Первая мировая война. Катастрофа 1914 года - Макс Хейстингс

Французы остро сознавали, что судьба севера собственной страны и части Бельгии находится не только в их руках: критическую роль предстояло сыграть британцам и бельгийцам. С последней недели сентября, когда армия кронпринца Рупрехта еще атаковала восточную часть Франции с Аррасом, часть его формирований уже откатывалась через Бельгию, где перед ними расступалось местное население и бельгийская армия. Измученная мадам Жанна ван Блейенберг писала из Гента подруге: «Мы уже столько раз слышали грохот орудий, ты не представляешь, какой это ужас – при каждом разрыве думать, сколько человек погибло на этот раз. <…> Ваши газеты, наверное, тоже пишут о страданиях нашего народа, о том, как гибнут старики, женщины и дети, как горят целые селения и города»{921}.

30 октября британской добровольной медсестре Глэдис Уинтерботтом, направлявшейся в Вэльхейм за раненым, пришлось объезжать покалеченные тела. «У моста лежал молодой симпатичный часовой – мертвый. Мы начали перебираться на тот берег под страшным огнем… но как раз в этот момент 12 перепуганных солдат очертя голову кинулись через мост, хватаясь за перила. Их командира убили, и они спасались бегством. Раненых мы не нашли, поэтому я взяла всех 12 к себе в фиат. <…> Солдаты чуть не задушили меня в объятиях от радости. Соваться под огонь снова у меня не хватило ни сил, ни духа».

Фалькенхайн приказал стереть с лица земли досадное недоразумение в виде Антверпена. Немцев беспокоили две совершенные бельгийцами вылазки из крепости: первая во время сражения при Ле-Като, вторая – в разгар битвы на Эне, и теперь они намеревались окончательно устранить эту подспудную угрозу своим путям сообщения. Ставка Мольтке выделила на штурм города, где сосредоточивалась основная часть бельгийской армии, резервный корпус, усиленный массивной артиллерийской поддержкой. Мольтке прибыл на место лично, из последних сил надеясь восстановить погубленный авторитет. Жоффр отклонил просьбы бельгийцев о помощи, поскольку Антверпен в его большие стратегические планы не вписывался, а сам он вдали от места событий считал крепость малопригодной для обороны. Он выслал лишь горстку зуавов, территориальных частей и морской пехоты прикрывать отступление городского гарнизона вдоль побережья в глубь Франции – именно этот исход казался главнокомандующему неизбежным.

Британцы, однако, вынашивали более амбициозные планы, вкладывая в страну короля Альберта куда более глубокий символический и эмоциональный смысл. Джон Голсуорси вопрошал в Daily Mail: «Что мы можем сделать для Бельгии – для этой храбрейшей из маленьких стран, лишь из преданности союзникам попавшей под железную пяту? Для этой самой невинной из жертв устроенного Господом Армагеддона?»{922} В этом эмоциональном всплеске отразилось мнение общественности. Большая часть Бельгии, несмотря на вторжение, была еще не завоевана. Неужели Британия не в силах предотвратить полное порабощение? Многих (в том числе министров и генералов) инстинктивно привлекала перспектива сражаться поближе к дому, в пределах досягаемости Королевского флота. Появлялся шанс проводить независимые операции без вмешательства Жоффра и его соотечественников.

Сэр Джон Френч с неизменным неблагоразумием подумывал о том, чтобы перебросить все британские экспедиционные войска к Антверпену, куда он стремился с августа. Если бы его задумка осуществилась, армия почти наверняка попала бы в окружение и, возможно, была бы уничтожена до того, как ее успели бы эвакуировать. В конце концов союзники сошлись на том, что британцы передислоцируются от Эны на левый фланг, и вечером 1 октября они начали долгий отход от Шеман-де-Дам. Даже в этих обстоятельствах британцы не удержались от короткого броска на Антверпен. Отказ от идеи вести туда всю армию целиком не помешал некоторым горячим головам искать приключения.

В эти же дни, перебирая адмиралтейские архивы, гражданский служащий Норман Маклеод наткнулся на поразительный документ – довоенный стратегический меморандум, составленный Первым лордом. В 1911 году Черчилль описал столкновение между Антантой и Центральными державами, «предугадав, что французам придется занять оборону на северо-восточных рубежах и, возможно, сдать позиции под натиском немцев, наступающих через Бельгию, так что, вероятно, под ударом окажется даже Париж. Он задавался вопросом, смогут ли французы выбрать тактику выжидания, предвидел, что Британия вышлет 290 000 человек на подмогу… и на сороковой день положение изменится». Впрочем, Маклеод не долго восхищался: «Этим документом свидетельства в пользу таланта Черчилля фактически исчерпываются. Я видел планы относительно Naval Division[29], продемонстрировавшие недостатки Черчилля – мысль работает быстро, он щедр на идеи и необычайно трудолюбив, но ему не хватает стабильности и уравновешенности, он плохо работает в упряжке. Не представляю, чтобы он довел до конца какой-либо из задуманных больших планов. Он начинает один проект за другим, пугает начальников отделов суровыми карами в случае невыполнения – затем остывает, затягивает с решениями и бросает все дело».

