Изменник - Владимир Герлах

Галанин бросился во двор, где у крыльца продолжал объяснять какой то незнакомый унтер офицер. Не дослушав его рассказа бежал по улице туда, где были обломки машины Розена, стояли и бестолково суетились немецкие солдаты и офицеры… растолкав их, опустился на колени около тела своего друга: да, солдат был прав! Это было прямое попадание в плечо! Вся левая половина туловища исчезла, но голова осталась и лицо Эмиля было спокойно и, как будто, удивлено, за моноклем, тщательно вдетым в глазную орбиту, тускло блестел зрачок мертвого глаза и рот улыбался, показывая золотые пломбы зубов… Он был мертв… погиб глупо, нелепо накануне отъезда домой! В долгожданный отпуск!

Галанин встал, тупо смотрел, как его понесли на носилках по улице мимо любопытных прохожих, посмотрел наверх откуда пришла смерть: небо было синее, солнце грело, совсем не было похоже на осень и на войну, а между тем Розен умер, его автомобиль был разбит вдребезги, на кровавой мостовой валялась его фуражка, испачканная в кровавой пыли и на коленях была та же кровавая грязь, которую он напрасно старался отмыть рукой намоченной в луже воды, набежавшей из разбитого радиатора…

За этим первый ударом нужно было ждать и других неприятностей и Галанин написал Вере длинное письмо, посвященное своему другу, письмо, которое закончил неожиданно для самого себя, грустно и тревожно: «Да, Вера, Розен погиб и похоронен… и, когда его закапывали на площади этого тихого города, мне казалось, что закапывали в узкую, глубокую яму частицу меня… будто я потерял не только моего единственного друга, но, мой талисман! Мне показалось, что с его смертью кончилась полоса моих удач и мне, вдруг, стало страшно за будущее, за наше будущее, как будто, я стал совсем одинок среди чужих людей! Не правда ли глупо? Сам знаю! Но это малодушие пойми и прости! Мне страшно тяжело!»

В ответ на это письмо нескоро получил от нее ответ, не тот которого ожидал: «…ты просто устал, Алексей! и я думаю, что самое лучшее было бы для тебя устроиться где-нибудь в тылу! например, где-нибудь у нас! не забывай, что ты уже немолод! Хотя без Розена это не так легко! Я ведь знаю, что только благодаря ему тебе удалось сделать такую карьеру. В этом отношении он был, в самом деле, твоим талисманом; добавила между прочим, что арестован за саботаж Бондаренко; в общем жизнь стала совсем невозможная… сил нет терпеть!»

Галанин с досадой скомкал письмо, оно его обидело и встревожило! ему показалось будто она уходила от него в лес, подкравшийся к ее городу; ночью он долго не спал, думал, старался понять ее холодность даже, как будто, враждебность. Как она могла говорить о том, что он немолод… устал? Он вовсе не устал, не чувствует старости и, если Розен умер, это вовсе не значит, что он не сможет и дальше делать свою карьеру! Он всем покажет, и ей тоже, что Розен вовсе не значил так много в его продвижении вперед, он сам выбился! Он решил хлопотать об отпуске на другой же день! А утром его вызвали в штаб дивизии и он получил задание немедленно отправиться в Новороссийск, а потом, вообще, нечего было и думать об отпуске, о своем маленьком личном счастье, когда неудачи немцев на восточном фронте множились везде… на горных перевалах кавказских гор, в Калмыцких степях, у Сталинграда и дальше на север… Целые области были захвачены партизанским движением и в одной из сводок в начале зимы, вдруг упоминалось о ликвидации крупных партизанских отрядов в районе города К. Одновременно с этой сводкой совершенно прекратились письма от Шубера, Шаландина и Веры. Были декабрьские дни 42 года! Очень усталые, продрогшие немецкие солдаты лежали в грязных холодных окопах, продуваемых ледяным дыханием Сибири… Германия была далеко, фронт растянут, слаб и жидок… Русские войска подходили к Ростову. Сталинград был окончательно окружен… Только тогда Галанину удалось получить отпуск и через неделю он приехал в областной город Б., с твердым намерением немедленно обвенчаться с Верой и увести ее с собой в Германию…

