Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Уже в 81-м г. министр внутренних дел Н. П. Игнатьев разработал проект нового закона о печати, учитывая вышеприведенные высказывания. Сменивший его весной 82 г. Толстой в августе этого года представил в Комитет министров Временные правила о печати, в основе которых лежал проект Игнатьева. 27 августа Временные правила утверждены царем. Они существенно меняли к худшему положение печати, усиливали цензурный гнет, во многом по сути возрождали предварительную цензуру, давали фактически право министру внутренних дел прекращать издания и пр. Пункт первый этих правил гласил, что редакции повременных изданий, выходящих не менее раза в неделю и вызвавших третье предостережение, обязываются после срока приостановки представлять в Цензурный комитет номера газет не позднее 11 часов вечера до выхода их в свет; это ставило редакторов в крайне трудные условия: они должны были проходить предварительную цензуру, а кроме того заканчивать подготовку номера к 10 часов вечера, в то время, как другие издания могли включать материалы, полученные позже. Цензурным органом, в случаях обнаружения «значительного вреда» от распространения такого издания, дано право приостанавливать его выход в свет, не возбуждая судебного преследования. Второй пункт обязывал редакции газет и журналов, выходящих без предварительной цензуры, сообщать по требованию министерства внутренних дел имена авторов тех или иных статей (это требование было и в прежние времена, но часто не соблюдалось; «Временные правила» как бы подтверждали его, усиливая ответственность за нарушение). В третьем пункте сообщалось о создании Совещания (Верховной комиссии по печати), в которое входили министры внутренних дел, народного просвещения, юстиции, обер-прокурор Синода, а также руководитель ведомства, подавшего иск. Совещание четырех министров должно было решать вопрос о совершенном прекращении или о приостановке повременных изданий «без определения срока её, с воспрещением редакторам и издателям оных быть впоследствии редакторами или издателями каких-либо других периодических изданий» (Зай264). Всё это сильно увеличивало возможность действовать на печать чисто административным путем, вне суда, по произволу властей. Один из популярных журналистов того времени, К. К. Арсеньев, говоря о сущности «Временных правил», отмечал, что «они останавливают мысль в самом ее зародыше, искажают, обрезывают или совершенно подавляют ее выражение, понижают общий уровень печати <…> усиливают влияние мнений, процветающих во мраке, опирающихся на молчание» (Зай264).

1 января 83 г. начальником Главного управления по делам печати назначен Е. М. Феоктистов. В 50-е гг. он занимался педагогической деятельностью, был сотрудником тогда либерального «Русского вестника», редактировал «Русскую речь» — тоже не консервативное издание. Близок Тургеневу, Боткину. В начале 60-х гг. он сближается с либеральной бюрократией: А. В. Головниным, Д. А. Милютиным, поступает на службу в министерство народного просвещения, принимает участие в подготовке цензурного устава 65 г. Активно печатается в газете «Русский инвалид» — умеренно-либеральном издании военного министерства, вернее его главы, Милютина. Друг Каткова. Вместе с ним эволюционирует вправо. В одном из писем Щедрин отзывался о нем так: «Несомненно, что Феоктистов есть холоп Каткова» (Щед. публиц609). С начала 70 гг. сближение Феоктистова с Д. Толстым, Победоносцевым и другими «сильными мира сего». Назначение Феоктистова начальником Главного управления по делам печати воспринято обществом как усиление реакции в области цензуры. Сыграло в назначении, видимо, роль и то, что жена Фоктистова (Феоктистиха, как её называли) находилась «в более чем дружеских отношениях» с министром государственных имуществ М. Н. Островским. Поэт Д. Минаев отозвался на это событие четверостишьем:

Островский ФеоктистовуНа то рога и дал,Чтоб ими он неистовоПисателей бодал

(Зай265).

Начинается как бы новый этап цензурной политики, связанный со значительным усилением цензурных гонений. Исследователь Зайончковский приводит оценку Феоктистова в сборнике В. Михневича «Наши знакомые. Фельетонный словарь современника»: «Правление г. Феоктистова ознаменовалось важными и решительными мерами в охранительном духе: известная часть журналистики так называемого „либерального направления“ потерпела крушение; контрабандная междустрочная словесность, с успехом провозившаяся прежде через цензурную таможню, ныне подвергнутая тщательному досмотру, пресечена; столь процветавший еще недавно эзоповский язык вовсе изъят из обращения на печатных листах. Вообще, нужно отдать справедливость, никогда еще наша цензура не стояла в такой степени на высоте своего призвания, никогда она не была так проницательна, столь бдительна и строга, как под руководством г. Феоктистова» (308). Похвала ироническая, но отражающая реальное положение дел.

