Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— О, разве не ждал я давно этих слов!

Платиноволосая шлюшка кинулась к владельцу куриной фермы Элби Джо Скраббу, и они вдвоем последовали за Пинкусом и Хауком в комнату отдыха, где Дженни тут же исчезла за перегородкой. Мужчины начали заменять свою одежду и парики более приличествующим случаю облачением, включая причудливые заморские кольчуги.

Но сказанное выше к Хауку не относилось. Поскольку на самом дне пластикового мешка для мусора, аккуратно уложенные, чтобы их легче вынуть, лежали громоздкие церемониальные одежды Повелителя Грома, вождя племени Уопотами, и в их числе — предлинный, украшенный яркими перьями роскошный головной убор, какого не видели с тех самых пор, как обитавшие вокруг Окичоби[213]индейцы приветствовали Понсэ де Леона, оказавшегося волею случая на берегах будущего Майами-Бич.

Сбросив брюки и грязную рубашку, которые пристало носить только бродяге, он натянул на себя штаны из оленьих шкур и расшитую бусами куртку из шкуры буйвола. Затем, под изумленными взорами Арона и Сэма, водрузил осторожно себе на голову гаргантюанский убор из перьев. Хотя рост Хаука составлял ни мало ни много шесть футов и три дюйма, сие славное убранство ниспадало аж до кафельного пола.

Минутой позже из-за перегородки вышла Редуинг — в сшитом на заказ модном элегантном черном костюме, вполне соответствовавшем образу холодной и удачливой дамы-адвоката, ничуть не боящейся встретиться лицом к лицу с Верховным судом, хотя в нем и преобладали мужчины. Однако Верховный суд — это одно, а Маккензи Хаукинз — уже нечто иное.

— Ax! — вскрикнула она в ужасе при виде его.

— Точно такие же чувства вызвал он и у меня! — откликнулся Дивероу.

— Генерал, — молвил Пинкус мягко, но настоятельным тоном, — нас же ждет не пасаденский[214]карнавал «Роуз Боул»! Заседания Верховного суда проводятся в строгом соответствии с требованиями нашей весьма серьезной, всеми уважаемой законодательной системы. И ваш костюм, несмотря на всю его презентабельность, едва ли подходит к данному случаю.

— К какому это «данному», командир?

— Ведь решается судьба племени уопотами, а заодно и существенного подразделения оборонной системы страны.

— Меня интересует только первое. Что же касается моего одеяния, то это не предмет для обсуждения. Хотя бы уже потому, что из-за отсутствия иных нарядов у меня по существу нет выбора, если, конечно, вы не желаете, чтобы я вошел в зал заседаний в облике безвестного бродяги, что, впрочем, тоже, наверное, было бы не столь уж плохо.

— Мы войдем туда в перьях! — заявила Дженнифер.

— Это грязное пальто, вероятно, еще в коридоре, — размышлял Хаукинз. — Вряд ли кто его подобрал: там все внизу, в холле... Подумать только: поверженный во прах коренной житель, представитель обездоленного народа собственной персоной — в лохмотьях и к тому же, скорее всего, с пустым желудком!

— О чем ты. Мак! — завопил Сэм. — Да тебя сразу же выволокут оттуда, чтобы подвергнуть санобработке!

— Перспектива вполне реальная, — нахмурился Хаук. — В этом городе не знают, что такое жалость.

— В нашем распоряжении тридцать пять секунд, — объявила Редуинг, посмотрев на часы. — Нам бы лучше уже отправиться.

— Не думаю, что задержка в минуту-другую имеет какое-то значение, — сказал Арон. — Я исхожу из того, что там, внизу, возможно, разыгралась настоящая битва, с массами, идущими на штурм.

— Штурма нет, командир. Только молебственные песнопения. А это разница.

— К сожалению, он прав, Арон, — заметил Дивероу. — Как только охранники поймут, что это всего-навсего мирная манифестация, сигнализацию тут же отключат, тревогу отменят, и все разойдутся по своим местам... Вам уже доводилось, босс, присутствовать на подобных слушаниях?

— Да. Три или четыре раза, — ответил Пинкус. — Сперва устанавливается личность истца, а также его поверенного и всех amicus curiae, если таковые будут. И уже затем, собственно, и начинается слушание дела.

— Кто дежурит у входа в зал, командир?

— Один из охранников и клерки, генерал.

— Вот оно что! — заревел Хаук. — И у кого-то из них, если не у обоих, будет находиться список с нашими именами. Как только мы заявимся туда, они переговорят по радио, и дюжина молодцев уволокут нас прочь. В общем, нам никогда не попасть в зал.

— Как вы можете говорить так всерьез? — произнесла Дженнифер. — Ведь здесь Верховный суд. И поэтому подкуп охранников и клерков исключен.

