Устал рождаться и умирать - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Как же она тогда ещё не облысела?
— Такого не случится никогда. У неё чем больше выдираешь волосков, тем они гуще становятся.
— Ух ты, значит, ты никогда не умрёшь с голоду, — поразилась Фэнхуан. — Даже если твой отец потеряет свой пост и станет голодранцем без гроша за душой, ты проживёшь, продавая мамины волосы.
— Ну уж нет, скорее сам пойду побираться, чем позволю ей волосы продавать! — решительно заявил Симэнь Хуань. — Хоть я ей и не родной.
— Что? — удивилась Фэнхуан. — Ты матери не родной? Кто же тогда твоя родная мать?
— Говорят, какая-то школьница.
— Внебрачный ребёнок школьницы — вот это да, — задумчиво проговорила Фэнхуан. — Покруче, чем моя тётушка выкинула.
— Вот возьми и роди, — подхватил Симэнь Хуань.
— Скажешь тоже. Я же хорошая девочка.
— А если родишь, уже и нехорошей станешь?
— Да что ты всё — хорошие, плохие! Все мы хорошие! Что для твоего эксперимента требуется — Четвёрочке голову отрубить?
Я рассерженно рыкнул. Только троньте меня, ублюдки мелкие, загрызу.
— Не смейте трогать моего пса! — взвился твой сын.
— А как же тогда? Морочите только голову, а всё сплошной обман. Я пошла.
— Погоди, — остановил её твой сын. — Не уходи.
Он встал и направился на кухню.
— Старина Лань, ты что задумал? — воскликнула Фэнхуан.
Твой сын вышел из кухни, придерживая правой рукой средний палец левой. Между пальцами сочилась кровь.
— Старина Лань, с ума сошёл! — закричала Фэнхуан.
— Вот уж поистине сын моего второго дядюшки! — воскликнул Симэнь Хуань. — В решающий момент не подведёт.
— А ты, внебрачный ребёнок, поменьше бы языком трепал! — прикрикнула на него Фэнхуан. — Быстро тащи волшебные волосы твоей мамочки.
Симэнь Хуань бегом направился в дом и вернулся с семью длинными и толстыми прядями. Положил их на стол и поджёг. Они быстро превратились в пепел.
— Отпусти руку, старина Лань! — велела Фэнхуан, взявшись за запястье раненой руки.
Рана на пальце твоего сына была серьёзная. Фэнхуан побледнела, раскрыла рот и нахмурилась, словно ей тоже очень больно.
Симэнь Хуань сгрёб пепел со стола новенькой банкнотой и стряхнул его на рану.
— Больно? — спросила Фэнхуан.
— Нет.
— Отпусти запястье, — велел Симэнь Хуань.
— Кровью пепел смоет, — волновалась Фэнхуан.
— Успокойся, — сказал он.
— Если кровь не остановится, — с угрозой заявила она, — я тебе все твои кости собачьи поотрубаю!
— Спокойно.
Фэнхуан медленно отпустила руку.
— Ну что? — с довольным видом сказал Симэнь Хуань.
— И впрямь волшебные! — восторженно охнула Фэнхуан.
ГЛАВА 52
Цзефан и Чуньмяо делают поддельное настоящим. Тайюэ и Цзиньлун покидают этот мир вместе
Лань Цзефан, ради любви ты отказался от будущего, отказался от репутации, отказался от семьи, и хотя большинство мужей благородных отнеслись к этому с презрением, такие писатели, как Мо Янь, пели тебе хвалу. Но то, что ты не примчался на похороны матери, пренебрёг сыновним долгом, боюсь, тебе не спустит даже такой мастер толковать несостоятельные доводы, как Мо Янь.
Я не получил известия о смерти матери. После нашего побега в Сиань я жил, скрываясь как преступник. Я прекрасно понимал, что пока Пан Канмэй у власти, ни один суд не даст мне развода. А жить с Чуньмяо без развода можно было лишь вдали от родных мест. На улицах Сианя я не раз встречал знакомых земляков, хотел поздороваться, но лишь опускал голову, пряча лицо, и проходил мимо. Не раз в нашей комнатушке мы с Чуньмяо вспоминали о родных местах, о родственниках и горько плакали. Из-за любви мы бежали с родины, из-за неё же мы не можем вернуться. Сколько раз мы снимали трубку телефона и вешали её, сколько раз, бросив письмо в почтовый ящик, ждали почтальона, чтобы забрать его назад по надуманной причине!.. Все вести из родных мест поступали через Мо Яня, но он всегда сообщал лишь хорошие новости, а плохие опускал. Больше всего он боялся, что в Поднебесной не останется людей с жизненной драмой, и в нашей судьбе, похоже, черпал материал для своих произведений. И чем печальнее и запутаннее становилась наша история, чем более драматично для нас складывались обстоятельства, тем больше это соответствовало его тайным желаниям. Я не смог поехать на похороны матери, но в те дни по стечению странных обстоятельств играл роль почтительного сына.