Если принять во внимание странную задумку, которую взялся спонсировать Первый лорд, критика представляется вполне справедливой. Та самая операция Naval Division, о которой упоминает Маклеод, была типично пиратской авантюрой. Пошарив по флотским сусекам, Черчилль набрал морских пехотинцев и заштатный персонал, из которых надеялся сколотить личную армию, ухватившись за Антверпен как за шанс исполнить мечту о высадке британского десанта. С какой стороны ни взгляни, затея отдавала недальновидностью и даже безрассудством. Антверпен никак не подходил на роль плацдарма высадки, который видел в своих мечтах Черчилль; подвозить туда снабжение вверх по Шельде можно было, лишь нарушив нейтралитет Голландии. Тем не менее Первый лорд назначил себя полномочным представителем Британии осажденной крепости и выдвинул единственные незадействованные силы Британии – его Naval Division.

Бельгийскую армию, развернутую у Антверпена, теснили со всех сторон. Месяцем ранее французская газета Le Maten называла город «практически неприступным». На самом же деле с 1900 года оборонительные форты никак не модернизировались и для новейшей артиллерии представляли не более серьезную преграду, чем в Льеже. В антверпенском гарнизоне служили гренадеры Эдуард и Шарль Беры, двое из четверых отпрысков зажиточного брюссельского семейства{923}. Семь недель назад они встали под бельгийские знамена, погнавшись за славой, но, к разочарованию своему, оказались в Антверпене, где день за днем махали лопатой. Теперь их окружили немцы. Их форт на окраине города попал под плотный огонь, а затем один из снарядов угодил в артиллерийский погреб, вызвав мощный взрыв. Эдуард Бер писал в дневнике:

«Нам потребовалось все наше мужество. Какое жуткое зрелище! Тела без голов и лиц, оторванные конечности, развороченные грудные клетки… Уши закладывает от стонов и воплей. Большинство тел без бирок, так что никого не опознать. 37 тел, четверо выживших раненых, двое из них – тяжелые. Санитары с носилками отказались подходить, поэтому наш комендант вызвал добровольцев отнести двух самых тяжелораненых на ферму. Вышли мы с Шарлем и двое других. Комендант пожал нам руку и сказал: “Удачи, ребята!” Когда мы пересекали открытый участок, вокруг падали снаряды, иногда совсем близко. Раненый жутко стонал на каждом шагу, и через каждые шагов двадцать приходилось останавливаться, потому что одеяло, на котором мы его несли, выскальзывало из перемазанных в грязи пальцев»{924}.

Оказавшись в конце концов на основных позициях, они сгрузили свою ношу и стали пробираться обратно в форт, где их радостно встретили товарищи, не чаявшие увидеть их живыми.

Официально осада почти 100-километровой (по периметру) антверпенской крепости началась 28 сентября, хотя дорога на запад, проходившая вдоль голландско-бельгийской границы, оставалась свободной. Большие участки земли вокруг города были затоплены, чтобы затруднить продвижение врага, однако в результате и сами защитники лишились возможности окапываться на подступах к фортам. К вечеру среды 30 сентября обстрелы стали непрерывными. Эдуард Бер писал: «Зрелище пугающее: что впереди, что позади вспышки разрывов; на севере, юге и западе сплошные сполохи. Весь центр селения Вавр-Сент-Катерин пылает, словно факел, вместе с колокольней». На следующее утро его часть покинула позиции, уходя от обстрела, однако вечером, воспользовавшись густым туманом, заняла их снова. Несколько дней спустя Бер записывал: «Третья ночь без отдыха. <…> Еще четверо погибли под сегодняшним обстрелом, доведя число убитых в этой траншее до 20. <…> Как же выводит из себя бессилие! Видеть, как рядом падают замертво и получают ранения твои товарищи, и не иметь возможности отомстить! Слышать стрекот пулеметов, лишающий нас возможности погибнуть в честном бою! Эти бесконечные обстрелы вынимают всю душу»{925}.