Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

Плот почти живых, ведомый маяком сквозь тьму вод неизвестности, посетил гость. Он приземлился на обод телеги. Это был ворон с белым пером, как показалось, не тронутый эхом далёкого Саккумбиева пира. Пепельное перо выделяло его, делало особенным, легко узнаваемым среди прочих. Пернатый заинтересованным лекарем пристально осматривал угодивших в беспамятство людей, держа в клюве нечто похожее на плоды гуараны (подобные вьющиеся лианы владеют урной репутацией из-за своего внешнего вида). Их внешний вид вселял жуткие мысли в людей, не знающих о них, особенно когда такое попадалось неожиданно.

Доказательства преследования начали изменение. Именно этого Грегор и ждал. Он, опасаясь столь скорого появления этих изменений, старался оторваться как можно дальше. Крысиный скрежет с внутренней стороны черепа усиливался. Воображение человека, услышав подобное, торопилось изобразить рыхлую стену, заполненную скрежетом зубов. Ощущения того, как нечто более чем мерзкое обнюхивало с ног до головы, прилипало к мембране наружного и среднего уха. Топот за спиной приближался. Примерное такое мог бы слышать оставшийся один дома ребёнок, он сидит, играет или смотрит вдаль за окном, как вдруг на втором этаже скрипит половица. Далее оглушающий топот гудит по всем комнатам с тем же барьером, сдерживающим стаи шерстяных резервуаров с несчастьем. Услышав случайный чих, незваный гость устремляется к лестнице вниз, спускается, расставляет широко лапы и набрасывается на малыша. Ему не вырасти и не стать отважным.

Претендент на рандеву с жизнью, намеренный покинуть зону влияния деформации привычного порядка вещей, остановился. Когда стоял во тьме — блеклый и угасающий огонёк ручного фонаря бился с тенями в неравном бою. Медленно потянулся левой рукой к внутренней стороне охотничьего плаща. Дрожь в ней выдавала предательство собственного тела. Вся его левая сторона чувствовалась бескостной. Крепко, насколько возможно, сжал украшенный замысловатым узором огор и медленно оглянулся через плечё.

Мерцающее свечение вершины маяка вырвало из илистого дна тошнотворную тварь. Её существование не поддавалось никаким законам геометрии всего того, что подходило под определение слова «жизнь». Оно изменилось вместе со своей манерой движения. Теперь лишь отдалёно напоминало человека. Груда разлагающейся плоти двигалась на трёх хрупких ногах, которые напоминали сухие ветви дерева. С каждым шагом преследователь, набирал скорость, обретал всё большую уверенность в своей форме.

Немного выше, по центру, со смещением влево, выпирала тератома, она своими чертами пыталась повторить фарфоровое лицо. Кукла — не иначе. Его выражение отображало выжитый плод бракосочетания агонии и голода. Дребезжа изогнутыми клыками и бегая взглядом своих мёртвых напёрсточных глаз, искало свой обед, чтобы забыть о всяком этикете и жадно поглотить его. Большую опасность представляла её правая развёрстая сторона. Из неё росла огромная пасть, которая вселяла ужас и была способна своим видом вколоть яд оцепенения. Пасть усеивали кости, а у подножия скрывались пузырящиеся глаза — родсматривали. Их выражения отличались, как у людей в толпе. Показывали радость, любопытство, страх, печаль и многое другое. Из этой же клоаки высовывалась части лошади: нога от тазобедренного сустава до копыта и жующая саму себя голова. Зубастая иногда пыталась перегрызть длинные толстые канатики, что натягивались от живота до пульсирующих ярко-красных наростов. Из гнойников отчётливо слышались щелчки и похлюпывания. Одним своим существованием преследователь причинял острую боль разуму. Ведь безумная случайность оказалась способной породить существ для быстрого убийства и пожирания тех, кто считал себя венцом мироздания.

Грегор поправил головной убор (не просто шляпу, а памятный дар, один из символов сущности человека). Сделал несколько шагов, встал лицом к донному существу, которое явилось прямиком из бурлящего хаоса космической случайности.

— Кобыла, опять… Момента лучше не найти, — с этими словами достал трубку и закурил её, не сводя взгляда с ковыляющего существа. Охотники могли рассказать о том, что нужно делать при встрече с медведем или хищной кошкой, добавив сверху несколько жизненных историй, но едва ли смогли бы выдавить из себя хоть слово окажись перед ними такое чудовище.

Грегор выдул облако едкого дыма, отвёл руку, опустошил чашечку с тлеющей курительной смесью. Двинул вперёд, затем громко выкрикнул:

— Ну, сволочь! Хотела, чтобы тебя подождали? Ну, так вот он — я.

Оно среагировало — со всей прожорливой яростью рвануло на него. Из пасти лошадиной головы брызнула, безостановочно полилась смердящая жидкая масса. Вонище стреляло на лигу, выдавливало содержимое желудков неподготовленных, сводило ум с тропы здравомыслия. Грегор бросился навстречу, чтобы остановить преследователя, как можно дальше от телеги.

Когда оказался достаточно близко — наудачу метнул топор из-под плаща. Лезвие вгрызлось в соединение, что позволяло сочленяющимся костям руки двигаться. Металл вгрызся как жадный жирдяй в сочный кабаний окорок.

Ногтевые фаланги лап продолжались когтями, такие уж точно разорвут плоть максимально болезненным способом. Избегая возможности самолично убедиться в их остроте, прижался вплотную к выкидышу сестры уродства. Маяк, после соприкосновения с волнами сумасшествия, пустил по себе дерево трещин. Оно мгновенно заполнялось бегающими взглядами новорождённых стариков.

Путник едва не утонул в инородных и незнакомых чувствах, но был вытянут крючком запаха омерзительного дыхания. Спустя крошечную часть мгновения, наставил огор ко лбу фарфорового лица; к так называемому лбу, так называемого лица. Нажал несколько раз на хвост спускного крючка — выпустил из дула металлических первопроходцев, которые встретили плоть беспримерного создания. После их громогласного приветствия в воздухе слышался родной запах пороха. Однако, гнойная жидкость из новообразовавшегося углубления не вытекала, а затекала обратно, старалась восстановиться.

Принявший бой беглец стремительным движением вбил в рану небольшой искрящийся сосуд. Уводя левую ногу от чавкающих лошадиных челюстей, оттолкнулся от (водянистой на вид) туши и, уклоняясь, отпрыгнул. Перекатился, попытался встать, его схватила росшая из алой грязи рука. Упав на рвоту людоеда, которой стала земля, перевернулся и направил оружие, но конечности уже не было. Часть непарнокопытного втягивала в себя омерзительный язык; на его кончике улыбалась половина человека. Грегор отползал — открыл огонь по ломким ногам. После пары точных попаданий в одну точку, одна из них надломилась и вынудила мерзкую сволочь приклонить колено в обратную сторону.

Ответная реакция не заставила себя долго ждать. Лошадиная голова начала раскачиваться из стороны в сторону и закинула рукастую приманку к топору. В этот момент, существо, будто пыталось остановить ржущую гильотину, по-девичьи хлопало её руками. Коряга человеческих останков мёртвой хваткой вцепилась в рукоять и, вырвав её, метнула во владельца походного фонаря. Тот поймал топор, остановил решающее прикосновение лезвия и услышал: — Должен будешь, — Днарвел впервые так отчётливо заговорил после того случая