Семь столпов мудрости - Лоуренс Аравийский

Я мягко высказал все, что думаю о тех двоих, которым было приказано привести верблюдов после окончания перестрелки. Они оправдывались тем, что, испугавшись взрыва, животные разбежались, а потом арабы всех расхватали. Вероятно, так и было, но мои люди были крепкими ребятами и могли бы постоять за себя. Мы спросили, есть ли пострадавшие, и чей-то голос ответил, что в первой атаке на поезд был убит один на редкость лихой парень из шимтов. Эта атака была ошибкой, она возникла стихийно, без приказа; пулеметов и миномета в случае успешного взрыва было бы достаточно, чтобы покончить с турками. И я понял, что в этой потере меня упрекнуть было невозможно.

Трое получили легкие ранения. Потом один из невольников Фейсала заметил, что пропал Салем. Мы собрали всех невольников и допросили. Наконец какой-то араб сказал, что видел Салема убитым; его тело лежало за паровозом. Льюис вспомнил, что видел там тяжелораненого негра, но не знал, что он из наших. Я ничего об этом не знал и страшно рассердился, потому что половине ховейтатов это должно было быть известно, а также потому, что непосредственную ответственность за Салема нес я. По их вине я второй раз потерял друга.

Я вызвал добровольцев, готовых вернуться за телом Салема. Чуть помедлив, вызвался Зааль, а потом и двенадцать новасеров. Мы поскакали равниной к линии железной дороги. Поднявшись на предпоследний гребень, мы увидели разгромленный поезд, в котором копошились турки. Их было, наверное, человек сто пятьдесят, и наша попытка спасти Салема оказалась бы бесполезной, так как турки арабов в плен не брали. Они их просто зверски убивали, и из милосердия мы сами приканчивали наших тяжелораненых, которых иначе пришлось бы оставить беспомощными на поле сражения.

Нам пришлось отказаться от попытки унести живого или мертвого Салема, но, чтобы извлечь хоть какую-то пользу из возвращения на место события, я сказал Заалю, что было бы неплохо прокрасться по долине и забрать ранцы сержантов. Он поддержал меня, и мы двинулись вперед, но вскоре выстрелы турок заставили нас укрыться за насыпью. Место нашей стоянки было в следующей лощине, за сотней ярдов ровной поляны. Тогда один или двое самых проворных юношей, выждав время, перебежали эту поляну, чтобы забрать седельные сумы. Турки находились далеко, и было известно, что их огонь при большой дальности всегда малорезультативен. Однако к моменту нашего третьего рейда у них появились пулеметы, и вокруг нас заплясали пули, поднимавшие клубы пыли при ударе о темный кремень.

Я послал быстроногих парней забрать все легкое и самое лучшее из остававшихся на стоянке вещей и вернуться в отряд. Мы спустились по склону. На открытой местности турки могли убедиться в нашей малочисленности. Они осмелели и двинулись вперед с обоих флангов, чтобы окружить наш отряд. Зааль соскочил с верблюда, поднялся с пятью людьми на гребень кряжа, через который мы только что перевалили, и открыл по ним огонь. Он был великолепным стрелком: я видел, как он свалил двумя выстрелами с седла, на скаку, бегущую газель с расстояния в триста ярдов. Его огонь задержал турок.

Он крикнул нам, чтобы люди с грузом быстро перешли следующую лощину и удерживали ее, пока он спустится к нам. Так мы отходили с одного кряжа на другой, по всем правилам сдерживая противника, и убили тридцать или сорок турок ценой двух раненых верблюдов. Наконец, когда между нами и вторым эшелоном остались только два кряжа и мы были уверены, что легко их преодолеем, появился приближавшийся к нам одинокий всадник. Это был Льюис с пулеметом на изготовку. Он услышал перестрелку и решил узнать, не нуждаемся ли мы в помощи.

Он намного усилил нашу огневую мощь и улучшил мое настроение. Я был зол на турок, убивших Салема и гнавших нас так долго в пыли по жаре, задыхавшихся и обливавшихся потом. И мы остановились, чтобы ударить по преследователям. Но либо им показалась подозрительной наступившая у нас тишина, либо они побоялись оставаться так близко от нас, – так или иначе, мы их больше не видели. Через несколько минут мы поостыли, и нам хватило ума уехать, чтобы соединиться с остальной частью отряда.

Люди шли с очень тяжелым грузом. Среди наших девяноста пленных десять были дружески расположенными женщинами из Медины, решившими добираться до Мекки через Фейсала. У нас было двадцать два верблюда без всадников. Женщины взобрались на пять вьючных животных, а раненые – по двое на остальных верблюдов. День клонился к вечеру. Мы были изнурены, к тому же пленные выпили всю воду. Мы должны были ночью пополнить ее запас из старого колодца в Мудоваре, чтобы продержаться до Румма, который находился очень далеко.

Поскольку этот колодец был близко к станции, было крайне желательно добраться до него, а потом уйти, так чтобы турки ни о чем не догадались и не застали нас там неспособными обороняться. Мы разделились на небольшие группы и двинулись на север. Победа всегда приводила в беспорядок арабские силы, и мы были уже не рейдовым отрядом, а грузовым караваном, спотыкающимся под тяжестью награбленного добра, которого хватило бы, чтобы обеспечить на долгие годы любое арабское племя.

Мои сержанты попросили у меня по сабле – в качестве сувениров в память о первом бое с их личным участием. Проезжая вдоль колонны, я неожиданно увидел вольноотпущенников Фейсала и, к моему удивлению, на крупе верблюда за одним из них обнаружил привязанное, окровавленное тело потерявшего сознание Салема.

Я подъехал к Ферхану и спросил, где он нашел Салема. Он рассказал, что, когда разорвался первый снаряд Стокса, Салем побежал, чтобы скрыться за паровозом, и в это время в спину ему выстрелил один из турок. Пуля вошла рядом с позвоночником, но рана, сдается, была не смертельная. После захвата поезда ховейтаты сняли с него халат, кинжал, винтовку и головной убор. Его нашел Миджбиль, один из вольноотпущенников; он поднял Салема на своего верблюда и увез с собой, ничего не сказав нам об этом. Обогнавший его в пути Ферхан забрал у него Салема. Салем потом вылечился и постоянно надоедал своим ворчанием по поводу того, что его оставили на насыпи, хотя он был из моей группы и к тому же ранен. Мне не хватило твердости. Моя привычка прятаться за спиной шерифа имела целью избежать оценки меня по безжалостному арабскому стандарту с его жестокостью к иностранцам, которые носят их одежды и перенимают манеры. Не часто меня ловили на таком ненадежном щите, как слепой шериф.

Мы доехали до колодца за три часа, напились, напоили верблюдов и запаслись водой без происшествий. После этого проехали еще десять миль или около того, не опасаясь преследования, улеглись спать и уснули, а утром почувствовали себя ужасно усталыми. Прошлой ночью Стокса страшно мучила дизентерия, но сон, а также наступивший после тревожной напряженности покой улучшили его состояние. Я с ним и с Льюисом – единственные, у кого не было груза, – поехали вперед через одну за другой громадные низины, пока перед самым заходом солнца не оказались в долине Вади-Румм.