Эмма - Джейн Остин

When had his influence, such influence begun?— When had he succeeded to that place in her affection, which Frank Churchill had once, for a short period, occupied?—She looked back; she compared the two—compared them, as they had always stood in her estimation, from the time of the latter's becoming known to her—and as they must at any time have been compared by her, had it—oh! had it, by any blessed felicity, occurred to her, to institute the comparison.—She saw that there never had been a time when she did not consider Mr. Knightley as infinitely the superior, or when his regard for her had not been infinitely the most dear.

Когда повеяло на нее этим флюидом, этим током?Когда вселился он в сердце, изгнав оттуда случайного гостя — Фрэнка Черчилла?Эмма оглядывалась назад, сравнивала их — сравнивала свое к ним отношенье с той поры, как появился второй из них — а должна была бы сравнить давным-давно, ежели б это по счастливой случайности пришло ей в голову!..Она видела теперь, что всегда, во всякое время ставила мистера Найтли несравненно выше и несравненно больше дорожила его отношеньем к себе.

She saw, that in persuading herself, in fancying, in acting to the contrary, she had been entirely under a delusion, totally ignorant of her own heart—and, in short, that she had never really cared for Frank Churchill at all!

Видела, что, уверяя себя в обратном, думая и действуя наоборот, она бесконечно обманывалась, не ведала, что творит, что, одним словом, она никогда не любила Фрэнка Черчилла!

This was the conclusion of the first series of reflection.

Вот к чему ее привели первоначальные размышленья.

This was the knowledge of herself, on the first question of inquiry, which she reached; and without being long in reaching it.—She was most sorrowfully indignant; ashamed of every sensation but the one revealed to her—her affection for Mr. Knightley.—Every other part of her mind was disgusting.

Вот что узнала она о себе, отвечая на первоначальный вопрос, — и времени на это потребовалось не так уж много.Гнев на себя и раскаянье владели ею, всякое чувство ее и побужденье рождало в ней стыд, кроме одного, которое только что ей открылось, — чувства к мистеру Найтли. Все прочее в собственной душе было ей отвратительно.

With insufferable vanity had she believed herself in the secret of every body's feelings; with unpardonable arrogance proposed to arrange every body's destiny.She was proved to have been universally mistaken; and she had not quite done nothing—for she had done mischief.

В неизъяснимом тщеславии она возомнила, будто умеет читать в чужих сердцах, в непростительной гордыне покушалась распоряжаться чужою судьбой и, оказывается, кругом ошибалась — и добро бы сидела сложа руки, а то ведь натворила бед.

She had brought evil on Harriet, on herself, and she too much feared, on Mr. Knightley.—Were this most unequal of all connexions to take place, on her must rest all the reproach of having given it a beginning; for his attachment, she must believe to be produced only by a consciousness of Harriet's;—and even were this not the case, he would never have known Harriet at all but for her folly.

Навлекла столько зол — на Гарриет, на себя самое, а может статься, как это ни страшно, и на мистера Найтли.Если этот неравнейший из союзов состоится, она одна будет повинна, это с ее легкой руки все пошло — он, вероятнее всего, не обратил бы на Гарриет внимания, когда бы не заподозрил о ее чувствах к нему, а ежели и нет, то все равно — он бы вообще не знался с Гарриет, когда бы не прихоть мисс Вудхаус.

Mr.Knightley and Harriet Smith!—It was a union to distance every wonder of the kind.—The attachment of Frank Churchill and Jane Fairfax became commonplace, threadbare, stale in the comparison, exciting no surprize, presenting no disparity, affording nothing to be said or thought.—Mr. Knightley and Harriet Smith!—Such an elevation on her side!

Мистер Найтли и Гарриет Смит!..Кто бы додумался поставить рядом эти имена?Что такое в сравненье с этим роман Фрэнка Черчилла и Джейн Фэрфакс?Обычная вещь, чепуха, повседневность — ровным счетом ничего удивительного, поражающего воображенье.И говорить-то не о чем. Мистер Найтли и Гарриет Смит!Как непостижимо она возвысится!

Such a debasement on his!

Как низко уронит себя он!

It was horrible to Emma to think how it must sink him in the general opinion, to foresee the smiles, the sneers, the merriment it would prompt at his expense; the mortification and disdain of his brother, the thousand inconveniences to himself.—Could it be?—No; it was impossible.

Подумать ужасно, как унизит его этот союз в общем мнении — ужасно предвидеть насмешливые, глумливые, пренебрежительные улыбки по его адресу, презрение и обиду его родного брата, тысячи неловкостей, затруднений. Да разве мыслимо такое?Нет, никогда!

And yet it was far, very far, from impossible.—Was it a new circumstance for a man of first-rate abilities to be captivated by very inferior powers?

А между тем ничего невозможного тут нет.Ново ли, когда благороднейший, умнейший становится жертвою посредственности?

Was it new for one, perhaps too busy to seek, to be the prize of a girl who would seek him?—Was it new for any thing in this world to be unequal, inconsistent, incongruous—or for chance and circumstance (as second causes) to direct the human fate?

Ново ли, когда мужчина, которому недосуг заниматься поисками, становится добычею той, которая сама его находит?И разве новы в этом мире неравенство, нелепость, несообразность — и впервые ли распоряжаются, пусть невзначай, людскою судьбой обстоятельства и слепая случайность?

Oh! had she never brought Harriet forward!

Ох, зачем она только приблизила к себе Гарриет!

