Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

– Отчыпысь, – приказал Гаврила, который, недовольный сном и плохими предчувствиями, стоял у стола, грозно нахмурив брови.

Степанида медленно повернула лицо, в ее непокорных глазах засверкали молнии, лицо покрылось пятнами.

– Ты што-то ешо задумал, да? Кады же ты успокоишься, пес бездомный! Каки-никаки, но тя приютили люди. Тихие, спокойные. А ты все маешся, как тать приблудный, грешник неприкаянный!

– Паскуда! – заревел Крыгин.

– Да-да, я тя насквозь вижу! Неприкаянный ты, тени своей пужаешся. Нету те места средь людей. Нету, нету, нету!

– Степанида, замолчи, клянусь Хосподом…

– Нет! Не замолчу! – гордо вскинула голову Куракина. – Будя, черт безрогий, надо мною изгаляться. Долго я терпела и молчала, долго я страдала. Мои дни с тобою тянулись годами адовых пыток, горькие муки терзали мне душу, истощали тело, а сердце превратилось в логово аспидов ядовитых. О, скоко ночей бессонных простояла я на коленях перед Хосподом, скоко кровавых слез оросило мое изголовье! Молилась днем, молилась ночью за то, штоб настигла твою башку кара Хосподня. Но мои молитвы, казалось, завсегда падали на бесплодный камень. И вот теперя, кады мое сердце пылат костром, а душа рвется из тела, кады терпение мое лопнуло, теперя… Ох, Гаврила, Гаврила… грешник… рука Хосподня…

– Ах ты, поганка! Я задушу тя. – И, подскочив к Степаниде, Крыгин схватил ее и с силой затряс.

– Ox, грешник треклятый. – Степанида вздохнула, раскинула руки, зашаталась, из носа хлынула кровь, и она упала без сознания.

Немного успокоившись, Гаврила присел за стол и, обхватив голову руками, попытался привести спутанные мысли в порядок. «Седня же двинусь в путь», – подумал он.

Глупо он поступил, оставшись здесь. Крыгин не понимал, что вообще привело его сюда. Неужели он действительно так неразумен, что поселился среди кулугуров, или на то была другая причина? Нет, по правде говоря, никакой причины не было. Зима заставила искать временный кров, но она прошла. Пора бы уходить, но куда сейчас идти, да еще с полоумной бабой, которая к тому же оказалась беременной? А может, ее бросить здесь и уйти или…

Увидев, что Степанида глубоко вздохнула и открыла глаза, Гаврила подскочил к ней и, схватив за плечи, поставил на ноги.

– Хде я? – спросила женщина.

– Хде-хде, все там же.

Крыгин набросил на плечо ружье, взял Куракину на руки, как беспомощного ребенка, и, распахнув дверь, поспешил наружу. С трудом добравшись до калитки, Гаврила убедился, что караульного поблизости нет, после чего поспешил по тропе вниз.

– Отпусти мя наземь, – потребовала Степанида.

Крыгин повиновался. Затем он побежал к реке, увлекая за собой и упирающуюся женщину. Но не пробежав и нескольких десятков метров, Степанида вскрикнула от боли и упала на колени.

– Ты што, ополоумела? – набросился на нее Гаврила.

– Я ушибла ногу о камень, – простонала женщина.

– Подумаешь, беда кака. А ну, поднимай задницу и айда бегом!

– Куды опять ты мя тягаешь? – уперлась вдруг Степанида. – Я ж сказала токо, што никуда отселя с тобой не пойду! И ешо…

Она не смогла договорить – у нее от стыда осекся голос.

– Не смей мне перечить, крыса.

Крыгин подхватил ее на руки и побежал. Степанида прикусила губу и затихла. У нее больше не было сил противиться этому пропащему человеку. Ею овладела апатия, и она на миг забыла обо всем. Но забытье длилось недолго: не успел Гаврила достигнуть берега реки, как ему стало освещать дорогу багровое зарево. Оглянувшись, они увидели, что вершина горы объята пламенем. Степанида вскрикнула и, вырвавшись из рук Крыгина, соскочила на землю.

– Ты што? – опешил Гаврила, не ожидая от нее такого порыва.

– Разве не видишь, поселение горит? – пролепетала женщина, глядя на отблески пожара, точно зачарованная.

– Умом ты тронулась, дура, – зашипел Крыгин. – Энто наша землянка горит. Сосунок все ж решился спалить нас!

– Об чем ты мелешь? – спросила Степанида.

– О том, што я те жизнь спас, овца бестолковая. – Гаврила схватил ее за связанные руки и потянул за собой. – Вишь, каке оне хорошие, кулугуры проклятые. Едва нас живьем не зажарили!

– Ты брешешь, – уперлась женщина, давая понять, что более не сделает ни шага.

– Айда, не артачься, – настаивал Крыгин. – Кулугуры што кыргызы. Для нас щас спасение одно – схорониться в лесу. Тама мы смогем отдохнуть и обкумекать, што дееть дале.

– Нет, я обратно! – твердо заявила Степанида, как бы пробуждаясь ото сна.

– Куды? – удивился Гаврила.

– Назад к людям, – сказала, как отрезала, женщина. – Ежели хошь, один, как лешак, по лесам скитайся!

– Ну уж нет. – Крыгин скинул с плеча ружье и взвел курок. – Айда со мной, последний раз говорю.

– Ба, испужался?! – Степанида усмехнулась. – Не пяль на меня бельмы рачьи. Сказала – не пойду, так и все тут!

– Ну што ж, оставайся. – Гаврила злобно ощерился и нажал на курок. – Пущай землица те будет пухом, а гора – вечным домом!

После прогрохотавшего выстрела женщина, как подкошенная, рухнула на землю, а Крыгин, матерясь и чертыхаясь, поспешил в лес.

* * *

Гаврила оказался прав, когда сказал Степаниде, что горит землянка, в которой они жили. Остаток дня после встречи с Гаврилой Тимоха посвятил вынашиванию плана злобного убийства Крыгина и его пленницы. После вечерней молитвы он распустил паству и приготовился к осуществлению своего коварного замысла.

В назначенный час Тимоха вышел на улицу. «Главное – не попасть к Гавриле в когти, – думал он, осторожно пробираясь к землянке. – Энто не казак и вообще не человек, а сам демон».

Он остановился возле своей бывшей землянки и осмотрелся. Висевшая над поселением тишина не предвещала никакой опасности.

«Аспид сам угодил в ловушку, – злорадно думал Тимоха, подпирая дверь палкой. – Мне остается токо поджечь гнездо и поддеть тварь ядовитую на кончик сабли, ежели она выползет из какой-нибудь дыры!»

Тимоха спешно обложил дверь и крышу хворостом и разом зажег его. Пламя взвилось вверх, ворвалось в землянку и со свистом заплясало в воздухе. Вдруг сквозь шипение и треск огня донесся пронзительный крик. Это люди стали выскакивать из своих ветхих жилищ на улицу. Но тут обрушилась часть крыши. Искры осыпали собравшихся у пожара людей с ног до головы. Узкие языки пламени заметались из стороны в сторону – и больше ни звука, только треск огня.

Люди расспрашивали друг друга о причине пожара. В это время с грохотом провалилась вся крыша, чуть не загорелась землянка Роговых. Люди стали пятиться от разбушевавшегося пламени. Тимоха наконец очнулся от оцепенения. Он смотрел на огонь не мигая, наверное, испытывая огромное удовольствие от страшного зрелища.

Медленно рушились горящие стены землянки, пока наконец не превратились