно забрался под рубаху, и по телу ударила мелкая дрожь.
— Ты дрожишь, как мокрый цуцик, — сказал Храбр, который стоял около крыльца.
— Я не замерз, — сказал Гостомысл.
— Так заболеть недолго. Ни к чему это в походе, — сказал Храбр и подал княжичу свой легкий полушубок. — Завернись.
Полушубок ударил в нос дурным запахом кислой овчины, и Гостомысл поморщился.
— Зато в полушубке будет тепло, — сказал Храбр.
Гостомысл накинул на плечи полушубок. Полушубок был большой, точно доха, и под ним стало жарко, точно на печи. Шерсть защекотала щеку, и Гостомысл провел ладонью по щеке.
К ним подошли Стоум и Ратиша. У обоих оружие, доспехи, и полушубки. У Ратиши на боку большая сума.
— Хорошо, что ты надел шубу. В этом году холодное лето. А на воде будет совсем зябко, — сказал Стоум и кивнул на Ратишу. — Княжич, вот тебе Ратиша.
— Я знаю его, — сказал Гостомысл. — Видел на причале.
Ратиша кивнул головой и сказал:
— Мы знакомы с княжичем.
— Как приказал князь, он будет в походе твоим слугой, — сообщил Стоум.
— Ну да, — сказал Ратиша. — Отныне княжич для меня самый лучший господин. Если ему будет угрожать опасность, то я лучше умру.
— Не надо умирать. Я верю тебе. Сейчас отец выйдет, и мы пойдем на причал, — сказал Гостомысл.
— Ага, — сказал Ратиша и показал суму. — Я взял в суму еды для тебя.
— Я не хочу есть, — сказал Гостомысл.
Из терема вышел князь Буревой. На нем поблескивали доспехи. За ним вышла Веселка в белой рубахе, — она зябко куталась в цветастую шаль.
Буревой поцеловал ее в губы и сказал:
— Оставайся.
— Я пойду с тобой на причал, — сказала Веселка.
— Ты не одета. Да и плохая это примета, когда женщина провожает мужчину на причале, — сказал князь.
Веселка коснулась головой его груди.
— Если с тобой что случится... — начала она.
— Ничего со мной не случится. Не первый раз иду в поход. Волхвы нагадали победу, — сказал князь. — Все, я пошел.
На глазах Веселки появились слезы, и она шмыгнула носом.
Наблюдая, как мать прощается с отцом, Гостомысл почему-то почувствовал себя неловко и отвернулся.
Князь Буревой решительно отстранил от себя жену и спустился с крыльца.
— Здрав будь, — встретили его Храбр и Стоум.
— Отец, будь здрав, — сказал Гостомысл.
— Однако заморозок! — сказал князь, но кутаться в перекинутый через плечо плащ из толстой шерсти не стал. Презрительно скривил губы.
Храбр, следуя примеру князя тоже откинул назад плащ.
Другие дружинники, увидев князя, также начали кланяться и приветствовать его.
— Все собраны, можно идти, — доложил Храбр.
Князь окинул взглядом дружинников.
В поход дружинники оделись попроще и попрактичнее: полотняные цветастые рубахи, штаны из грубого сукна, заправленные в кожаные сапоги с низким каблуком.
Поверх рубах кольчуги из крепкого харагула, которого не разрубить железным мечом разбойников.
Поверх кольчуги рубаха из толстой буйволовой кожи — кожаная рубаха защитит и от удара мечом, и от ненастья.
А также — островерхий шлем с забралом, отполированным, как зеркало. Щиты.
Из оружия: мечи, копья, луки, стрелы. Мечи только у богатых дружинников, у остальных — боевые топоры, кистени и булавы.
У ворот виднелись слуги, у их ног лежали завернутые в свертки горшки с горячей кашей. Слуги должны были принести на струги горячую еду. Князь вчера сказал, что готовить пищу днем некогда будет.
— А где горожане? — спросил князь.
— Они за воротами кремля, — сказал Храбр.
— Тогда пошли, — сказал князь и пошел в сторону ворот. Рядом с ним шли Храбр и Стоум.
Гостомысл и Ратиша немного отстали.
— Ведь ты уже бился с разбойниками? — спросил Гостомысл Ратишу.
— Да. Только я стрелял из лука. Медвежья лапа не дал мне биться мечом или топором, — сказал Ратиша.
— Страшно было? — спросил Гостомысл.
Ратиша замялся. Ему не хотелось выглядеть перед княжичем трусом. Однако, немного подумав, все же признался:
— Страшно.
— А я еще ни разу не был в бою, — с сожалением проговорил Гостомысл.
— Князю не надо биться с мечом, — заметил Ратиша.
— Нет, надо, — сказал Гостомысл.
— Зачем? — спросил Ратиша.
— Князь должен быть первым воином в дружине, — сказал Гостомысл.
— Может быть, — сказал Ратиша.
Кто-то из горожан тихо ворчал:
— В такую холодину спать бы под теплым боком женки.
На него рыкнул дружинник:
— Не скули, а то по сусалам съезжу!
Горожанин лениво, без особой злости огрызнулся:
— А вот я тебе самому так съезжу, что мало не покажется.
В темноте не было видно ругающихся. Кто-то другой из темноты шикнул:
— А ну тихо, задиры!
— Князь должен водить дружину. Для этого нужны ум и хитрость, —- продолжил Ратиша.
— Стоум тоже так говорит. Но отец назначил воеводой не его, а Храбра, — сказал Гостомысл.