Had she left her where she ought, and where he had told her she ought!—Had she not, with a folly which no tongue could express, prevented her marrying the unexceptionable young man who would have made her happy and respectable in the line of life to which she ought to belong—all would have been safe; none of this dreadful sequel would have been.

Для чего не оставила ее там, где ей место!Не он ли сам предостерегал ее когда-то!..Для чего с неслыханным безрассудством помешала ей стать женою превосходного молодого человека, с которым она была бы счастлива в назначенном ей кругу, и все сейчас обстояло бы благополучно, обошлось бы без этих жутких последствий.

How Harriet could ever have had the presumption to raise her thoughts to Mr. Knightley!—How she could dare to fancy herself the chosen of such a man till actually assured of it!—But Harriet was less humble, had fewer scruples than formerly.—Her inferiority, whether of mind or situation, seemed little felt.—She had seemed more sensible of Mr. Elton's being to stoop in marrying her, than she now seemed of Mr. Knightley's.—Alas! was not that her own doing too?

И как смела Гарриет подумать о мистере Найтли? Как дерзнула вообразить, не зная наверное, что ее сделал своею избранницей такой человек?Но Гарриет стала уже не та, утратила былую скромность и щепетильность.Уже не чувствовала, что стоит ниже других по уму и по рожденью.Прежде ее тревожило, снизойдет ли до женитьбы на ней мистер Элтон — теперь, кажется, не слишком тревожит, снизойдет ли до этого мистер Найтли. Увы — не ее ли рук дело и это?

Who had been at pains to give Harriet notions of self-consequence but herself?—Who but herself had taught her, that she was to elevate herself if possible, and that her claims were great to a high worldly establishment?—If Harriet, from being humble, were grown vain, it was her doing too.

Кто, как не она, старательно внушал Гарриет, чтобы выше ценила себя?Кто, как не она, учил, что она вправе притязать на иное положение в обществе и должна стремиться по возможности возвыситься?..Ежели смиренница Гарриет сделалась тщеславной, то это — опять-таки ее работа.

CHAPTER XII

Глава 12

Till now that she was threatened with its loss, Emma had never known how much of her happiness depended on being first with Mr. Knightley, first in interest and affection.—Satisfied that it was so, and feeling it her due, she had enjoyed it without reflection; and only in the dread of being supplanted, found how inexpressibly important it had been.—Long, very long, she felt she had been first; for, having no female connexions of his own, there had been only Isabella whose claims could be compared with hers, and she had always known exactly how far he loved and esteemed Isabella.

Эмма и не догадывалась, в какой мере счастье ее зависит от того, первая ли она для мистера Найтли в его помыслах, в его сердце — не догадывалась, покамест над ее первенством не нависла угроза. Зная, что обладает им, веря, что это в порядке вещей, она жила в свое удовольствие и не вдавалась в раздумья; лишь страх уступить свое место другой открыл ей, сколь невыразимо оно для нее важно. Долго, слишком долго чувствовала она себя первой — за неименьем близких родственниц, одна лишь Изабелла могла бы оспаривать право на его внимание, а Эмма прекрасно знала, кого из них двоих он чтит и любит больше.

She had herself been first with him for many years past.

Все эти годы главной для него была она.

She had not deserved it; she had often been negligent or perverse, slighting his advice, or even wilfully opposing him, insensible of half his merits, and quarrelling with him because he would not acknowledge her false and insolent estimate of her own—but still, from family attachment and habit, and thorough excellence of mind, he had loved her, and watched over her from a girl, with an endeavour to improve her, and an anxiety for her doing right, which no other creature had at all shared.

И не по заслугам — слишком часто случалось ей бывать небрежной, строптивой, пренебрегать его советами и даже, назло ему, поступать наперекор, не замечать и половины его достоинств, вздорить с ним, когда он оспаривал ее неверные, полные самомнения сужденья — и вопреки всему, по-родственному, по привычке, по душевному благородству, он любил ее, как никого другого, следил за нею с детских лет, наставлял, исправлял, не давал свернуть с пути.

In spite of all her faults, she knew she was dear to him; might she not say, very dear?—When the suggestions of hope, however, which must follow here, presented themselves, she could not presume to indulge them.

Она знала, что, несмотря на все недостатки, дорога ему, быть может — очень. Это должно было, казалось бы, вселять в нее надежды, но Эмма не посмела им предаваться.

Harriet Smith might think herself not unworthy of being peculiarly, exclusively, passionately loved by Mr. Knightley.

Это Гарриет Смит могла считать, что достойна, пожалуй, его особливой, единственной — страстной его любви.

She could not.

Она — не могла.

She could not flatter herself with any idea of blindness in his attachment to her.

Не могла тешиться мыслью, что он любит ее в ослепленье.

She had received a very recent proof of its impartiality.—How shocked had he been by her behaviour to Miss Bates!

Не она ли недавно убедилась, сколь беспристрастно его отношение к ней. Как возмутился он ее поведением с мисс Бейтс!

How directly, how strongly had he expressed himself to her on the subject!—Not too strongly for the offence—but far, far too strongly to issue from any feeling softer than upright justice and clear-sighted goodwill.—She had no hope, nothing to deserve the name of hope, that he could have that sort of affection for herself which was now in question; but there was a hope (at times a slight one, at times much stronger,) that Harriet might have deceived herself, and be overrating his regard for her.—Wish it she must, for his sake—be the consequence nothing to herself, but his remaining single all his life.