Долгая ночь (СИ) - Юля Тихая

lxxix

На следующий год он поймал мышь вдобавок к усыплённому артефактом медведю, и так стал первым известным истории троедушником. Барт был в совершенном восторге; Барт знал нужных людей, а нужные люди знали людей могущественных.

Так Вердал стал вдруг вхож в такие круги, о которых раньше только слышал, и те слова были сказаны шёпотом.

Его пригласили в каменный зал под колдовскими замками Огица, где на стенах были нанесены знаки. Его представили Тому Самому — таинственному человеку, никогда не снимавшему маски; его сделали приближенным к тайне и по-своему великим.

«Каким ты хочешь видеть мир?» — спросил вкрадчиво Тот Самый.

«Я буду Большим Волком,» — сказал Вердал, будто не поняв вопроса.

Вместо него говорил Барт: долго, пространно и сложными словами, что-то об уникальности предложения и послаблениях в цепях поставок. Кажется, они о чём-то торговались, почти как базарные бабы в дождливый день.

— Это не может быть Крысиный Король, — напряжённо сказала Матильда. Она сложила руки так, чтобы цепляться пальцами за локти, и от напряжения лунки ногтей её побелели. — Крысиного Короля никогда больше никто не ловил.

— Тш, — коротко бросила Летлима.

Вердал был не здесь: в его глазах бродил гулкий, пустой туман, за дымкой которого больше не было видно звёзд. Он лежал на полу, как поверженный древний воин, запечатанный заклинаниями; под носом виднелась тёмная дорожка запёкшейся крови; шрамы на лице казались размытыми, будто шов сварки на металле заполировали шлифовкой.

Он был — живой и успевший пожить, сросшийся со своей дрянной дорогой и уверенный в том, что она велика.

А Ара была прекрасна, будто Принцесса Полуночи. Ара была прекрасна, и её дорога оборвалась. Фетира могла бы летать вольной летучей мышью, если бы безразличные руки не отправили её на дно зимнего озера. Трис, может быть, позвонила бы Тридцатому, а Конрад взялся бы за ум, — и даже если бы у них вместе никогда не вышло никакой любви, у каждого из них в отдельности могло бы выйти хоть что-то.

И Арден…

Я запретила себе смотреть в ту сторону, и вместе с тем что-то во мне было настроено на него, как сломанный радиоприёмник, не способный поменять частоту. Я не смотрела, но знала: Арден так и сидит на храмовой скамейке, прижимая к носу лёд, быстро тающий и стекающий по татуировкам на руках вперемешку с кровью; его глаза сфокусированы на невидимой всем прочим точке; он весь застрял где-то между, и сова, сидящая перед ним на полу, тихонько пела что-то немелодичное.

Я не выдержала и обернулась. И ровно в этот момент александритовый артефакт заискрил и вспыхнул, выбросив в воздух пыльное облачко остатков запертой в нём силы.

«Я буду Большим Волком,» — повторил Вердал за обедом, который накрыли там же, в неуютном каменном зале.

«С чего ты это взял?» — лениво спросил Тот Самый.

«Так сказала оракул.»

Оракул, говорят, иногда ошибается. Так говорят; но никто и никогда не слышал ни о каких примерах. Оракул стара, оракул во много раз старее Полуночи, оракул видела дикие Кланы, оракул знала мир до прихода Леса, оракул помогла вылупиться первому из лунных.

Слова оракула весят много больше обычных слов.

Вердал поехал к ней снова, вместе с молчаливым, всё время улыбающимся незнакомцем. Они зашли в тёмную, пропахшую сгнившим прошлым пещеру, и спросили, можно ли верить тому пророчеству.

«Мои слова сбываются прямо сейчас,» — каркающе сказала оракул.

И выставила вон наглецов, посмевших усомниться в её предсказании.

В конце концов, мало кто видит Большого Волка. Многие мечтают об этом, но никто не встречал Большого Волка на сияющей дороге Охоты.

Тот Самый пожелал встретиться вновь. Он сказал, что мечтает увидеть Большого Волка на землях Кланов. Он сказал, что все его люди будут приближать этот великий день.

Потом он протянул руку и предложил вложить в неё странный артефакт, превращающий двоедушника в неуловимую тень. И Барт улыбался: это хорошая сделка. Но Вердал был параноик и не был готов ни расстаться с артефактом, ни даже показывать его в подробностях.

Дальше его речь опять спуталась, как будто он не мог вспомнить точно, откуда взялся этот мастер Роден и как вышло, что он привозил великолепные камни и сыпал странными идеями, а Вердал пробовал их кое-как за закрытыми дверями, пытаясь сохранить артефакт в каком-то подобии секрета.

— Наверное, они всё-таки что-то разглядели, — недовольно бросил он.

С каждой неделей мастера как будто всё меньше интересовало устройство артефакта, зато он взялся за эксперименты. Вердал скрывался от специально нанятых лис, заходил в полицейское управление неузнанным и забрал однажды из музея картину, — просто снял её и вынес, перед невидящими глазами охраны.

Больше ни у кого артефакт не работал, и от этого Вердал обнаглел, а таинственные люди стали позволять ему разные вольности.

Правда, их теперь интересовали странные вещи, сложные и непонятные. Прятать зверя у обычных двоедушников так и не удалось, зато хладнокровным исследователям стало интересно другое: что будет, если всё-таки очень постараться?

Первый эксперимент закончился трупом. Несчастный подопытный страшно кричал, раздирал ногтями грудину и шею, будто не мог вдохнуть, а затем его зверь ушёл — и человек умер вслед за этим. В его глазах не осталось к тому моменту ни одного, кажется, целого капилляра, а ногти