Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

– Куда?! – громко произнес кто-то. – Да куда глаза глядят! Но тотчас же поправился: – Начальство знает куда!

В темноте вдоль цепи проходят начальники. Неожиданно для разговаривающих на эту тему около них генерал Марков.

– Да, генерал Корнилов убит! Мы почти окружены. Дальнейшее все будет зависеть от нас. Этой ночью мы должны оторваться от противника. Отход без привалов. В полном порядке, – четко и твердо сказал генерал Марков и пошел дальше.

Какое-то новое направление сознанию и мыслям дал офицерам генерал Марков сказанными им фразами. Значит – не все погибло, если будем в полном порядке. Воля генерала Маркова стала снова ясно ощущаться всеми, и все увидели выход из положения в подчинении этой воле.

Сразу же возник новый вопрос: кто же теперь поведет армию. И называли два имени: генерал Деникин и генерал Марков. За полтора месяца похода Офицерский полк не видел генерала Деникина.

– Он был в обозе. Его не знают, и как можно ему довериться? Генерал Марков! Вот единственный генерал, завоевавший к себе полное доверие, абсолютную преданность, любовь, исключительный авторитет. Только он должен стать во главе армии! Он ковал славу Офицерскому полку, он вел к победам; его знает и ему доверяет вся армия!

– Но ведь генерал Корнилов еще в Ольгинской оставил своим заместителем генерала Деникина? – были возражения, хотя и нетвердые.

На это нашли контрвозражения:

– Марков был правой рукой Корнилова, его шпагой, мечом, Марков водил части в бой; ему негласно подчинялись все.

Вопрос о заместителе генерала Корнилова казался офицерам неразрешенным, хотя все останавливались на генерале Маркове. Время шло и тянулось томительно и тревожно долго. Но время от времени внимание всех привлекали отдаваемые распоряжения. Наконец – тихая команда: «Строиться!» К одной из колонн полка подъехал генерал Марков и, как бы отвечая на волнующий всех вопрос, сказал:

– Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе.

И этого было достаточно, чтобы все успокоились новым назначением.

Отход от Екатеринодара

1 апреля. Ровно в полночь армия пошла быстрым маршем куда-то в ночной темноте. Куда? – никто не знал. Впереди шел Офицерский полк, в арьергарде – Корниловский. Другая колонна армии, вся на подводах, выступила из станицы Елизаветинской с Чехословацким батальоном. 1500 одних раненых тряслось на подводах. Не всех можно было взять в поход: 64 человека тяжело раненных оставлено в станице «на милость победителя»… «Милость» по обычаю большевиков была жестока: за исключением нескольких, все были убиты.

До рассвета армия прошла до 25 верст, но без остановок шла дальше, не задерживаясь даже в хуторах, где люди могли хотя бы утолить жажду. Порядок нарушился; части перемешались. Змейками, а не колоннами шла она. Многие отставали, особенно среди молодежи. Слышавшийся вправо бой, где конная бригада, жертвуя собой, сдерживала красных, стремившихся от Екатеринодара пересечь путь армии, не производил никакого впечатления на крайне утомленных добровольцев.

На одной из подвод везли два гроба с убитыми – генералом Корниловым и полковником Неженцевым.

Бой у станицы Андреевской

Но вот впереди послышалась довольно сильная стрельба. Конные разъезды, шедшие впереди Офицерского полка, донесли генералу Маркову, что большие силы красных наступают со стороны станицы Андреевской, слева, на пересечение дороги, по которой шел полк, а за ним и вся армия.

В рукописи полковника Биркина так коротко описан происшедший бой: «Хорошо, что с нами был генерал Марков. Этот удивительный генерал не только ничего не боялся, но своей повадкой в бою влиял так на своих, что у них пропадал страх. Не долго думая и не считая врагов, он развернул роты и сам впереди бросился на цепи большевиков. Те до такой степени не ожидали нашей атаки, что бросились бежать не в станицу, а в сторону и налетели на черкесов, шедших сзади нас. Черкесы врубились в банды большевиков, потерявших сразу строй. Бежали они как лани, как заяц от орла; и некоторые растерялись до того, что кинулись назад к нам, и, конечно, никто из них уже не вернулся к своим…»

Я с удивлением смотрел и на героя Маркова, и на добровольцев. При выходе из занятой станицы и после расправы с остатками перепугавшихся большевиков Марков так повеселел, что, улыбаясь, шел впереди, а мы за ним. Шли сдвоенными рядами, больше по привычке, чем по команде. Я шел между совершенно незнакомыми мне лицами, не то юнкерами, не то только что произведенными в офицеры. Молодежь громко смеялась, шутила. И вдруг Марков обернулся и, улыбаясь во весь рот, закричал: «Песню!»

Свою атаку генерал Марков произвел далеко не полным составом Офицерского полка, так как 4-я рота (собственно, в это время это была не рота, как таковая, а ее ядро, с которым шли чины других рот. Полковник Биркин, например, оказался в голове колонны полка), шедшая приблизительно в середине полка, даже не разворачивалась в боевой порядок и не вела наступление.

– Если бы впереди было плохо или тяжело, то генерал Марков безусловно подскакал бы к роте и дал бы ей задачу, – так говорили офицеры.

Прошло, видимо, очень немного часов с начала боя, так как, когда полк вернулся на дорогу, с которой начал атаку, он уже оказался в арьегарде армии. Здесь к нему присоединился маленький отряд: взвод Офицерского полка, пеший взвод 1-й батареи и ее два орудия, которые имели назначение прикрывать отход армии справа.

Только к вечеру Офицерский полк пришел в хутора, расположенные вдоль реки Паныри, где генерал Марков дал ему короткий отдых. Усталость и голод охватили всех. Хутора были оставлены жителями, и, чтобы найти пищу, нужно было преодолеть усталость. У немногих нашлись силы. Иным посчастливилось: они нашли в трубах копченые колбасы и окорока, которые готовили жители к недалекому празднику Святой Пасхи.

Во второй половине дня, пройдя до 35 верст, армия стала втягиваться и располагаться на отдых в немецкие колонии на восточном берегу реки Паныри, наибольшая из которых называлась Гнаденау или Гначбау. Офицерский полк пришел в Гначбау уже наступившей ночью и расположился частью в колонии, а частью на юго-восточной ее окраине, у дороги на станицу Нововеличковскую и далее на Екатеринодар. Направление для армии наиболее опасное. 1-я инженерная рота остановилась не доходя до Гначбау, в колонке Ернахбау.

В колонии Гначбау

2 апреля. Ночь прошла спокойно. Тяжело было пробуждение чинов полка: ныли ноги, плечи, руки, все туловище… Ночь была холодная; уснув – не чувствовали, как сжимал и парализовал тело холод, но, проснувшись, это ощутили в полной степени. Первое желание согреться; первая мысль о чае. Разложили