Сталин: тайны власти. - Юрий Жуков

Выступили бы и другие, усугубив вину Маленкова, приведя новые «факты» его серьезных политических ошибок. Затем большинством в семь, а возможно и в девять, голосов Президиум освободил бы Георгия Максимилиановича от обязанностей председателя Совета Министров СССР, вывел бы его из состава Президиума. Еще через несколько дней собрали бы пленум, на котором среди прочих рассмотрели и организационный вопрос — о Маленкове. На сессии Верховного Совета СССР депутаты согласились бы с мотивированной отставкой главы правительства и поддержали бы предложение назначить председателем Совета Министров Берия.

Скорее всего, именно так все бы и произошло в конце июня — начале июля, и никак не позже, ибо созыв сессии уже нельзя было откладывать из-за так и не принятого еще бюджета на 1953 год. Произошло бы, не случись чрезвычайное, хотя и вполне прогнозируемое событие.

17 июня забастовка берлинских строителей мгновенно переросла в стихийное выступление, захватившее несколько городов ГДР. Положение приняло столь угрожающий характер, что для его нормализации в Германию направили Берия, смелого, решительного и умного. И он сумел всего за трое суток навести надлежащий порядок во всей советской оккупационной зоне, да еще без крови.

Однако в Москве Лаврентия Павловича не встретили как триумфатора, замолчали его миссию, скрыли его заслуги. Более того, вместо благодарности его, второго в официальной иерархии, на деле — самого сильного человека страны, через два дня арестовали, и таким образом завершилась первая, самая жесткая схватка за власть. Власть единоличную, никому не подконтрольную, как уж повелось исторически у нас в стране.

По официальной, существующей без малейших изменений с июля 1953 г. версии, Берия сам предоставил повод для своего ареста, «сколотил, — как указывало тассовское сообщение, — враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков для захвата власти»[26]. Но в подкрепление такого обвинения до сих пор не представлено ни одного доказательства, ни одной, хотя бы косвенной, улики. Без объяснения осталось слишком многое. Кто, помимо Берия и расстрелянных с ним вместе, входил в число заговорщиков? Что конкретно предприняли они для захвата власти? На кого из людей, на какие боевые части опирались?

Есть только вопросы. Ответов нет. Зато есть иная, пока еще гипотетическая, версия. Маленков сознательно использовал поездку Берия в Берлин и направил его туда, чтобы выиграть время, за которое успел привлечь на свою сторону двух заместителей Лаврентия Павловича по МВД — Серова и Круглова, заместителя Булганина — Жукова, да еще генерала Москаленко.

Обеспечив себе поддержку армии и части сил МВД, Маленков вызвал Хрущева, Булганина, Микояна, в открытую заявил, что у него имеются доказательства их участия в заговоре, в антипартийных действиях, и предъявил ультиматум: либо они на заседании Президиума ЦК поддержат предложение об аресте Берия, либо сами будут арестованы, тут же, в его кабинете.

Для Хрущева, Булганина, Микояна выбора не было. Они безоговорочно приняли предъявленные им условия, заверили в поддержке. И сдержали слово.

В том же кабинете председателя Совета Министров СССР, в кремлевской резиденции Сталина, Берия 26 июня был арестован.

В эти часы в Москву входили танки Таманской дивизии — по Киевскому шоссе, Дорогомиловской улице, через Бородинский мост. На Смоленской площади они свернули налево, на Садовое кольцо, и далее — к центру. К стратегическим точкам города.

Глава 24

И все же главные события произошли чуть позже. Отстранение Берия, сопровождавшееся беспрецедентным вводом войск в Москву, вынудило узкое руководство объяснить происшедшее, для чего пришлось созвать пленум, проходивший со 2 по 7 июля. На нем, естественно, поначалу речь шла исключительно о прегрешениях бывшего шефа госбезопасности, действительных и мнимых, ведь Лаврентию Павловичу предстояло стать не только очередным олицетворением зла, но и ответственным за все неудачи, ошибки режима в прошлом и настоящем, которые можно было бы отнести на его счет.

