Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг

— Ну, что ты скажешь? — спросил Хабибулла Телли.

Она молчала, не зная, что ответить.

— Так что же — перестать мне встречаться с Баджи? — спросила она неуверенно.

— Напротив! — с недобрым огоньком в глазах воскликнул Хабибулла. — Встречайся, встречайся возможно чаще! Но только ни на минуту не забывай, для чего ты это делаешь. Я должен знать о каждом шаге наших недругов. Понятно?

ПЕРО ВРАГА

Удержав Телли подле себя, Хабибулла приободрился, вновь поверил в свои силы. Не пора ли ему начать большой поход против врагов?

Баджи уже получила свое — осталась не у дел. Не наступило ли время избавить театр, да и самому избавиться и от ее покровителя, от тверского чужака?

Правда, действовать против такого человека открыто — опасно: худрук пользуется уважением, доверием, в то время как он, директор, в глазах многих не более чем сложивший оружие мусаватист.

Действовать следует сугубо осторожно, за спинами верных людей, самому оставаясь незамеченным, в тени. Кому можно довериться? Кто они, эти верные люди, готовые выступить против худрука и не предать его, Хабибуллу?

Сейфулла?

Да, старик недолюбливает худрука, уже не раз сталкивались они между собой, жестоко препирались друг с другом. Но способен ли Сейфулла, эта нервная развалина, справиться с таким серьезным, опасным делом? Он неплохой актер, но совершенный осел в политике.

Может быть, Телли?

Телли — веселая, приятная женщина. Хорошо, что удалось удержать ее подле себя. Она еще с техникумской скамьи имеет зуб против худрука. Она, конечно, сделает все, что он, Хабибулла, прикажет. Но разве можно ей довериться? Баба есть баба! Не застань он ее в ту минуту, когда она миловалась с Баджи, он, возможно, потерял бы ее навсегда.

А Чингиз?

Тот питает к худруку явно злые чувства за то, что не дают развернуться его воображаемым талантам. Чингиз хитер, ловок, находчив. Не его вина, что все так неудачно обернулось тогда с этой «Могилой имама». Чингиз не трус, решителен. Почему бы и впрямь не остановить внимание на этом молодце?..

— Садись, Чингиз… Рассказывай, доволен ли ты работой? — приветливо начал Хабибулла, вызвав Чингиза к себе в кабинет.

Этим вопросом директор обычно начинал беседы с подчиненными. Стоило кому-нибудь выразить удовлетворение работой, как Хабибулла без лишнего стеснения давал понять, кому тот обязан этим. И наоборот: стоило кому-либо высказать недовольство, жалобу на непорядки в театре, как Хабибулла тут же находил слова сочувствия, сваливал любую свою вину на других. Этим вопросом директор умножал число друзей, наносил удары врагам.

Мягкий, участливый тон Хабибуллы заставил Чингиза вообразить, что Хабибулла чувствует себя перед ним неловко из-за Телли и стремится загладить свою вину.

— Доволен ли я работой? — переспросил он развязно. — Откровенно сказать — недоволен!

— В чем причина? — с притворной озабоченностью осведомился Хабибулла.

— Затирают меня, Хабибулла-бек, и как актера и как режиссера.

— Затирают? — наигранно мрачнея, протянул Хабибулла. — Кто смеет вести себя так с нашей талантливой азербайджанской молодежью?

— Есть такие люди…

Хабибулла понимал, кого имеет в виду Чингиз. Он опасливо покосился на дверь и, лишь убедившись, что она закрыта, ободряюще сказал:

— Ты не стесняйся, мой друг, говори прямо!

— Что ж…

И Чингиз рассказал о своих взаимоотношениях с худруком, перемежая жалобы с нападками, полуправду с ложью, охваченный желанием очернить того, в ком видел причину своих неудач.

Хабибулла слушал с преувеличенным вниманием.

— Совсем распоясался наш Виктор Иванович! — с искренним возмущением воскликнул он, едва Чингиз окончил. — Следовало бы его осадить!

И тут Чингиз понял: не для того вызвал его Хабибулла, чтоб каяться за Телли, а для того, чтоб использовать в борьбе против худрука.

— Осадить Виктора Ивановича не так-то просто! — ответил он, подумав.

Хабибулла едва сдержал кивок: он знал это не хуже Чингиза. Но согласиться с этим означало вселить в Чингиза сомнение с первых же шагов.

— Тот, кто не видел слона, считает, что самое большое животное — верблюд! — сказал он, небрежно махнув рукой.

— Верблюд тоже может укусить.

— Если умело взнуздать — не укусит… — Хабибулла переменил тон, заговорил вкрадчиво и убеждающе. — Неужели ты, Чингиз, не понимаешь, что пока мы не осадим худрука, ни мне, ни тебе, ни любому из наших друзей житья не будет?

— Понимаю… Но как его осадить?

Лицо Хабибуллы мгновенно повеселело. Он хлопнул в ладоши и воскликнул:

— Вот это уже деловой разговор! Как осадить? Есть много путей! Ну, хотя бы такой: вспомни, что существует печать, предоставляющая свои страницы для освещения недостатков.

— Вряд ли газета решится выступить против Виктора Ивановича: он как-никак — заслуженный человек.

— Найдутся в газете люди, которые нам помогут! В твою задачу входит весьма немногое — написать о тех безобразиях, которые творит здесь худрук в отношении нашей молодежи. Все это, конечно, нужно сделать умно, тонко.

Чингиз смущенно заметил:

— Мне, Хабибулла-бек, не написать так, как нужно.

Казалось, Хабибулла только и ждал этого.

— Я напишу с твоих слов, а тебе останется лишь подписаться и отправить статью в газету, — сказал он.

Вспомнив, как много огорчений доставила ему в свое время в молодежной газете безымянная подпись «Рабочий» и словно в отместку тому неизвестному, кто так долго томил его, Хабибулла, зло усмехнувшись, добавил:

— Пожалуй, не нужно подписываться своим именем, подпишешься… ну, скажем так: «Молодой актер».

— Как вы скажете, Хабибулла-бек.

— В таком случае…

Хабибулла рьяно взялся за перо. Пером бывший репортер бакинской светской хроники владел бойко, особенно, если требовалось очернить человека, скрыв себя под маской невинности и благородства. Для него не составило труда состряпать статейку в нужном духе.

Окончив писать,