Существенную роль в этом изменении играл Победоносцев, постоянно вмешивавшийся в дела печати, оказывавший на Феоктистова большое влияние. В первый день назначения того начальником Главного управления Победоносцев направляет ему записку. В ней он предлагает закрыть газету «Русский курьер“:» «Курьер“ достаточно уже выказал себя. Зачем церемониться с этой мерзостью. Я того мнения, что следовало бы немедля вовсе закрыть эту лавочку». Вскоре Победоносцев обращает внимание Феоктистова на сообщение в газете «Голос» о «Московском телеграфе». В последнем должен быть напечатан новый «философский труд» Л. Н. Толстого (речь, видимо, идет о статье «В чем моя вера» — ПЗ): «Эти философские труды полоумного гр. Толстого известно к чему клонят <…>Посему не лишним почитаю обратить Ваше внимание на означенное заявление» (Зай266). В архиве Феоктистова сохранилось 79 записок Победоносцева. Почти все они касаются вопросов прессы, её ограничения.

Победоносцев придавал периодике большое значение. Он каждый день начинал с чтения большого количества газет, в том числе мало влиятельных, не значительных. Феоктистов удивлялся, как у Победоносцева хватает времени читать не только общераспространенные, но и самые ничтожные газеты, не только передовые статьи, заметки, но даже объявления; непрерывно он указывал на распущенность печати, требовал более энергичных мер против нее. Влиял на Феоктистова и Катков, которого начальник Главного управления чрезвычайно почитал (это отразилось и в воспоминаниях Феоктистова). Феоктистов относился к Каткову как услужливый приказчик к хозяину. Он постоянно информировал Каткова не только о делах цензурного ведомства, но и обо всем, происходящем в правительственных сферах. Полный контакт был у Феоктистова и с министром внутренних дел Толстым: «Лично я не могу жаловаться на графа Толстого. Он предоставлял мне полную свободу, одобряя все меры, которые я считал необходимыми, во всем соглашался со мною; он был, видимо, доволен, что нашелся человек, который поставил себе задачей действовать твердо и последовательно». Иногда Феоктистов оказывал даже давление на Толстого, чтобы «вырвать у него согласие на решительную меру» (Зай268).

Борьбу правительства с литературой, периодикой можно разделить на два вида: ограничение круга вопросов, тем, о которых разрешалось писать, и непосредственные преследования конкретных изданий. Уже 28 мая 81 г. выходит циркуляр, предлагающий печати воздерживаться без разрешения властей от сообщений, касающихся земских и думских постановлений, отчетов о заседаниях этих учреждений и пр. В 85 г., в связи с избранием петербургского городского головы, запрещены статьи о лицах, которые будут предложены кандидатами.

Особенно сильно власти ограничивали освещение правительственной, государственной деятельности. В марте 84 г. объявлено, что можно печатать сведения только о тех правительственных действиях, его мероприятиях, которые уже обнародованы надлежащим ведомством в официальных изданиях. Запрещались и многие известия о правительственных лицах. В апреле 85 г. разослан циркуляр, запрещающий, в первую очередь в сатирических журналах, заметки о разных высокопоставленных особах, особенно с приведением фамилий.

Ограничивается публикация материалов по аграрному, крестьянскому вопросу: о переселенцах, отношениях крестьян с землевладельцами, о переделах земли и пр. Запрещено упоминание о 25-летии отмены крепостного права. В ночь на 19 февраля 86 г. газеты получили распоряжение: ни одной статьи, ни одного слова о крестьянской реформе. Ряд газет поместили в этот день в знак протеста подчеркнуто не актуальный материал (статьи о джутовых мешках), а «Русские ведомости» вообще не вышли. Когда один из иностранцев спросил, почему сегодня нет газеты, ему ответили: «Сегодня газета молчанием чествует 25-летие освобождения крестьян».