Ничуть не заботясь об истине, выступавшие обвиняли Берия во всем, что только всплывало в их памяти. Так, Микоян заметил: «В первые дни после смерти товарища Сталина он (Берия. — Ю. Ж. ) ратовал против культа личности. Мы понимали, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, говорил товарищ Сталин, это создают эсеры».

Анастасу Ивановичу вторил уже бывший член ПБ А.А. Андреев: «Он (Берия. — Ю. Ж.) …начал дискредитировать имя товарища Сталина, наводить тень на величайшего человека после Ленина… Я не сомневаюсь, что под его (Берия. — Ю. Ж.) давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает из печати упоминание о товарище Сталине… Появился откуда-то вопрос о культе личности».

Поступая так, заведомо зная, что Лаврентий Павлович не имел отношения к кампании по десталинизации, Микоян и Андреев, возможно, старались исключить в будущем то, что пытался сделать Маленков. Микоян как член Президиума ЦК должен был знать наверняка действительное положение дел и сознательно порочил идею, приписывая ее очередному «исчадию ада», «врагу партии и государства». Однако Маленкова не смутило происходившее. В заключительном слове, начав с прегрешений Берия, неожиданно для всех присутствовавших он перешел к совершенно иному. Заговорил о том, что предполагал сказать еще в апреле:

«Прежде всего, надо открыто признать, и мы предлагаем записать это в решении Пленума ЦК, что в нашей пропаганде за последние годы имело место отступление от марксистско-ленинского понимания вопроса о роли личности в истории. Не секрет, что партийная пропаганда вместо правильного разъяснения роли коммунистической партии, как руководящей силы в строительстве коммунизма в нашей стране, сбивалась на культ личности… Вы должны знать, товарищи, что культ личности Сталина в повседневной практике руководства принял болезненные формы и размеры, методы коллективности в работе были отброшены, критика и самокритика в нашем высшем звене руководства вовсе отсутствовали. Мы не имеем права скрывать от вас, что такой уродливый культ личности привел к безапелляционности единоличных решений и в последние годы стал наносить серьезный ущерб делу руководства партией и страной».

Маленков не ограничился теоретическими рассуждениями. Он подверг нелицеприятной критике дискредитацию Сталиным в октябре 1952 г. Молотова и Микояна, негативно охарактеризовал взгляды, высказанные Сталиным в феврале 1953 г. при обсуждении проблем сельского хозяйства, не менее резко оценил отнесенное на счет Сталина предложение о строительстве Главного Туркменского канала, весьма обоснованно раскритиковал ряд положений работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Наконец, выплеснул нерастраченные в апреле эмоции, произнеся многообещающие слова:

«Здесь, на Пленуме, неосторожно и явно неправильно был затронут вопрос о преемнике товарища Сталина. Я считаю себя обязанным ответить на это выступление и сказать следующее. Никто из нас не смеет, не может, не должен и не хочет претендовать на роль преемника».

В тот же день, сразу за выступлением Маленкова, пленум единогласно принял постановление, содержавшее и такое утверждение: «Следует признать ненормальным, что в нашей партийной пропаганде за последние годы имело место отступление от марксистско-ленинского понимания вопроса о роли личности в истории. Это нашло свое выражение в том, что …партийная пропаганда сбивалась нередко на культ личности, что ведет к принижению роли партии и ее руководящего центра, к снижению творческой активности партийных масс и широких масс советского народа»[1].

Привычная для данной аудитории риторика — славословие в адрес партии, признание на словах незыблемости ее роли в жизни страны — здесь была использована ради главного. Маленков, подготовивший постановление, стремился во что бы то ни стало добиться осуждения культа личности Сталина, однако заставить широкое руководство последовать за собой до конца он все же не смог. Слишком уж сильный удар он нанес по партократии, отменив в мае главную для той привилегию — «конверты». Да еще в организации культа обвинил не кого-либо одного, а партийную пропаганду вообще, иными словами — партию, ее руководство в целом. Поначалу привычно послушные члены ЦК проголосовали за постановление, предложенное Маленковым, но очень быстро поняли, что совершили, и сумели настоять на том, чтобы негативная оценка Сталина не вышла за пределы их более чем узкого круга. В информационном сообщении о пленуме, опубликованном три дня спустя, о культе личности не оказалось ни слова.