Лабиринт смерти (сборник) - Филип Дик

Хорошую гостиницу всегда можно распознать по обслуживающему персоналу. Заходя к вам в комнату, эти люди никогда не смотрят вам в лицо. Вниз, в сторону, за вашу спину, наконец, куда угодно, но не на вас. В вашей воле ходить в шортах или даже голышом — для прислуги вы невидимы, если это совпадает с вашим желанием. Горничная входит очень тихо, оставляет ваши наглаженные рубашки или завтрак на подносе, свежие газеты. Вы суете ей деньги, она бормочет «благодарю, сэр» и так же неслышно исчезает. Это очень по–японски — не глазеть, не пялиться человеку в лицо. У вас возникает великолепное ощущение своей территории, на которой никто до вас не жил. Никаких следов пребывания предыдущего постояльца — комната только ваша, а горничная, с которой вы сталкиваетесь в коридоре, служит для того, чтоб подчеркнуть это чувство. Служащие отеля абсолютно, даже как–то сверхъестественно уважают ваше право на частную жизнь. Естественно, за все это приходится платить звонкой монетой: такой сервис обойдется вам в пятьдесят долларов против двадцати в обычной гостинице. Но оно того стоит, поверьте мне. Человек на краю психического срыва может востановить силы всего за несколько дней в соответствующем первоклассном отеле с его комнатами за двадцать пять долларов и магазинами.

Я провел в своем номере всего пару часов и уже недоумевал по поводу своего всегдашнего беспокойства, связанного с путешествием в другой город. Я ощущал себя на каникулах, честно заработанных каникулах. Пока у меня были деньги, я мог жить в своей роскошной комнате, поглощать гостиничную еду, бриться и мыться в собственной ванной и даже делать покупки, не выходя на улицу. Мне стоило определенных усилий напомнить себе, что я прибыл сюда по делу. С трудом заставил я себя выйти на серую, холодную и ветреную улицу и побрести в нужном направлении. Эффект был ошеломляющий, почти болезненный. Ты снова оказался в мире, где никто не придерживает тебе дверь, ты просто стоишь на углу среди таких же, как ты. Ты ничем не лучше толпы, застывшей у светофора, просто один из многих. Снова превращаешься в обычного человека, стоящего один на один против своей боли. То, что ты переживаешь, сродни родовой травме, но по крайней мере остается надежда, что скоро ты справишься со своим делом и вернешься в гостиницу.

Там имеется еще одно преимущество — можно позвонить из своего номера и решить какие–то вопросы, вовсе не выходя наружу. И внутреннее чутье подталкивает тебя поступать именно так: ты звонишь и звонишь, добиваясь, чтоб нужные тебе люди сами пришли к тебе а гостиницу.

Однако я понимал, что на сей раз мои проблемы не решить подобным образом. Я и не пытался, а просто отложил все дела на какое–то время, проведя остаток дня у себя в номере. Когда стемнело, я спустился в бар, оттуда перекочевал в ресторан, прошел в вестибюль и еще раз прошвырнулся по магазинам — я тянул время, откладывая необходимость выйти в холодную, энергичную канадскую ночь.

И все это время в моем кармане лежал пистолет 38–го калибра.

Незаконность действий рождала во мне странные ощущения. Наверное, можно было бы сделать все в рамках установленных правил, изыскав благодаря Линкольну способ вырвать Прис из рук Барроуза. Но я предпочел поступить именно так, в глубине души я наслаждался ситуацией: приехал сюда один, с пистолетом в чемодане, тем самым пистолетом, который теперь болтался у меня в кармане пальто. Меня никто не знал, никто не мог помочь мне в предстоящем противоборстве с Барроузом. Было в этом что–то от настоящей героической истории или от старого вестерна. Я — незнакомец в городе, вооруженный и сознающий свою миссию.

Между тем, осушив стаканчик в баре, я вернулся в комнату, улегся на постель, просмотрел газеты, поглазел в телевизор и заказал по телефону горячий кофе в номер. Я ощущал себя хозяином мира, пребывая на его вершине. Вопрос, как долго это будет длиться?

А затем, было уже за полночь и я собирался идти спать, меня вдруг осенило — почему бы не позвонить Барроузу прямо сейчас? В лучших традициях гестапо: разбудить и нагнать страху. Не говорить, где в точности я нахожусь, ограничиться зловещим: «Я иду, Сэм». Пусть он поймет по моему голосу, что я в городе, в опасной близости от него.

Отлично!

Я выпил еще рюмочку, попутно удивившись: сегодня это уже шестая или седьмая! И стал накручивать телефонный диск.

— Соедините меня с Сэмом Барроузом, — обратился я к оператору, — К сожалению, я не знаю его номера.

Гостиничный оператор должен был все знать сам.

Через минуту в трубке послышались гудки, я ждал.

Про себя я повторял заготовленные слова.

