Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

Он потянулся, чтобы дотронуться до едва светлеющей в темноте печной стенки, и задел ногой вывороченную половицу. Половица, стукнув, упала в свое гнездо. На столе тоненько задребезжала посуда.

Василий вздрогнул и остановился.

И вдруг сквозь тоненькое дребезжание стаканов и тарелок на столе он услышал голос Натальи.

— Кто это? Что нужно?

Василий поспешно зажег спичку. Голос Натальи доносился из-за закрытой двери в соседнюю комнату.

— Это я, Василий…

— Кто?

Василий перешагнул через кучу тряпья и растворил дверь. На мгновение, пока горела спичка, он увидел Наталью. Она стояла, прижавшись к стене, и руки ее были опущены.

В свете догорающей спички Наталья узнала Василия.

— Зачем ты пришел? — спросила она приглушенным и испуганным голосом.

— Понаведать, — сказал Василий. — Три дня тебя ждал, думал, может, что случилось…

— Уйди, уйди от греха… Они вернуться обещались… Застанут тебя здесь, с собой заберут… К чему тебе из-за нас пропадать…

Голос Натальи стал низким, хрипловатым, и Нагих едва узнавал его.

— Ладно, — сказал он. — Не страшись, двух смертей не бывает. Пойди лучше ставни закрой, да лампу запалим.

— Я не страшусь, — сказала Наталья, но с места не двинулась.

— Иди, — настойчиво повторил Василий. — А то сам пойду…

— Постой!

Василий слышал, как прошла мимо Наталья, как хлопнула дверь в сенях, как стукнули затворяемые ставни. Одно за другим исчезли мутные пятна окон, и в комнате стало совсем темно.

«Значит, не взяли, не увели… — думал Василий, радуясь, что все кончилось только обыском и что он сейчас увидит Наталью. — Напугали маленько, да это, ладно, обойдется…»

Потом он услышал шаги возвращающейся Натальи и весело сказал:

— Где тут лампа у тебя? Давай сюда.

Наталья на ощупь отыскала на столе лампу. Василий зажег фитиль.

Сквозь сразу запотевшее ламповое стекло пробился рыжеватый луч, расплываясь, неярко осветил комнату. Здесь, так же как в кухне, все было перевернуто вверх дном — половицы отодраны, вещи разбросаны по полу и кровать в углу поставлена дыбом. Под ней вместо половиц зияли черные провалы.

— Видать, постарались, — сказал Василий, оглядывая комнату.

— Три часа были. Человек шесть ворвались…

Наталья села на скамье у стола, оперлась локтями о столешницу и стала глядеть на разгорающийся фитиль лампы. Лицо ее было бледным, и под глазами лежали темные круги.

— Что искали-то? — спросил Василий.

— Оружие.

— Нашли?

— Ничего не нашли, только Пашину одежду забрали да георгиевский крест за германскую… Сами, говорят, носить будем, ему теперь ничего не нужно…

Василий посмотрел на Наталью, стараясь поймать ее взгляд, и сказал:

— Ты, Наташа, не страшись. Пришли и ни с чем ушли, больше теперь не придут. Если бы им тебя нужно было, с собой бы забрали, так бы не оставили…

— Я не страшусь, — сказала Наталья, не глядя на Василия. — Что мне за себя страшиться…

— Вот и ладно, вот и хорошо. Теперь давай за приборку примемся.

Василию казалось, что прибери он комнату, уничтожь следы обыска, и Наталья сейчас же повеселеет.

— Быстро все в порядок произведем…

— Ушел бы ты лучше… — сказала Наталья. — Если они тебя тут застанут, и на тебя подозрение падет. Уйди лучше, пока никто не видал…

— О пустом думаешь, если кто придет, скажи — квартирант набивается, — беззаботно сказал Василий, будто и в самом деле ни ему, ни Наталье не угрожала никакая опасность. — Мол, соседи меня на твою квартиру натакали. Приехал и квартиру ищу, вот и дело с концом. Они к твоим воротам часового не поставили, и в дом входить запрета нету.

Василий скинул полушубок и принялся вправлять на место вывороченные половицы. Работал он быстро и споро, стараясь все поскорее привести в порядок. Наталья поднялась со скамьи и помогала ему. Однако делала она все медленно и рассеянно, со странным безразличием, словно ей было решительно все равно, что творилось у нее в доме.

Василий мельком взглядывал на Наталью и каждый раз подмечал плотно сомкнутые губы, нахмуренный лоб и глаза, устремленные куда-то в пространство, будто она ничего не видела и ходила по комнате, как слепая.

— Ладно, я здесь один управлюсь, — сказал Василий. — А ты пойди самовар поставь да к ужину собирай. Поди, с утра ничего не ела?

— Неохота мне.

— Тебе неохота, а мне охота. Коль в гости пришел — угощай.

Наталья ушла в кухню.

Василий прислушивался к тоскливому скрипу половиц под ее шагами, к позвякиванию расставляемой на полках посуды и торопливо рассовывал по местам разбросанные вещи.

«Вон какой стала, будто совсем больная сделалась, — думал он. — До сего часа опомниться не может… Неужели так перепугали?..»

Закончив приборку, Нагих пошел в кухню. Там на полу еще валялись какие-то лоскутья и черепки разбитой посуды. Сундук был закрыт, но крышка топорщилась, отставала и из-под нее свисали лохмотьями измятые тряпки.

На столе горела свеча, вставленная в мутный рыжий стакан.

Наталья сидела на скамье у черного окна и глядела в пол.

Самовар стоял под трубой и, закипая, посвистывал так же тоненько и печально, как неулежавшиеся половицы под ногами Василия.

Нагих подошел к Наталье и как бы между прочим спросил:

— А передачу Павлу ты сегодня носила? Успела?

— Носила, —