Милорадович - Александр Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды я показал ему шахматную задачу мою: "Бегство Наполеона из Москвы в Париж" — как Наполеон перешел через Березину и как ему можно было дать шах и мат. Задача эта чрезвычайно понравилась графу. На другой же день он поехал в Павловск, показал ее государыне императрице Марии Федоровне»[1834].
* * *Даже вчитываясь в короткие описания, видишь, что финансовый вопрос для Михаила Андреевича всегда оставался если не больным, то нерешенным.
«Однажды граф Остерман-Толстой повел графа Милорадовича в верхний этаж своего дома, чтобы показать ему делаемые там великолепные перемены. "Бог мой, как это хорошо!" — сказал граф Милорадович, осматривая вновь отделанные комнаты. "А знаете ли, — прибавил он смеясь, — я отделываю тоже и убираю как можно лучше комнаты в доме, только в казенном, где содержатся за долги; тут много эгоизма с моей стороны: неравно придется мне самому сидеть в этом доме!" Действительно, этот рыцарь без страха и упрека, отличавшийся подобно многим генералам того времени своей оригинальностью, щедро даривший своим солдатам колонны неприятельские и так же щедро рассыпавший деньги, — прибавить надобно — много на добро, — всегда был в неоплатных долгах»[1835].
Очень точная формулировка — «неоплатные долги»! Применительно к Михаилу Андреевичу она звучит плохим каламбуром.
«При всей бескорыстности своей, Милорадович был ужасный губитель денег: расточительность и щедрость его доходили до крайности; от того и был он всегда в долгах. Во время генерал-губернаторства его в Петербурге, в один из приемных дней, подходит к нему, между прочими, француженка.
— Monsieur le comte, — говорит она, —je mens vous supplier. — Madame, — перебивает он ее, — с 'est a vous dbrdonner et a moi d'obeir (я пришла к вашему сиятельству, умоляя вас… Вам, милостивая государыня, повелевать, а мне повиноваться). Дело так объяснилось, что эта барыня приходила к Милорадовичу с просьбой заплатить давно взятые у нее деньги взаймы. Оборачиваясь тогда к адъютанту своему, говорит он при просительнице: Arranges moi, je vous prie, cette affaire (Устройте мне, прошу вас, это дело) — и вежливо откланивается даме»[1836].
«Граф Милорадович рассказывал, что он во всю свою жизнь не выходил из долгов, приводил некоторые забавные анекдоты о выгоде иметь долги и заметил, что не понимает, каким образом можно жить без них. "Это лучшая сатира на наши кредитные законы, — думал я, — что первые государственные люди перед кабинетом монарха забавляются насчет своих заимодавцев"», — пишет Данилевский, вспоминая сцену, произошедшую однажды в приемной Александра I.[1837]
«Милорадович был расточителен, особенно же в тех случаях, когда, по его мнению, требовала того честь имени русского. В Италии, Германии, Франции и Валахии осыпал он наградами художников, являвшихся к нему со своими произведениями, и особенно, когда они изображали какой-нибудь подвиг русского оружия… Один незначащий стихотворец подносит графу Милорадовичу дурные стихи, в коих уподобляет его архангелу Михаилу. "Прекрасно! Превосходно; всего величественнее архангел Михаил. Чем награжу г-на сочинителя? Подайте мою соболью шубу!"… Однажды привезла ему не слишком значительная актриса билет в ложу, в свой бенефис. Адъютант, доложив графу, спрашивает, прикажет ли принять? "Непременно, — отвечает граф, — если я не приму эту недостаточную барыню, так кто ее примет, да и мне совестно будет сидеть в театре у нее в долгу, — и, раскрыв свой портфель, продолжал: — Хорошо, что она приехала вовремя, — последние мои 200 рублей пойдут в ее кассу"»[1838].
При этом он действительно отдавал — на благотворительность или на свои прихоти — последнее:
«"Что за роскошь!" — сказал Милорадовичу Михайловский-Данилевский, увидя его больного, курящего табак из трубки, осыпанной алмазами, в то время, когда у него не было денег. "Это последняя мода в Цареграде!" — отвечал он»[1839].
Кстати, стоит обратить внимание: «незначащий стихотворец», «не слишком значительная актриса»… Расточительность Милорадовича представляется здесь скрытой благотворительностью, христианским стремлением отдать нуждающемуся последнее. Причем, отметим, людям искусства.
«Граф Милорадович… готов был всегда оказывать пособие бедным; нуждающиеся никогда не уходили из его дома без должного удовлетворения»[1840].
«Более всего любил он помогать увечным воинам и служащим солдатам за строгое исполнение долга. Помню однажды, что он из кресел пошел в антракте на сцену, и я шел за ним. Вдруг часовой, стоявший у дверей, отдав ему честь, преградил ему путь и не пустил.
— Да знаешь ли ты меня? — спросил граф.
— Как не знать графа Милорадовича.
— Ну, так я имею право идти на сцену, я там начальник.
— Не могу знать, а никакого военного не велено пропускать. (Граф же и отдал это приказание.)
Спросив солдата о роте его и имени, обратился он ко мне и велел дать ему 10 рублей, а сам пошел с театрального подъезда. Но на другой же день сообщено коменданту, чтоб генерал-губернатора пускать на сцену»[1841].
Но вот очередное обвинение: «Он без счету бросал некогда собственные деньги; когда их не стало, принялся за чужие и, зная, что ему нечем будет заплатить, где только можно, особенно у подчиненных, везде занимал. Спрашивается, можно ли назвать это кражей?»[1842] Утешимся тем, что вопрос риторический, и оставим его без внимания. Хотя нигде нет упоминания о том, чтобы граф брал или вымогал взятки! Никто из современников не упрекал Милорадовича и в пристрастии к азартным играм — одному из наиболее распространенных и, скажем так, весьма затратных пороков того времени. В отличие от многих вельмож он не проигрывал многие тысячи, но проматывал их, буквально пропуская деньги сквозь пальцы…
Между тем роль Михаила Андреевича в иерархии империи переоценить сложно. Это можно понять даже по записи из камер-фурьерского журнала:
«В 5 часов государь возвратился в свой кабинет и принимал следующих лиц: графа Аракчеева, пробывшего в кабинете 20 минут, а после него петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича, остававшегося у императора 35 минут, затем были позваны главнокомандующий 1-й армией граф Сакен на четверть часа, петербургский комендант Башуцкий[1843] на две минуты и в заключение граф Нессельроде[1844], с бумагами, пробывший в кабинете полчаса»[1845].
По очереди он после Аракчеева, однако самая большая аудиенция — у него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});