— Верни Прис «Ар энд Ар Ассоциации»! — вот что я собирался сказать ему. — Я ненавижу ее, но она наша. Она составляет нашу жизнь.

Телефон все звонил и звонил, очевидно, никого не было дома, либо никто не хотел отвечать. Наконец я повесил трубку.

Я чувствовал себя совершенно по–идиотски, бесцельно бродя по комнате. Как ему объяснить? Как это возможно, чтобы Прис являлась сутью нашей жизни? Неужели сами по себе мы совсем беспомощны? Что ж мы калеки, что ли? Или такова суть жизни вообще? Не наша вина, что дела обстоят таким образом. Ведь не мы же придумали эту жизнь! Или, может, именно мы?

Ну и так далее. Я провел, должно быть, пару часов в этих бесцельных метаниях по комнате, охваченный неясной тоской. Ужасное состояние! Это было похоже на какой–то вирус гриппа, который напал исподтишка, атаковал мой мозг и в одночасье привел его на грань смерти. Или мне только так казалось в ту ужасную ночь? Я потерял всякое ощущение реальности, забыл, что нахожусь в отеле с его первоклассным обслуживанием, магазинами, барами и ресторанами. В какой–то момент я почти был готов сдаться — стоя у окна и глядя на далекие освещенные улицы. Я едва понимал, где я, что за город вокруг меня — это был своего рода коллапс, почти смерть.

Около часу ночи — я все еще мерил комнату шагами — зазвонил телефон.

— Алло, — отозвался я.

Это был не Барроуз. Звонил Мори из Онтарио.

— Как ты узнал, что я в Олимпе? — спросил я, совершенно сбитый с толку. Мне подумалось, что он выследил меня каким–то оккультным способом.

— Ты, похоже, совсем идиот! Я же в курсе, что ты в Сиэтле. И сколько там приличных гостиниц? Я тебя знаю — всегда претендуешь на самое лучшее! Готов поспорить, что ты сейчас в номере люкс с какой–нибудь дамочкой, от которой совершенно балдеешь.

— Послушай, я приехал сюда, чтобы убить Барроуза.

Да? И чем же ты его убьешь? Своей дурьей башкой? Разбежишься и боднешь его в живот так, что пополам разорвешь?

Я рассказал ему о своем кольте.

— Послушай, дружище, — спокойным голосом спросил Мори, — ты, наверное, не понимаешь, что всех нас погубишь?

Я молчал.

— Этот разговор стоит нам кучу денег, — вздохнул Мори, — так что я не собираюсь целый час тебя увещевать, как какой–нибудь пастор. Иди сейчас спать, а завтра позвони мне, хорошо? Пообещай мне, или я сейчас свяжусь с полицейским участком, и тебя арестуют прямо в твоем номере, помоги нам Всевышний!

— Нет.

— Ты должен пообещать мне!

— Ну хорошо, Мори, я обещаю ничего не делать до утра.

Сам не понимаю, зачем я это сказал. Я ведь уже пытался

успокоиться и потерпел неудачу. И вот теперь ходил, меряя комнату шагами.

— Хорошо. Послушай меня, Луис. Прис не вернешь таким образом, я ведь уже думал об этом. Если ты сейчас пойдешь и пристрелишь парня, то только сломаешь ей жизнь. Подумай хорошенько, и ты сам все поймешь. Думаешь, я бы не поступил так, если б верил, что это поможет?

— Не знаю. — Голова у меня раскалывалась, все тело болело, — я хочу поскорее лечь.

— Хорошо, дружище, отдыхай. Послушай только, оглянись вокруг себя, нет ли там стола с ящиками или чего–нибудь в этом роде. Есть? Отлично, Луис, загляни в верхний ящик. Ну давай–давай, прямо сейчас, пока я жду! Загляни в него.

— Зачем?

— Там наверняка лежит Библия. Их обычно кладут в такие места.

Я швырнул трубку. Чертов ублюдок, повторял я про себя, он еще смеет давать мне такие советы!

Лучше б я вообще никогда не приезжал в Сиэтл, подумалось мне. Я чувствовал себя непонятливой машиной. Наверное, то же ощущал симулякр Стэнтона, приехав в Сиэтл. Пытаешься втиснуть себя в эту незнакомую вселенную, отыскать уголок, где можно было бы действовать привычным образом — например, открыть адвокатскую контору в его случае или… И я задумался, а что же в моем случае? Однако, неприятное это дело — моделировать свое жизненное пространство. Я уже привык к Прис и ее повседневной жестокости. Более того, я почувствовал, что против ожидания, я начал привыкать и к Сэму К. Барроузу, к его адвокату, его системе взглядов.

Мои инстинкты велели мне предпочесть знакомое зло чему–то незнакомому. Я мог функционировать только одним, известным мне способом. Подобно слепой, безмозглой твари я шлепал вперед, туда, где мне положено отложить икру, потому что так велит инстинкт.