Лекции по истории Древней Церкви. Том IV - Василий Болотов

«И кратко сказать, мы храним не нововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконным живописанием, как согласное с повествованием евангельской проповеди и служащее нам к удостоверению истинного, а не призрачного воплощения Бога Слова, и к подобной пользе; ибо вещи, которые взаимно друг на друга указывают, без сомнения, и уясняют друг друга. Поэтому мы, шествуя как бы царским путем и последуя богоглаголивому учению святых отец наших и преданию кафолической церкви (ибо знаем, что сия есть Духа Святого в ней живущего), со всяким тщанием и осмотрительностью определяем: подобно изображению честного и животворящего креста, полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честные и святые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригодного к сему вещества, иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и непорочные Владычицы нашея Святыя Богородицы, также и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей. Ибо, чем чаще чрез изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на оные побуждаются к воспоминанию о самых первообразах и к любви к ним, и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением, не тем истинным по вере нашей служением, которое приличествует одному только Божескому естеству, но почитанием по тому образу, как оно воздается изображению честного и животворящего креста и святому евангелию и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю и древними. Ибо честь, воздаваемая образу, восходить к первообразу, и покланяющийся иконе покланяется существу (ипостаси) изображенного на ней. Такое содержится учение святых отец наших, то есть, предание кафолической церкви, от конец до конец земли приявшей евангелие». Так мы {стр. 562} исполним 2 Феесал. II, 15. Воспоем пророческую песнь Софон. III, 14–15. «Осмеливающихся же иначе думать или учить, или согласно с нечестивыми еретиками отвергать церковные предания и измышлять какое-либо нововведение, или отвергать что-нибудь из посвященного церкви, евангелие, или изображение креста, или иконное живописание, или св. останки мученика, или замышлять что-либо с хитростью и коварством для ниспровержения какого-либо из принятых в католической церкви преданий, или давать обыденное употребление священным сосудам, или святым монастырям, постановляем, если это будут епископы или клирики, извергать из сана, если же монахи или миряне — отлучать от общения» [180].

{стр. 563}

Центральным и самым важным пунктом всего όρος'а, без сомнения, является определение modus'a чествования св. икон. Этот modus чествования определяется отцами собора, как «τιμητική προσκύνησις» в противоположность «λατρεία» [181]. Принимая во внимание важность этого пункта, следует заметить, что отцами собора очень немного сказано по этому вопросу, и этот последний остался в όρος'е без надлежащего раскрытия и уяснения. Впрочем, собор косвенным образом указал тот источник, из которого можно было почерпнуть более подробное раскрытие modus'a чествования икон. Возгласив «вечную память» Иоанну Дамаскину, VII вселенский собор тем самым признал компетенцию, этого защитника иконопочитания в раскрытии этого важного вопроса (о modus'е чествования) и ясно показал, что учение Иоанна Дамаскина, касающееся этого пункта, вполне достойно собора и может быть признано безусловно истинным. Таким образом, соответственными местами из творений Иоанна Дамаскина вполне может быть восполнен пробел, оказавшийся в соборных определениях по вопросу о modus'е поклонения иконам.

Причины возобновления иконоборчества после седьмого вселенского собора

Свою победную песнь отцы собора кончали словами: «и не узриши зла ктому, и мир на тя во вечное время» (Софон. III, 15). Но православие пережило еще новый период гонения от иконоборцев.

Причины возникновения иконоборчества из-под своей руины лежат главным образом в том, что это движение было лишь отчасти церковное, а главным образом политическое. Разбитое на церковной почве, оно сохраняло свою живучесть на почве политической.

Задача церковных деятелей была очень сложна. Становясь в известные отношения к императорам-иконоборцам, они не должны были забывать, что императоры — {стр. 564} политическая сила. Защитники иконопочитания при неосторожности могли стать в прямое столкновение с живым благоговением к императорам со стороны простого народа. Они должны были решить, насколько византийский народ привязан к своим императорам. Что эта привязанность была, не подлежит сомнению. Благодетельные распоряжения императоров в пользу народа должны были привлекать невольную симпатию.

Это можно иллюстрировать, решив, так сказать, фактически вопрос о том, насколько популярны были императоры-иконоборцы, начиная с Льва Исаврийца и кончая Константином Копронимом. Решить этот вопрос есть одно средство — обратиться к статистике имен того времени: подданным естественно давать своим детям имена государей, если они только симпатичны для народа. Обилие имени «Александр» среди нашего народа легко объясняется тем, что в глазах его все три императора, с этим именем действительно были благословенные. И. Златоуст рассказывает, что в год прибытия Мелетия в Антиохию жители этого города захотели всех своих родившихся в этот год мальчиков назвать Мелетиями. Можно ли показать теперь то же самое относительно императоров-иконоборцев?