— Вспомните о миллиардных долгах и красных рожах в Пентагоне в государственном департаменте и в министерстве юстиции, а также о нескольких дюжинах пиявок в конгрессе, которые катаются как сыр в масле. О сотнях тысяч долларов, перепадающих кое-кому в священных стенах этого заведения, в коем пребываем мы в данный момент, я уже и не говорю!

— А в словах Мака есть резон, — заключил Сэм.

— Плоть слаба, — констатировал Арон.

— И все же пошли отсюда, — воззвала к товарищам Редуинг.

Все четверо прошествовали торжественно в спешном порядке к массивным резным дверям зала заседаний и там, у самого входа, увидели к своему облегчению здоровенную фигуру Сайруса, а по обеим сторонам от него — и двух Дези в священнических одеяниях. К немалому изумлению вновь прибывших, парни стояли на коленях.

— Полковник, что делают здесь мои адъютанты?

— А что, черт возьми, вы нацепили на себя, генерал?

— Облачение, соответствующее моему положению в племени, неужто неясно? А теперь будьте добры ответить на мой вопрос!

— Это все Дези-Один. Он сказал, что они уже все продумали и, хотя им не вполне понятно, что творится вокруг, дополнительные меры предосторожности, по их мнению, вам не помешают. Пробраться сюда не составило бы для них особого труда: ведь внизу настоящий бедлам!

— Как мило с их стороны! — восхитилась Дженнифер.

— Не мило, а глупо! — заорал Дивероу. — Их выследят, арестуют и допросят, и нашему противоправному вторжению в здание Верховного суда будут посвящены первые полосы газет!

— Ты не понимать, — возразил Дези-Один, поднимая голову, хотя ладони его были по-прежнему молитвенно сложены. — Во-первых, мы никогда ничего не будем говорить. Мы миссионеры, которые наставлять бедные варвары на путь Господа Христа. Кто может арестовать такие падре? А если какой чудик пытаться сделать так, он не будет ходить два месяц. Мы никого не пропускать в дверь, кроме вас.

— Черт бы меня побрал, если что не так! — произнес восторженно Хаукинз, с любовью глядя сверху вниз на своих адъютантов. — Я правильно вас воспитал, ребята! В подобных тайных операциях всегда следует иметь вспомогательный персонал, который обычно первым принимает огонь на себя. Мы не решаемся вводить его в бой, поскольку знаем все «за» и «против», но иное дело, когда находятся добровольцы. В общем, вы поступили как надо!

— Это прекрасно, генерал, — ответил Ди-Два, — но черт тебя не побрать. Я помешать ему сделать это, но не мой амиго. Ты видеть, я — католик, а он только протестант. Это не считать.

Вдали послышался громкий топот, заставивший всех повернуть в испуге головы в ту сторону, откуда раздавался шум. Но грохот быстро сменился обычным звуком шагов, и они увидели Романа Зет с видеокамерой в каждой руке. Нейлоновый футляр, свисавший на ремне с его плеча, бил его по бедрам, рубашка была мокрой от пота.

— Мой любимый и дорогой друг! — крикнул он, захлебываясь, Сайрусу. — Я снял все и всех, включая и тех троих, которые вынуждены были сказать, когда я достал нож, что их прислал сюда генеральный прокурор и какой-то маленький человек — они именуют его министром чего-то, что, по их словам, называется обороной. И еще там был большой детина, футболист, заявивший мне, будто он лишь невежественный представитель чего-то, названного им «Фенни-Хилл сосайети». Это какое-то общество, но у нас в Сербо-Хорватии есть и получше.

— Потрясающе! — вырвалось у Сэма. — Но как вы добрались сюда?

— Очень просто. Там, внизу, в большом мраморном холле, танцуют, поют, смеются и плачут, как лучшие из моих предков-цыган. Мужчины в нелепых одеждах и с раскрашенными лицами вьются вокруг девушек, и все так счастливы и так печальны, что я невольно вспомнил наши таборы в Моравских горах. Все это великолепно!

— Бог мой! — воскликнула Дженнифер. — Да они надрались!

— Что, моя дорогая?

— Надрались, мистер Пинкус! Напились своего зелья, наиболее опьяняющего напитка из всех созданных когда-либо цивилизованными и нецивилизованными людьми. Могауки утверждают, что это они сотворили сие питье. Мы же путем перегонки сделали его в двадцать раз крепче. В резервации запрещено распитие самогона, но коль скоро бутылка пущена по кругу, то, несомненно, раздобыл ее этот паршивец Телячий Нос!

— По-моему, учитывая его этническую принадлежность и общую обстановку, он не совершил ничего предосудительного, — вступился за Джонни Дивероу.