Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко

Мы тоже спешились, как и Глеб с его людьми, и свита Алиеноры. Тем временем благообразный человек лет под тридцать, с тёмнокаштановыми, убранными в аккуратную причёску волосами, тонкими длинными усами и ухоженной вилообразной бородой, в парчовом прикиде расшитом золотом, от имени императора Мануила и императрицы Ирины пригласил королеву чувствовать себя как дома в императорском дворце. Глеб сообщил, что это кузен императора, сын его дяди Исака Комнина, Андроник Комнин.

Знакомая личность. Заочно, само собой. Я с интересом поглядывал на будущего последнего Комнина на константинопольском троне, сыгравшего, по рассказам Алессандро в прежней жизни, весьма негативную роль в истории Византии. Хотя талантами этот персонаж не обделён, но непомерные амбиции сильно превышают его способности. Да и вообще он мне не нравится. Достаточно вспомнить что этот тип спал со своей племянницей Евдокией Комни́ной, чтобы позлить её брата Иоанна, которому Андроник завидует. Недаром его назвали, в смысле назовут «Константинопольским Нероном». Впрочем, и сам император Мануил, недалеко уйдя от кузена в этом плане, состоит в амурной связи с сестрой Евдокии Феодорой.

Церемонии, к счастью, надолго не затянулись, и Алиенора отправилась отдыхать в отведённые ей покои. Там же разместились её придворные и слуги, а также капеллан Одон и трубадур Жоффре Рюдель. Сеньор де Блай набился в свиту королевы, желая побывать в Константинополе, на зависть семейству де Аргуэльяс. «Семь Самоцветов» тоже хотели увидеть столицу империи Ромеев, но плотный концертный график не позволил им покинуть лагерь крестоносцев. Испанско-итальянский ВИА в армии нарасхват, представители знати разыгрывают по жребию очерёдность выступлений, на которых царит неизменный аншлаг. Особенно безумствуют итальянцы, во главе с маркизом Гульельмо де Монферрато, или Вильгельмом, как зовут его другие вассалы в окружении кайзера Конрада.

Персонаж этот интересен тем, что стал одним из очень немногих участников Второго крестового похода, участвовавших и в Третьем, оставшись в истории как Вильгельм Старый. Правда, сейчас ему до этого далеко, маркизу едва за тридцать. Денег на концерты он не жалеет. Итальянцы во все времена любили пение, а Аргуэльясы, можно сказать, земляки, да и песен на итальянских наречиях у них много, в основном стараниями Рамиро и помогавшего ему с переводами Вима. Маркизу особенно полюбилась «Cavaliere io saro» — похоже, Вильгельм натура романтическая, другой через четыре с лишним десятка лет после эпичного провала, вряд ли отправился бы в семьдесят шесть лет снова на Ближний Восток. В общем, братья и сёстры де Аргуэльяс плотно заняты и никак не могут вырваться в византийскую столицу, а довольный провансальский трубадур явно намерен блеснуть при императорском дворе. Надо, кстати, поблагодарить его за помощь, приведённую во время памятной охоты на берегах Дуная. Песню из будущего ему подарить, что ли? Правда, окситанским я не владею (хотя родное овернское наречие Симона де Лонэ, имеет с ним немало сходства, будучи чем-то переходным к северофранцузскому языку), и песен на нём не знаю. Но думаю, мессеру Жоффре вполне зайдёт и песня на французском.

Рыцарей и министериалов Алиеноры разместили в казармах гвардии, службу в покоях королевы они будут нести посменно. Туда же отправился и Глеб со своей бандой. Лошадей и «дормез» отправили в дворцовые конюшни. Королевская карета, кстати, византийцев явно заинтересовала. На конюшне, рядом с нашими лошадками, по категорическому требованию императорских сановников пришлось разместить Тагира и Борея, в отдельном закутке. Благо наши копытные давно привыкли к запаху гепарда и пёселя, и не боятся их. Местные царедворцы заикнулись было, об отправке зверят в дворцовый зверинец, в клетку, но тут уж мы с ребятами встали насмерть, и отстояли относительную свободу для наших питомцев. Ну а нас шестерых, с пожитками, согласно желанию Алиеноры, поселили в четыре соседних комнаты, в покоях где разместилась королева со свитой. Мне и Роланду по отдельной комнате, кстати, как и капеллану Одону с трубадуром Рюделем, оруженосцы разместились по двое.

Часа три королева и её приближённые отдыхали и прихорашивались, а затем посланцы Мануила пригласили Алиенору на приём в её честь. С другими сопровождали королеву и я с Роландом. Не знаю, как другие дворцы Константинополя, но Влахернский изнутри оказался роскошным. Стены и потолки в великолепных мозаиках, там, где их нет, всё покрыто золотой краской, повсюду выставлены всякие драгоценные редкости, висят гобелены и завесы из дорогих тканей с богатой вышивкой. Шикарно одетые дворцовые слуги, блистающие надраенным вооружением караулы гвардейцев, тех самых «варягов», или, по-здешнему, «варангов», сослуживцев Глеба. Сама Алиенора сохраняла невозмутимое лицо, чего нельзя сказать о большинстве её свиты. Глядя на них, вспомнилась «Алексиада» тётушки Мануила, Анны Комни́ны, описывавшей посещение дворца её родителя, императора Алексея, крестоносцами Первого Крестового похода. Те бродили по императорской резиденции с вытаращенными глазами, норовя всё потрогать руками. Так мы и пришли ко входу в триклиний, то есть зал Ирины, построенный при нынешнем императоре, и названный в честь его матери. В нём нас ждали Мануил с супругой и их двор.

Войдя в триклиний Ирины, мы увидели императора и императрицу, сидевших на двух тронах, соответственно повыше и пониже. Мануил — рослый мужик под тридцать, с тонкими чертами лица, напомнившего венгерского короля. Мать Мануила, Пирошка Венгерская, в Византии Ирина, двоюродная бабка Гёзы, так что фамильное сходство не удивляет. Думаю, король Венгрии будет выглядеть очень похоже через десяток лет. Мануил смотрится значительнее нашего Людовика, но не дотягивает в этом плане до Конрада. В кайзере есть нечто львиное, а его византийский коллега скорее смахивает на барса или леопарда. Императрица Ирина, в девичестве Берта фон Зульцбах, сестра второй жены Конрада, императрицы Гертруды умершей в прошлом году. В том же году и тридцатитрёхлетняя Берта-Ирина вышла за императора Ромеев, после трёх лет пребывания в монастыре, где она жила после смерти отца нынешнего монарха, которому поначалу предназначалось. Византийские летописцы-современники считали её некрасивой.

Ну, не знаю… По мне, не модель, конечно, но и не уродина. Выглядит моложе лет на пять. Тёмнокаштановые волосы, большие карие глаза, круглое лицо с классическими чертами, без всяких следов макияжа. Как рассказал Глеб, императрица не красится по религиозным соображениям, считая это греховным, чем резко отличается от других дам византийского двора. Совсем неглупо, кстати, учитывая, что средневековая косметика содержит чуть ли не всю ещё не открытую таблицу Менделеева — семейства Медичи и Борджиа с синьорой Тофаной отдыхают. Она вообще не любит роскошь и предпочитает скромные платья, хотя сейчас на ней богатый шёлковый наряд, украшенный золотом и жемчугами. Всё же официальный приём, ноближ-оближ, как сказали бы в будущем. По словам комеса, подданные в основном уважают и даже