Адвокат. Судья. Вор (сборник) - Андрей Константинов

Находившиеся на излечении зеки, конечно, моментально узнали, что за новый пациент к ним пожаловал, Юрия Александровича встретили с большим почтением и радушием. Старик за проявленное к нему внимание поблагодарил всех сидельцев (точнее, «лежальцев»), но особо близко знакомиться ни с кем из обывателей запираемой снаружи палаты не стал: Михеев не сомневался, что Колбасов обязательно сунет ему под бок агента-наседку, а то и двух. Вычислять же кумовских у Барона времени не было.

В первый же вечер Володя Колбасов принес Юрию Александровичу толстенную годовую подшивку «Ведомостей», и старик начал ее внимательно просматривать. Со стороны это выглядело довольно странно – большинство материалов Барон просто окидывал взглядом и лишь изредка задерживался на какой-нибудь статье. Никаких пометок на полях или в тексте Михеев не делал, ногтем ничего не подчеркивал и ни с кем из палаты прочитанное не обсуждал. Временами он устало прикрывал глаза и о чем-то думал, еле заметно шевеля губами, словно разговаривал сам с собой… Колбасов, которому о поведении старика, естественно, докладывали, начал склоняться к мысли, что Барон просто немного поплыл мозгами, потому что никакого иного логического объяснения странным действиям вора не было…

Между тем на самом деле голова у Юрия Александровича функционировала абсолютно нормально. Барон действительно вел поиск, но искал он не информацию и не послание, он искал человека… Поняв еще в «Крестах», что единственным шансом спасти Ирину от охотников за «Эгиной» может стать только предание всей этой темной истории гласности, старик искал журналиста, которому можно было бы попытаться довериться. Барон понимал, что пресс-конференцию ему устроить, естественно, не дадут, но встречу с одним-единственным журналистом организовать могут запросто, если толковую легенду придумать, если обосновать необходимость этой встречи грамотно…

Легенду старик уже вчерне продумал – что-нибудь насчет того, что, мол, перед скорой смертью есть желание в прессе свой портрет увидеть, перед людьми о жизни своей исповедоваться… Мусора если и удивятся странной просьбе, то вряд ли все-таки всерьез насторожатся – они никогда не поверят, что Барон решится доверить свою тайну незнакомому человеку, тем более журналисту, и спишут все на стариковские заскоки и тщеславие… Они знают, что Михеев – вор старой формации, таким раньше и газеты-то в руки брать впадло было, не то что с журналистами секретничать… Конечно, в придуманном Юрием Александровичем плане определенный риск был… Но что делать утопающему, если рядом только соломинка плавает, а бревна, как назло, нет…

Барон действительно никогда раньше не общался с представителями прессы и поэтому знал, что, кого бы из газетчиков он ни выбрал для записи своего «интервью», «красноперые» не найдут никаких связей между старым вором и журналистом. А в том, что эти связи будут искать, Юрий Александрович не сомневался…

Сложнее было другое: старик не знал, кому из пишущей братии можно довериться. Вот и листал он газеты, пытаясь угадать, вычислить нужного ему человека через то, что и как этот человек писал. В конце концов, люди показывают себя конкретными делами, а конкретное дело для журналиста – это написанные им статьи, в них и проявляются все его качества: умный он или глупый, ленивый или трудяга, рисковый или трус…

Фактически старый вор пытался выстраивать психологические портреты газетчиков по их материалам, и работа эта высасывала из Юрия Александровича последние силы… Столкнувшись на газетных полосах с десятками имен репортеров, обозревателей и корреспондентов, Барон понял, что захлебнется в возможных кандидатурах, если не сузит для себя предельно круг поисков. Во-первых, старик сразу решил, что не стоит обращать внимания на женские имена и фамилии. Конечно, бабы в каком-то смысле тоже люди, и порой они толковее, смелее и порядочнее иных мужиков бывают… Но все-таки была у женщин одна общая отличительная особенность, о которой Юрий Александрович прекрасно знал: любая представительница слабого пола способна на абсолютно нелогичный, глупый, необъяснимый поступок, продиктованный исключительно сиюминутными эмоциями, и, что самое неприятное, никто не может предсказать, когда именно эти эмоции возникнут, даже сама женщина… К тому же старик считал, что нормальная женщина все-таки существо слабое. Что же касается специфической категории, именуемой мужиками в юбках, то Барон полагал так: эти бой-бабы просто не вполне психически нормальные люди, у которых полно врожденных или благоприобретенных комплексов и отклонений; позволить же себе роскошь довериться не совсем адекватному человеку Юрий Александрович никак не мог… А на нормальную (то есть все-таки слабую) женщину навешивать груз столь тяжких знаний было бы просто нерационально…

