Анж Питу - Александр Дюма

От этого взгляда, проникшего в сердце Шарни, слова замерли у него на устах.

Ему не было нужды говорить, королева угадала его мысль.

— Она идет, — сказала Мария Антуанетта, — не тревожьтесь.

И, подбежав к дофину, сжала его в объятиях.

Тем временем Андре, заперев последнюю дверь, входила в Бычий глаз.

Андре и Шарни не обменялись ни единым словом.

Они улыбнулись друг другу, только и всего.

Странное дело! Два эти сердца, так долго прожившие врозь, начинали биться согласно.

Королева огляделась вокруг и, словно радуясь, что уличила Шарни в ошибке, спросила:

— А король? Где король?

— Король вас ищет, ваше величество, — спокойно ответил Шарни, — он пошел к вам одним коридором, а вы тем временем пришли другим.

Вдруг из соседней залы раздались громкие крики.

То были убийцы; они кричали:

— Долой Австриячку! Долой Мессалину! Долой Вето! Мы ее задушим, мы ее повесим!

Прозвучали два пистолетных выстрела, и две пули пробили дверь на разной высоте.

Одна из этих пуль пролетела на самой головой дофина и застряла в обшивке стены.

— О Боже мой, Боже мой! — воскликнула королева, падая на колени. — Всех нас ждет смерть.

По знаку де Шарни пять или шесть гвардейцев заслонили королеву и детей своими телами.

В это мгновение вошел король; глаза его были полны слез, лицо бледно; он искал королеву, как она искала короля.

Увидев Марию Антуанетту, он бросился в ее объятия.

— Спасен! Спасен! — воскликнула королева.

— Благодаря ему, ваше величество, — ответил король, указывая на Шарни. — И вы тоже спасены, не правда ли?

— Благодаря его брату! — отвечала королева.

— Сударь, — сказал Людовик XVI графу, — мы многим обязаны вашей семье, слишком многим, чтобы достойным образом вознаградить вас.

Королева встретилась взглядом с Андре и, покраснев, отвернулась.

Нападающие заколотили в дверь.

— Послушайте, господа, — сказал Шарни охране, — нам надо продержаться час. Нас семеро, если мы будем умело защищаться, нас убьют не раньше чем через час. Быть не может, чтобы за это время к их величествам не подоспела помощь.

И Шарни стал двигать огромный шкаф, стоявший в углу королевской спальни.

Другие телохранители последовали его примеру; вскоре они нагромоздили целую гору мебели и проделали в ней бойницы, чтобы стрелять.

Прижав к себе детей и подняв руки над их головами, королева молилась.

Дети глотали слезы.

Король вошел в кабинет, прилегающий к Бычьему глазу, чтобы сжечь несколько важных бумаг.

Наступающие ожесточенно рвались в дверь. Под ударами топора или лома от нее то и дело отламывались куски.

Через эти проломы просовывались окровавленные пики и штыки, несущие с собой смерть.

Между тем пули изрешетили застекленный верх двери над баррикадой и избороздили штукатурку позолоченного потолка.

Наконец диванчик, стоявший на шкафу, рухнул вниз. Шкаф начал поддаваться; створка двери, которую он загораживал, распахнулась настежь, но из дверного проема, зияющего, как пропасть, вместо штыков и пик протянулись окровавленные руки, цепляясь за края отверстий-бойниц и все более расширяя их.

Гвардейцы расстреляли все патроны до последнего, и в дверной проем было видно, что пол галереи усеян ранеными и убитыми.

Услышав крики женщин, которым казалось, что через эту дыру входит сама смерть, король вернулся.

— Ваше величество, — сказал Шарни, — запритесь вместе с ее величеством королевой в самой дальней зале; заприте за собой все двери; поставьте нас по двое у каждой двери. Я прошу позволения быть последним и охранять последнюю дверь. Я ручаюсь, что мы продержимся два часа; чтобы высадить эту дверь, у них ушло больше сорока минут.

Король колебался; ему казалось унизительным бежать из комнаты в комнату, укрываться за каждой перегородкой.

Если бы не страх за королеву, он не отступил бы ни на шаг.

Если бы не дети, королева осталась бы такой же стойкой, как король.

Но увы! Такова участь смертных! И у королей и у подданных всегда есть в сердце тайная лазейка, через которую выходит отвага и закрадывается страх.

Итак, король уже собирался распорядиться отступить в самую дальнюю комнату, как вдруг руки убрались, пики и штыки исчезли, крики и угрозы замолкли. Наступил миг тишины: каждый стоял, раскрыв рот, прислушиваясь, затаив дыхание.

Послышался мерный шаг регулярного войска.

— Это национальная гвардия! — крикнул Шарни.

— Господин де Шарни! Господин де Шарни! — позвал чей-то голос, и в щель просунулась хорошо знакомая физиономия Бийо.

— Бийо! — воскликнул Шарни. — Это вы, мой друг?

— Да, это я. Где король и королева?

— Они там.

— Целые и невредимые?

— Целые и невредимые.

— Слава Богу! Господин Жильбер! Сюда!

При имени Жильбера два женских сердца дрогнули, каждое на свой лад.

Сердце королевы и сердце Андре.

Что-то заставило Шарни обернуться: он увидел, как Андре и королева побледнели, услышав это имя.

Он покачал головой и вздохнул.

— Отворите двери, господа, — сказал король.

Телохранители бросились исполнять приказ, сметая остатки баррикады.

С улицы донесся голос Лафайета:

— Господа из парижской национальной гвардии, вчера вечером я дал слово королю, что ничему из принадлежащего его величеству не будет причинено ни малейшего ущерба. Если вы не защитите королевских гвардейцев, то я тем самым нарушу слово чести и не буду достоин командовать вами.

Когда двери отворились, в них показались два человека — генерал Лафайет и Жильбер; немного левее держался Бийо, счастливый, что ему довелось принять участие в освобождении короля.

Это Бийо разбудил Лафайета.

Позади Лафайета, Жильбера и Бийо был капитан Гондран, командир роты прихода рульской церкви святого Филиппа.

Принцесса Аделаида первой бросилась навстречу Лафайету и, обняв его с той признательностью, которая является следствием пережитого страха, воскликнула:

— Ах, сударь, вы нас спасли!

Лафайет почтительно вышел вперед и собрался переступить порог Бычьего глаза, но один из офицеров остановил его.

— Прошу прощения, сударь, — сказал он, — у вас есть право присутствовать при большом утреннем выходе короля?

— Если и нет, я его даю, — сказал король, протягивая руку Лафайету.

— Да здравствует король! Да здравствует королева! — закричал Бийо.

Король обернулся.

— Знакомый голос, — произнес он с улыбкой.