Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг

В ответ она, несколько, видно смущенная его вмешательством, улыбнулась и сделала реверанс. А мистер Подгоркинз заторопился к своей пещере, крепко прижимая к груди котомку с яйцами. Отчего-то из-за этой недолгой остановки возле детей и Палани он ужасно проголодался. В пещере он быстренько затворил внутреннюю дверь, но впопыхах наверное, оставил щель, потому что вскоре пустая передняя наполнилась запахом яичницы и жареной печенки.

В тот день дул легкий, свежий западный ветер, и после полудня он пригнал небольшое суденышко, заскользившее по сверкающим волнам Саттинской бухты. Едва оно обогнуло мыс, его тут же заметил востроглазый мальчишка, знавший, как и все дети на острове, каждый парус и каждую мачту сорока здешних рыбачьих баркасов, и сломя голову помчался по улице с криками: «Чужеземный корабль! Чужеземный корабль!» К этому уединенному островку лишь изредка подходил какой-нибудь корабль, идущий от Восточных Пределов, да заглядывал порой предприимчивый купец с островов Архипелага. И когда судно подошло к причалу, там уже собралась добрая половина деревенских жителей. Вышедшие в море рыбаки торопились к берегу, и отовсюду приветствовать путешественника сбегались собиратели трав и моллюсков.

А дверь мистера Подгоркинза оставалась закрытой.

На борту судна был всего лишь один человек. Когда об этом сказали старому капитану Туманоу, он сдвинул над невидящими глазами белые щетинистые брови и произнес:

— В одиночку добраться до Внешних Пределов может только волшебник, колдун или маг.

И вся деревня затаила дыхание в надежде хоть раз в жизни увидеть настоящего мага, одного из тех могущественных Белых Магов, которые живут на богатых, многолюдных, многобашенных срединных островах Архипелага. Их разочаровал вид путешественника, оказавшегося довольно молодым и красивым чернобородым парнем, который сначала приветливо махал им с палубы рукой, а потом лихо соскочил на берег, обрадовавшись земле, как любой моряк. Он сразу представился всем как бродячий торговец. Но когда капитану Туманоу сказали, что этот торговец ходит опираясь на дубовую палку, тот покачал головой.

— Два волшебника на одном острове. Плохо дело! — сказал он и плотно сжал губы, шлепнув ими, как старый сазан.

Оттого что чужестранец не мог сам назвать своё имя, они сразу же прозвали его Черной Бородой. И все внимание сосредоточили на нем. Он привез с собой ткани и башмаки, дешевые куренья, блестящие камушки, душистые травы и крупные бусы из Венвея — весь обычный товар морского развозчика. Островитяне спускались к причалу поглазеть, поболтать с путешественником и, может быть, что-нибудь купить. «На память», — хихикала тетушка Гульд, которую, как и всех деревенских женщин, до глубины души поразила вызывающая красота Черной Бороды. Мальчишки так и вились вокруг него, слушая рассказы о долгих странствиях к чужим берегам далеких Пределов, об огромных, богатых островах Архипелага, о его проливах, о рейдах, где белым-бело от парусов, и о золотых крышах Ганнбурга. Мужчины слушали его охотно, но самые дотошные все ломали голову, отчего этот моряк путешествует в одиночку, и задумчиво поглядывали на его дубовый посох.

А мистер Подгоркинз все так и сидел под своей горой.

— Первый раз вижу остров, где нет волшебника, — сказал как-то вечером Черная Борода, обращаясь к тетушке Гульд, которая пригласила его вместе со своим племянником и с Палани на чашечку бурдяного чая. — Что же вы делаете, если у вас разболится зуб или корова не станет доиться?

— Ну-у, — сказала старушка, — у нас есть мистер Подгоркинз.

— Толку-то от него, — пробормотал племянник Бирт, густо покраснел и пролил на стол чай. Большой и храбрый рыбак Бирт был очень немногословным молодым парнем.

Когда он полюбил Палани, единственное, на что он решился, чтобы выказать свою любовь, — это без конца носить кухарке её отца корзины с макрелью.

— А, так у вас таки есть волшебник, — сказал Черная Борода. — Он, что же, невидимка?

— Нет, — сказала Палани, — он просто очень робкий. Вы здесь всего неделю, а мы, знаете ли, так редко видим чужестранцев… — Она тоже немножко покраснела, но чай свой не пролила.

Черная Борода улыбнулся ей:

— Он, наверное, здешний?

— Нет, — сказала тетушка Гульд. — Какой же он здешний, он вроде вас. Еще чаю, племянничек? Да держал бы ты чашку покрепче. Нет, дорогой мой, он приплыл к нам в крохотном суденышке года эдак четыре назад, да, вроде четыре, на следующий день после того, как прошел анчоус, наши тогда вернулись из Восточной бухты с полными сетями, а пастух Пруди в то утро ногу сломал, — должно быть, пять лет назад. Нет, четыре. Нет, пять, да — пять, в тот год ещё чеснок не уродился. Так что приплыл он в малюсенькой лодчонке, набитой всякими сундуками да коробами, и говорит капитану Туманоу, — тот тогда ещё не ослеп, хотя такой старый был, что другой бы уже успел два раза ослепнуть, так вот — и говорит: «Мне сказали, тут у вас нет ни волшебника, ни колдуна. Может быть, я вам сгожусь? — я волшебник». — «Ну что ж, — говорит капитан, — если, конечно, вы занимаетесь белой магией!» И не успели мы рыбку съесть, а мистер Подгоркинз уже поселился в пещере под горой и сразу же помог тетушке Тралтоу — вылечил ей от чесотки рыжего кота. Правда, шерсть у него выросла серая. На что он стал похож — не передать! Он сдох прошлой зимой в самые холода. Бедняжка тетушка Тралтоу так убивалась, больше, чем по мужу, он у неё утонул возле Обрывов в тот год, когда сельди шло много, а племянничек Бирт тогда ещё под стол пешком ходил. — Тут Бирт пролил чай ещё раз, Черная Борода хмыкнул, а тетушка Гульд продолжала, как ни в чём не бывало, и проговорила так до самой ночи.

На следующий день Черная Борода спустился к молу, чтобы заделать в своем баркасе какую-то щель, и возился с ней, кажется, слишком долго, пытаясь, как обычно, втянуть в разговор молчаливых саттинян.

— А где тут лодка вашего волшебника? — спросил он. — Или, может, он кладет её в ореховую скорлупку, как Маг?

— Ну нет, — сказал один невозмутимого вида рыбак. — В пещере она, под горой.

— Он забрал с собой лодку в пещеру?

— Точно. Забрал. Сам помогал. Тяжеленная она была — как свинец. Набита вся сундуками, а они все набиты книгами, а книги все с заклинаниями — точно, он сам говорил. — Тут невозмутимого вида рыбак невозмутимо вздохнул и повернулся к торговцу спиной. Неподалеку чинил сеть племянник тетушки Гульд. Он оторвался от работы и так же невозмутимо спросил:

— Может, вы хотите