Тина и Тереза - Лора Бекитт

Тине было неприятно сознавать, что окружающие считают ее старой девой, и она старалась, по мере возможности, следить за собой, хотя одевалась всегда скромно, чтобы не вызвать лишних толков.

«Странно, — думала она, — если ты некрасива, безлика, тебя презрительно называют старой девой, если же ты не замужем, но хорошо одеваешься, носишь красивую прическу, покупаешь украшения, тебя начинают считать кокоткой».

Конечно, бывали случаи, когда ею интересовались мужчины, но Тина не поощряла ухаживаний и всегда отвергала претензии на продолжение знакомства. Она не хотела быть с кем-то только ради того, чтобы не быть одной.

Прошло пять лет с тех пор, как их пути с Конрадом О'Рейли разошлись и, похоже, навсегда. Когда-то Бренда сказала, что настоящая любовь через все пройдет, но ведь кроме любви существует еще и гордость. Именно гордость не позволила Тине нанести визит Конраду. Она не ответила ему, и с тех пор он не давал о себе знать. Позднее, года два спустя, Тина случайно увидела его на улице: он сидел в экипаже рядом с женщиной, кажется, с той самой блондинкой, что сопровождала его в ресторане. Конрад не заметил или не узнал Тину, и она его не окликнула. Судя по всему, у него теперь были деньги, красивые женщины, свой дом, экипаж — он получил то, о чем мечтал.

Тина написала матери о своем желании взять на воспитание девочку и получила ответ, полный странной горестной теплоты. Мать приветствовала ее решение, но предупреждала о необходимости как следует обдумать этот важный шаг. Год назад Дарлин приезжала в Сидней навестить дочь, но остаться насовсем отказалась, хотя Тина настаивала. Зато, может быть, теперь согласится?

Приют Святой Маргариты находился на окраине города. Тина взяла экипаж и поехала туда, чтобы встретиться с главным лицом этого заведения — сестрой Беатрис.

Мрачноватое серое здание стояло в окружении темно-зеленых кипарисов. Холодный резкий ветер трепал подол платья Тины, когда она шла по пустынной дорожке парка.

Кабинет сестры Беатрис располагался на втором этаже: чтобы попасть туда, Тине пришлось пройти по коридору и лестнице. Приют произвел на нее удручающее впечатление: все серое, строгое, холодное и довольно бедное. Маленькие окна, каменные полы и стены. На пути ей попалось несколько воспитанниц в темно-синих одеяниях — девочки шли молча, ни одна из них не улыбалась.

«Из этих стен вряд ли выходят талантливые, сильные духом люди», — подумала Тина.

Женщина жалела, что должна выбрать одну, только одну девочку, а остальные так и останутся здесь. Но, по крайней мере, хотя бы одного ребенка она постарается сделать счастливым.

Сестра Беатрис, пожилая, строгая монахиня, приняла Тину, сидя за столом в своем маленьком хорошо натопленном уютном кабинете.

— Добрый день, сестра Беатрис.

— Добрый день, мисс Хиггинс. Присаживайтесь. Тина села.

— Итак, поскольку у меня мало времени, сразу приступим к делу. Стало быть, вы хотите взять ребенка на воспитание?

Тина кивнула.

— Девочку.

— Хорошо. Какого возраста?

— Пяти-шести лет.

Сестра Беатрис пролистала ее бумаги.

— Почему бы вам не обратиться в приют для грудных? Такой ребенок считал бы вас матерью, поскольку вы заботились бы о нем с самого рождения. А с шестилетним, к сожалению, трудно бывает найти общий язык.

— Да, понимаю. Я бы хотела взять совсем маленького, но мне никак нельзя оставлять работу, а с грудным это неизбежно пришлось бы сделать. А разве у вас нет детей, которые не помнят своих родителей?

— Есть. — Сестра Беатрис снова взялась за бумаги. — Мисс Хиггинс, конечно, жаль, что вы не замужем — мы предпочитаем отдавать детей в семьи, но зато у вас отличные рекомендации. Постараемся подобрать для вас хорошего ребенка. В нашем приюте много замечательных, послушных девочек. — Тина вспомнила лица детей в коридоре.

— Сестра Беатрис, простите, в вашем приюте применяются телесные наказания? Школа, где я работаю, давно отказалась от них.

В лице монахини отразилось недовольство.

— Только в крайних случаях, если по-другому уже нельзя. Вот недавно был вопиющий случай — одна девочка украла кольцо у сестры Констанции. Разумеется, ее наказали очень строго.

— Розги?

— Да, — сурово произнесла сестра Беатрис, — и три дня под замком.

— А как она объяснила свой поступок?

— Никак. Это очень сложный ребенок. Мы постоянно вынуждены ее наказывать.

— Ничего не помогает?

— Нет. Она ни с кем не ладит — ни с сестрами, ни с детьми.

— А кто-нибудь пробовал всерьез разобраться, почему? Поговорить с нею?

— Мисс Хиггинс, — сказала сестра Беатрис, не отвечая на вопрос Тины, — вернемся к делу. Вот список девочек — возраст и имя. Рекомендую вам Марджи Уорд, Сьюзен Бойл — очень милые, послушные, воспитанные…

— Сестра Беатрис, — перебила Тина, — простите, можно мне увидеть ту девочку, что сейчас сидит под замком?

— Нет. Наши правила этого не позволяют. Она наказана. Неужели вы хотели бы взять такого ребенка?

— Не знаю. Прежде мне нужно на нее посмотреть.

— Сожалею. И повторяю — это был бы очень неудачный выбор. Девочка испорченная, злая. Все время лжет.

— А кто ее родители?

— Не могу сказать: нам о них ничего не известно.

— А дети тоже ее не любят?

— Нет и, думаю, не случайно. Дразнят.

— Вам ее не жалко?

— О, она прекрасно умеет защищаться! На прошлой неделе избила одну девочку.

— И ее снова наказали?

— Конечно.

— Вы не думаете, что другая девочка тоже была виновата?

— В какой-то степени да. Но Сьюзен Бойл вежлива и послушна, а та девчонка упряма, как сатана. — Сестра Беатрис перекрестилась.

Тина встала.

— Простите, сестра Беатрис, я очень прошу: позвольте мне увидеть девочку!

Монахиня недовольно поморщилась.

— Признаюсь, мне неприятна ваша настойчивость, мисс Хиггинс. Я соглашаюсь только из симпатии к вам. К тому же хочу, чтобы вы сами убедились в том, что я говорю правду.

Они прошли по слабо освещенному коридору в другое крыло здания. Тина сразу почувствовала, как тут холодно.

Монахиня отперла дверь одной из комнат, где было темно и откуда веяло сыростью, и вывела наружу маленькую пленницу.

Это была довольно красивая девочка, только очень худенькая. Смуглое личико, большие темные глаза. Грива черных, как смоль, волос спускалась до пояса. Тина заметила, что девочка вся дрожит: на ней было надето одно только бумажное платье без рукавов, на ногах — грубые башмаки.

Она молча стояла перед сестрой Беатрис, опустив тонкие руки.

— Почему ты такая растрепанная? — грозно спросила монахиня.

Девочка на мгновение вскинула глаза — Тина прочитала в них затаенную ненависть.