Следующей категорией журналистов, которых не стоило брать в расчет с точки зрения Барона, стали спортивные репортеры. Старик считал, что «спортсмены» слишком погружены в свою сферу и все остальное интересует их во вторую и третью очередь. После недолгих размышлений Юрий Александрович добавил к «спортсменам» литературных и театральных критиков, обозревателей, связанных с различными аспектами культуры, – в этой группе, кстати говоря, преобладали как раз женщины…

Материалы по экономическим проблемам Барону было трудно оценить, он путался в терминологии, всякие «лизинги», «бартеры» и «фьючерсы» нагоняли на старика тоску, возникавшее от просмотра этих статей раздражение мешало составлять психологический портрет авторов. Все они почему-то представлялись Михееву на одно лицо – очкастые, толстые, самодовольные умники, этакие «интеллигенты в малиновых кофтах».

Статьи политического характера были более понятны, но и они не могли помочь старику решить поставленную задачу – слишком уж много откровенной оголтелости содержалось в материалах «демократической» прессы, а другой-то в Питере практически и не осталось… Те же из журналистов, кто не впал окончательно в обличительный транс, напоминали осторожных крестьян, не спешащих откровенно высказывать свои мнения, притаившихся в ожидании – чья возьмет? Ну и, кроме того, Барон достаточно долго жил на белом свете, чтобы хорошо осознавать старую истину: политика – дело безусловно грязное и гнусное, и брызги, летящие от всего этого дерьма, неизбежно задевали и тех, кто кантовался где-то рядом… Журналистов от политики Юрий Александрович поделил на малахольных и откровенно продажных – ни те, ни другие ему, естественно, не подходили…

С гораздо бо́льшим вниманием старик просматривал репортажи из горячих точек, коих много появилось на территории развалившегося Союза. Чувствовалось, что большинство корреспондентов, командированных на Кавказ и в Приднестровье, люди рисковые и азартные, и о них стоило подумать всерьез… К тому же журналистов, постоянно писавших непосредственно с мест событий, было не так уж много. Исключив женщин, Барон насчитал всего с пяток мужиков… Но как угадать, окажутся ли они в городе в тот момент, когда нужно будет назвать Колбасову конкретную фамилию? Вдруг именно тогда их снова пошлют в эти горячие точки? А старику нужно было бить наверняка – называть только одно имя и настаивать именно на нем…

Оставалась, по сути дела, только одна группа журналистов, на которой Юрий Александрович и сосредоточился, – криминальные репортеры и те, кто вел независимые расследования разных темных историй, а загадок (больших и малых) в Питере хватало… Кстати, как правило, расследователи были одновременно и репортерами криминальной хроники, видимо, потому, что почти все питерские тайны попахивали откровенной уголовщиной… Хотя чему тут удивляться, если прямо из правительства сразу после «демократической революции» громко крикнули в народ: обогащайтесь! А потом добавили тихо и не для всех: любым путем…

На криминальщиках Барон сконцентрировался еще и оттого, что писали они о вещах, хорошо старику знакомых и понятных. Следовательно, именно в этой области журналистики Юрию Александровичу было наиболее просто просечь фишку, то есть понять, что за человек стоит за газетными строчками…

Увы, результаты проводимого стариком анализа поначалу повергли его в уныние – из статей большинства криминальщиков откровенно торчали мусорские или комитетские уши; возможно, сами журналисты и верили искренне в то, что писали, но Барону читать их творения было бы, наверное, просто смешно, если бы не стоявшая перед ним цель – найти щелку в мешке, куда его засунули. А в такой ситуации не до смеху… Реже попадались материалы, за которыми мерещились Юрию Александровичу тени серьезных деловых людей вроде Антибиотика или Амбера, авторы таких творений бесстрашно критиковали милицию и прокуратуру, но по очень узким и вполне конкретным вопросам… Старик, усмехнувшись, подумал о том, что идея-то вполне здоровая: иногда журналист может сделать больше, чем хороший адвокат, если вовремя погонит волну в нужном направлении…