Один из однокашников Мо Яня по писательским курсам, режиссёр, снимал телефильм о разгроме бандитов Народно-освободительной армией. Один из персонажей, бандит по кличке Синеликий, косил людей как траву, но почитал свою мать. Вот Мо Янь и порекомендовал меня этому режиссёру, чтобы я подзаработал. Раскидистая борода, шекспировская лысина, нос крючком, как у Данте, — тот глянул на меня и аж по ляжкам себя хлопнул:
— Мать-перемать, даже грима не нужно!
В деревню мы отправились в «кадиллаке», присланном Цзиньлуном. Краснорожий водитель не хотел пускать меня в машину, но твой сын рассвирепел:
— Какая собака? Да это святая душа, он любил бабушку как никто в семье!
Не успели мы выехать из города, как пошёл снег, мелкие, как соль, снежинки. И когда машина въезжала в деревню, всё вокруг уже укрыла белая пелена. Я услышал слёзный вопль одного из дальних родственников, приехавших раньше:
— Земля и небо в трауре, бабушка! Ваша доброта тронула землю и небо, бабушка!
К его воплю, как к солисту, выступающему с хором, присоединилось множество голосов. Слышался хрипловатый плач Баофэн, величественное стенание Цзиньлуна, голос У Цюсян, которая рыдала, будто песню пела.
Как только мы вышли из машины, Хучжу и Хэцзо тоже расплакались, закрыв лица руками. Твой сын и Симэнь Хуань держали матерей под руку. Скорбно поскуливая, я плёлся за ними. Мой старший брат к этому времени уже умер, меня приветствовал негромким воем второй. Он лежал у стены, одряхлевший, но мне даже не хотелось отвечать. Холод поднялся по ногам, и всё нутро заледенело. Я дрожал всем телом, ноги задеревенели, реакции никакой. Я понял, что и сам постарел.
Твоя мать уже лежала в гробу, крышка стояла в стороне. На пурпурном атласном погребальном одеянии вышиты золотом иероглифы «шоу» — «вечность».[282] По сторонам гроба стояли на коленях Цзиньлун и Баофэн. Баофэн непричёсанная, Цзиньлун с красными опухшими глазами, на груди мокрое пятно от слёз.
Хучжу и Хэцзо тоже опустились на колени и с пронзительными завываниями стали колотить по стенкам гроба.
— Мама, мама, что же вы не дождались, пока мы приедем? Мама, покинули нас, не на кого теперь опереться, оставили вдову сиротой, как теперь жить… — Так раз за разом причитала твоя жена.
— Мама, мама, столько всего за жизнь выстрадали — что же вы, как зажили хорошо, так и ушли от нас? — Это ревела Хучжу.
Слёзы у обеих катились градом, падали на погребальную одежду матери, на жёлтую бумагу, покрывающую её лицо, и было такое впечатление, что это слёзы покойной.
Твой сын с Симэнь Хуанем встали на колени позади матерей, у одного лицо стального цвета, у другого — бледное как снег.
Распорядителями на похоронах были Сюй Сюэжун с женой, и она, испуганно охнув, потянула Хучжу и Хэцзо от гроба:
— Вы причитать причитайте, а слёзы на мёртвого нельзя ронять ни в коем случае. Останутся на ней слезы живых, так ей будет и не переродиться…
Папаша Сюй огляделся по сторонам:
— Все близкие родственники собрались?
Никто не ответил.
— Все близкие родственники собрались, спрашиваю?
Дальние родственники в комнате переглянулись, но ответа так и не последовало.
Один тихо проговорил, указывая на западную пристройку:
— Иди спроси у старого хозяина.
Я потрусил туда вслед за Сюем. Твой отец сидел в углу у стены и плёл крышку для котла из стеблей гаоляна и пеньки. Висевшая на стене керосиновая лампа освещала этот уголок неярким жёлтым светом. Лицо твоего отца расплывалось, лишь глаза горели двумя огнями. Он сидел на квадратной табуретке, держа коленями почти законченную работу, и пенька шуршала, когда он продевал её между стеблями.
— Почтенный хозяин, — обратился к нему папаша Сюй, — Цзефану знать дали? Если он вскорости не появится, думаю…
— Закрывайте гроб! — скомандовал твой отец. — Собаку лучше вырастить, чем сына!
Когда Чуньмяо узнала, что я буду участвовать в съёмках телефильма, ей тоже захотелось. Мы пошли просить Мо Яня, Мо Янь стал упрашивать режиссёра. Тот глянул на Чуньмяо и сказал, что, пожалуй, она может сыграть роль младшей сестры Синеликого. Фильм тридцатисерийный, повествующий о десяти отдельных эпизодах уничтожения бандитских формирований. Снимать будут по три дубля. Режиссёр рассказал в общих чертах, что мы должны делать. Шайка разбита, бандит Синеликий скрывается в горах. Зная, что он почтительный сын, бойцы Народно-освободительной армии Китая проводят с его матерью и младшей сестрой разъяснительную работу и убеждают мать разыграть свою смерть, а сестру — отправиться в горы и сообщить об этом брату. Получив печальное известие, Синеликий надевает траур и прибывает к грюбу матери. Бойцы НОАК и пришедшие на помощь сельчане хватают его и валят на землю. Тут его мать садится в гробу и говорит: «Сдавайся, сынок, они хорошо обращаются с пленными!»