Возьмем период времени, начиная с Халкидонского собора, и посмотрим, как велико было число лиц, носивших имена Льва и Константина на том или другом соборе. По случаю убийства Протерия возник вопрос, признавать ли Халкидонский собор или следует созвать новый. В 458 г. отцы дали письменные отзывы относительно этого вопроса. Не все отзывы дошли до нашего времени; сохранившиеся же составили «Codex encyclius» и содержат 302 имени. Здесь из 302 имен встречаем имя Льва только один раз, имя Леонтия, не идущее, впрочем, к делу, — два раза, и имя Константина — один раз. Объяснить малоупотребительность имен Константина и Льва здесь очень легко: еще не родилось то поколение, которое должно было носить имена в честь императоров-иконоборцев. Спустя целое столетие, на V вселенском соборе из 167 подписей было всего 2 Константина, 2 Леонтия и ни одного Льва. И в это время, таким образом, означенные имена были редки. В объяснение этого также возможно ранее высказанное соображение. На VI вселенском соборе в 172 подписях мы находим {стр. 565} 4 Константина и ни одного Льва, Леонтия одного, из 211 подписей Трулльского собора лишь 4 Константина, ни одного Льва и 2 Леонтия. Таким образом, и в этот период времени ни то ни другое имя не поднимается в своем количестве.

Но процент этих имен быстро увеличивается при императорах-иконоборцах. В подписях собора 787 г. из 384 лиц, находим 30 Константинов и 33 Льва. Полагая (в среднем) возраст подписавшихся епископов в 50 лет, мы должны будем заметить, что к 787 г. процент этих имен поднялся очень высоко, и что, следовательно, императоры-иконоборцы пользовались народной симпатией в весьма сильной степени. Приняв более удобное здесь счисление в промиллиях, мы найдем для Codex encyclius по 3 промиллии по отношению к обоим именам; для V вселенского собора — 12 промиллий, для VI вселенского собора — 23 промиллии, для пято-шестого — 19 промиллий по отношению к имени лишь Константина; для VII — 86 промиллий по отношению к имени Льва и 78 промиллий по отношению к имени Константина.

Правление Ирины (8 сент. 780 — окт. 790 и 15 авг. 797–31 окт. 802) не было так славно, чтобы заставить византийских политиков забыть успехи времени Льва Исаврийца и Константина Копронима. Поэтому заговоры в пользу детей Константина Копронима повторялись не раз (780, 792, 797) в это время. Ирину высоко чтили только те, которые были искони православны, и именно за восстановление иконопочитания. Но даже и св. Феофан строго судит о личных нравственных качествах императрицы: властолюбивая женщина испортила жизнь своему сыну-императору, агитировала против него среди войск, и… 15 авг. 797 г. «έν τη πορφυρά, ένθα καί έγεννήθη», Константин, «γνώμη της μητρος αυτού καί τών συμβούλων αυτής», был ослеплен, и так жестоко, что едва не умер. 31 октября 802 г. Ирина была низложена Никифором и закончила свои дни († 9 августа 803) в аскетических подвигах.

Министр финансов (πατρίκιος καί γενικός λογοθέτης) и на престоле, Никифор (31 окт. 802, † 25 июля 811) был православен, но заимствовал у иконоборцев часть их политической программы и при том наименее популярную — государственную экономию, и налоги: τά καπνικά, «подымное», тя{стр. 566}жело пали и на париков (παροίκους) разных благотворительных учреждений, церквей и монастырей (τών ευαγών οίκων, τού τε ορφανοτροφείου, των ξενώνων καί γηροκομείων τε καί εκκλησιών καί μοναστηρίων βασιλικών). Лучшая часть их имуществ была отобрана в царскую казну (είς τήν βασιλνκήν κοορατορίαν), а налоги (τά τέλη) оставлены в прежнем размере, так что для многих церковных имуществ фактически удвоились. Осуждая эти меры, Феофан порицает и такую, которая направлена была против торговцев рабами. В заговоре Арсавира (февр. 808 г.) оказались замешаны не только государственные люди, но и епископы и монахи и синкелл и сакелларий и хартофилак великой церкви. 1 октября 810 г. какой-то «притворившийся бесноватым» (и потому никого не выдавший) в одежде монаха покушался на жизнь императора. В мутном течении этого недовольства православных против православного императора поднимали свою голову церковные иконоборцы: «в шестиколонной зале (έξακιονίω) некий лжеотшельник (ψεοδερημίτης), по имени Николай, и его приверженцы глумились над св. иконами; за них заступался Никифор, и огорчал архиерея». Когда император пал на войне с болгарами, в Византии ходила и такая молва, «ότι και χριστιανοί πεσόντα τούτον έπέτρωσαν».