Было яркое солнце, которое слепило глаза, отражаясь в снегу… Галанин оставил свои вещи на вокзале на хранение, вышел на улицу и пошел быстро к центру города с любопытством смотря по сторонам… город мало изменился за эти полгода, те же деревянные однообразные дома, те же деревья, тот же знакомый ему по прошлой зиме запах, морозом пронизанного, снега! По улицам торопились люди, русские и немцы… это было два мира, которые проходили один мимо другого, не замечая друг друга. Отчужденность и скрытая враждебность были и раньше, теперь стали как будто больше и острее… Галанин с трудом нашел комендатуру, все немецкие учреждения переменили свои адреса и устроились на новых квартирах надолго и основательно… вот только сами немцы стали совсем другими, пообтрёпанней и старше! Как будто сильно постарели и посерели… шли по улицам не торопясь и на их лицах, помятых и печальных была скука и усталость. Как Галанин к ним ни присматривался, никак не мог встретить знакомого лица, все были чужие и неприятные.

В помещении комендатуры старые писаря в потертых мешковатых мундирах, в стоптанных залатанных сапогах суетились и бегали от телефона к пишущим машинкам и кабинету коменданта. Один из них высокий и худой, с рябым морщинистым лицом подбежал к Галанину и, стукнув каблуками рыжих сапог, обрадовался:

«Г. лейтенант, я вас сразу узнал, вместе с вами воевал против папаши в К.! Я унтер офицер Вурст… вы, конечно меня забыли, но я вас помню очень хорошо! Вы совершенно не переменились!.. да! О! тогда было хорошее веселое время! Теперь все переменилось! стало очень грустно!» Галанин угостил его папиросой, отвел в сторону: «Скажите мне, Вурст, не могу ли я с какой-нибудь оказией сегодня же отправиться в К.? Я очень тороплюсь!» — «Разве, господин лейтенант, вы не в курсе дела? Ведь район К. опять отрезан от нас этими бандитами… Они недавно захватили даже город К.! на несколько дней. У нас были очень большие потери, убит майор Шубер и многие солдаты! Мне повезло страшно, т. к. за неделю до этих событий меня откомандировали сюда, а то погиб бы и я! Потом наши части полковника Вика снова отбили город и прогнали партизан за реку, но положение остается очень опасным! Отсюда еще нет связи с новым комендантом и вам придется подождать не менее трех дней!»

Галанин опустил голову получив новый второй удар: от коменданта города узнал подробности о положении в области: «Все лето было неважно, а к зиме вместо ожидаемого успокоения стало совсем плохо! Главное, эти проклятые леса и особенно в районе К.! Там появился новый большой отряд этих бандитов, которыми командует какой-то дядя Ваня! Действует он чрезвычайно дерзко! В К. мы понесли ужасные потери! Там погиб комендант города с начальником тайной полиции и 80 солдат не считая русских полицейских с их шефом Шаландиным! Полковник Вик, отбив город, наполовину его сжег и перебил много жителей, так как выяснилось, что население было заодно с бандитами и стреляло в спину нашим войскам! Но сами бандиты ушли почти безнаказанно за реку и оттуда продолжают беспокоить наши власти! Я, господин Галанин, подал рапорт о переводе меня на фронт! Там спокойнее. Хорошо известно где фронт и где тыл! Здесь везде фронт и я уверен, что бандиты не нападут на город! И почему вы едете в отпуск в это партизанское гнездо? Ехали бы в Германию! Впрочем там тоже неважно! бомбят! Так… Я прикажу пока выписать вам ордер на квартиру! А пока прошу извинить!! Опять телефон! Алло! Что? Опять напали? Потери? Химель сакрамент!»